Хранительница. Памятью проклятые (СИ) - Страница 11

Меня никогда не стали бы презирать за человеческое прошлое, только за слабость.

К концу дня, полная под завязочку впечатлениями, увлеченная более приятными мыслями, я счастливо забыла и о несуществующующей Таисии Карбековне, и обо всех своих тревогах, связанных с этой мифической персоной.

И это было даже не странно. Сметенные новыми, более сильными эмоциями, мои переживания потускнели, отошли на второй план, затерялись среди более важных на данный момент вещей. Странно было другое: Таисию Карбековну я забыла навсегда. Она просто ушла из моей памяти и уже не вернулась.

Конечно, проснувшись на следующий день после прогулки с Кристиной я еще испытывала странную тревогу, беспокоилась из-за чего-то… но уже не помнила из-за чего. А потом исчезло и беспокойство.

Я вернулась к тому, с чего и начала этот год: к зубрежке, готовке и умиротворяющим прогулкам.

ну я же говорила, что сюжет для истории замечательный…:3

Светочка была доброй, Светочка была милой, Светочка очень любила своего сына — десятилетнего и крайне самостоятельного Павла, ради которого была готова на все. А еще Светочка любила свою работу, и это было даже не удивительно, все же не каждому может повезти устроиться аналитиком в крупную фирму, на должность, которую и по знакомству-то не всякий сможет получить. За такую работу и зарплату стоит держаться.

И, конечно же, Светочка любила меня, потому что только я соглашалась забирать мужчину всей ее жизни из школы, когда Свете приходилось задержаться на работе. Родители ее давно умерли, муж ушел к другой и сыном совершенно не интересовался, подруг почти не было, зато была я.

Не так давно переехавшая, очень умненькая и ответственная девочка Леся, у которой с Павлом сразу все заладилось. Да и как бы могло случиться иначе?

Я же хранительница. Пусть и нечисть, но светлая, к тому же человеческий запах из меня еще не полностью выветрился, а нас таких всегда очень любили животные и дети.

Вот и этим неожиданно прохладным весенним денечком, когда от жизни не ждешь ничего плохого, я была озадачена почетной миссией. Света позвонила в обед, минут десять подводила к главному, стесняясь просить меня об очередной услуге — все ж таки только вчера я Павла забирала, и со мной еще не расплатились: привычную шоколадку и искреннее «Чтобы я без тебя делала?» должны были вручить мне сегодня вечером. Теперь уже в двойном размере.

А мне предстояла пятнадцатиминутная прогулка до школы, в которой учился Павел. Престижной, чертовски дорогой школы с языковым уклоном. Светочка могла себе это позволить, хоть ей и приходилось работать с утра и до вечера, потому что у Павла должно было быть все только самое лучшее, включая образование. Я была с ней согласна, восхищалась ее стойкостью и просто не могла отказать в такой незначительной просьбе.

Если бы я только знала, кого там встречу, послала бы Глеба, не раздумывая. У него тоже неплохо получалось находить общий язык с детьми. Вот только прорицательницей я не была, а потому натянула свою любимую ветровку и бесстрашно отправилась в путь.

Солнышко грело, птички пели, резкие порывы холодного ветра пробирали до костей. В целом, это был обычный, ничем не примечательный весенний день, из ряда тех дней, когда на солнце хочется раздеться до нижнего белья, а в тени приходят мысли о шубе.

До школы я добралась быстро, уже привычно сунула паспорт в руки охранника — высокого, бритого мужика с рожей неперевоспитуемого бандита. Самое невероятное заключалось, пожалуй, в том, что этот жутковатый на первый взгляд тип увлекался лепкой из глины и по выходным с удовольствием помогал в местном собачьем приюте.

Это был как раз тот случай, когда ужасный снаружи, но прекрасный внутри. Чего нельзя было сказать о классной руководительнице Павла. Мелкая, тонкая, я бы даже сказала, утонченная, очень красивая и такая же ядовитая, Лариса Сергеевна была решительно невыносимой особой. Более раздражительного и неприятного человека я еще не видела.

Получив паспорт обратно, я успела сделать несколько шагов в сторону лестницы, ведущей в младший блок, когда раздался звонок с урока.

Первый этаж тут же из тихого и безлюдного места превратился в детский ад. Конец учебного дня вдохнул в тощие подростковые тела столько силы, что мне даже не по себе стало. Первыми, что и неудивительно, к выходу бросились старшеклассники. Высокие, худые, веселые, они обступили меня со всех сторон, заставляя замереть на месте.

Невысокая, в несерьезной ветровке, с легкомысленным хвостиком, перехваченным яркой желтой резинкой, я была похожа на восьмиклашку и чувствовала себя как восьмиклашка — беззащитный малек, выброшенный во враждебную среду обитания.

Я хотела просто переждать эту волну, маленькими шажками продвигаясь к колонне. Рядом с ней мне было бы куда спокойнее. Я была уверена, что вот сейчас этот оглушающий поток подросткового энтузиазма схлынет, и я смогу в тишине и покое дождаться Пашеньку. Он, как мальчик самостоятельный, предпочитал, что бы его ждали внизу, не поднимаясь на третий этаж в его класс и не помогая ему собраться. Сам, все сам.

Рука, ухватившая меня за капюшон, оказалась неприятной неожиданностью.

— Почему я должен тебя искать? — я расслышала сквозь крики и смех этот низкий, печально знакомый голос. Все звуки словно бы отдалились, снизили громкость, слились в невнятный фоновый шум, который заглушил отчетливо прозвучал недовольный вопрос.

Я невольно застыла, не веря в то, что это могло произойти со мной.

— Пошли, — меня дернули за капюшон, поворачивая в сторону двери. Если бы он только подумал посмотреть мне в лицо, убедиться, что поймал именно ту жертву (а я совершенно не сомневалась, что пришел он не за мной)… Но нет, самоуверенный идиот по каким-то приметам определил во мне другого человека и уверенно потащил прочь из школы.

Я послушно шла, сначала просто не зная, что делать, а потом уже со злорадным нетерпением ожидая, когда до него дойдет, что поймал не ту.

У меня было еще минут десять, максимум пятнадцать до того, как Павел спустится на первый этаж, я могла себе позволить немного развлечься.

Мы вышли из школы и уверенно спустились по ступеням, прошли двор, приближаясь к воротам и припаркованной рядом с ними машине. Кто-то самым наглым образом нарушал правила, и этот кто-то стоял за спиной, держал меня за капюшон и толкал вперед, к припаркованной в запрещенном месте иномарке.

На меня упрямо не обращали внимания, не допуская даже мысли о том, что обознались, и это переставало казаться забавным. У меня там Пашка, скорее всего, уже почти собрался, мне ребенка надо забирать, а не с этим вот неприятным типом гулять.

— А в машину вы меня тоже не глядя закинете? — я очень старалась сдержаться, но вопрос все равно прозвучал крайне ехидно. — Влад Александрович?

Он замер, словно не веря своим ушам, и резко, рывком развернул меня к себе. Отпустил капюшон, но очень крепко вцепился в мое плечо, обжигая недобрым взглядом.

— Ты, — это было сказано очень спокойно, почти равнодушно. Словно он и не был удивлен, увидев меня. И, наверное, я бы даже поверила, что так оно и есть, если бы не знала, как дернулся мой капюшон, когда он вздрогнул.

— Я, — подтвердила радостно, — а теперь, раз уж мы выяснили, что это я, может быть, отпустите? Мне ребенка нужно забрать из школы.

— У тебя нет детей, — хмуро заметил Влад — наша опора, наша защита и отрада, наш городовой… Та еще скотина, на самом деле.

— А никто и не говорил, что ребенок мой, но забрать его должна я.

После недолгой заминки он кивнул:

— Пойдем, — и меня потащили обратно в школу, крепко сжимая пальцы на моем плече.

Не знаю, как мы смотрелись со стороны: высокий, такой солидный дядечка в костюме, весь из себя важный, брюнетистый, с каменной рожей и полыхающим взглядом серых глаз… и я, мелкая, растрепанная, в съехавшей и перекрутившейся ветровке — оборачивались на нас все.