Хранитель ключа - Страница 5

– К себе идешь? – спросил Игорь, хотя, безусловно, знал ответ и на этот вопрос.

– Ага. Собрать вещи.

– Все-таки уходишь? Жаль, мне будет тебя не хватать.

– Не я ухожу, меня уходят.

– Не говори глупостей! Если бы ты не хотела уходить, сейчас бы стало все. Где-то в шестерни бы попала стружка, где-то кто-то насыпал бы в масло пыли. Почему этого не произошло? Или, может быть, завод рассыплется в прах, как только ты выйдешь за ворота? Может, мне самому следует паковать вещи?

– Не стоит… Я действительно ухожу по доброй воле. Вслед за колесами…

– Почему?..

– Я долго жила на заводе и не замечала, как за стенами лето сменяет осень. Или весну? Видишь, я уже сама путаюсь. Дни, годы. Здесь – всё не так, все – не те… А может быть, устала от одиночества. Игорь, мне четверть века, наверное, правда пора замуж. Разве ты позовешь… и…

Ольга грустно улыбнулась последней фразе, словно шутке, но Мастер остался серьезным, отвернулся, покачал головой. Пробормотал:

– Нельзя…

Внезапно Ольга остановилась, вспомнила что-то.

– Мне нужна твоя помощь… У тебя ведь есть резцы, сверла, заготовки?..

– Смешной вопрос.

Мужчина вдруг нырнул в совершенно темный боковой проход, загремел ключами, открыл дверку, зажег тусклую в десять свечей лампу. Свет озарил маленькую каморку, забитую заготовками, инструментами, приспособлениями. Игорь пнул ногой лежащую на земле болванку:

– Гляди, эта пойдет?

– Самое оно! – кивнула Ольга. – Еще бы мне инструмент: обычный набор, резцы проходной, отрезной, резьбовой… Сверла…

– Какой диаметр сверл?

– Какие тебе не жалко.

Игорь ухмыльнулся:

– Я не узнаю тебя… Но для тебя не жалко ничего – возьми лучшие. Зачем это тебе? Расскажешь?..

– Одно дело осталось недоделанным…

На заводе имелся довольно странный токарный станок. Имелись штифты, на которых когда-то крепилась табличка с наименованием, ныне сорванная. Ольга думала, что сделано это было не из хулиганства, а из нежелания позориться. Подобные станки производились на одной немецкой фирме, стоили баснословно дорого, но надо признать, цена была обоснованна. Оригинальный станок был прямо-таки напичкан коммерческими тайнами, загадками и просто хитростями. Отечественные конструкторы некоторые секреты не то не заметили, не то просто проигнорировали. В результате безымянный токарный станок работал, но как-то странно, словно не обращая внимания на токаря. Самопроизвольно переключал скорости, набирал обороты, врубал фрикцион, менял резцы. Определить заранее, что именно изготовит станок, не представлялось возможным. В цехе постоянно не хватало болтов, подшипников, и слесаря на ремонтируемые станки запчасти снимали с агрегатов списанных, брошенных, да и просто ненужных. Но непонятный станок не трогали – бытовала легенда, что снятые с него детали будут заражены этой хаотической болезнью, и станок, на который они будут поставлены, тоже начнет выделывать фортели… Ольга слыла слесарем замечательным. Раз она без чертежей разобрала и собрала хитрый английский винторез. Но за этот станок никогда не бралась. Сперва издали, чтоб не стоять над душой, смотрела, как возятся другие. После просто подходила, рукой проводила по станине, словно гладила какого-то металлического зверя. Себе давала зарок, что обязательно изучит повадки неуправляемого станка, выдрессирует его, но все откладывала, как иной гурман оставляет самое вкусное блюдо на конец обеда. И вот внезапно настал день, когда откладывать стало некуда.

У станка они остановились. Всю дорогу через цех Игорь нес заготовку и инструменты, будто даже не чувствуя их веса. Но около станка роли поменялись: Ольга принялась зажимать заготовку, устанавливать резцы, сверла…

– Управляющие кулачки проверять будешь? – спросил Игорь, когда все было будто готово.

Ольга покачала головой.

– Я так и думал… Включаем?

– Включаем.

Засвистели ремни, загрохотали шестерни. Ольга не прикасалась к рычагам и маховикам – станок был автоматическим. Полетела первая стружка.

– Что ты собралась выточить? – спросил Игорь. – На этом станке еще никто не выточил что хотел.

Ольга пожала плечами, она знала это. Станок всегда изготавливал не ту деталь, которую от него хотели. Порой мог сделать партию одинаковых никому не нужных железяк, а иногда выдавал на одной настройке из десяти заготовок десять различных фитюлек. Девушка решила рискнуть и проверить одну догадку, а скорее просто подумала: пусть будет то, что необходимо. И станок загудел…

– Что удивительного ты видишь?..

Игорь пожал плечами.

– Его пытались отремонтировать, но никто не пытался понять…

– А ты?..

– И я не понимаю пока. Как так выходит: станок, изготовленный из металла, лишенный глаз, не ломает резцы. Смотри: он замедляет подачу перед торцом, уводит инструмент по свободному пути… Как он это делает?

– Зачем он это делает? В этом есть смысл, но какой?

На минуту заработал резьбовой резец. Прорезал коротенькую нитку, всего витков в пять. После станок просверлил отверстие. Затем вдруг отключился шпиндель. Игорь успел подумать: вот и все. Но нет. Мертво застопорив шпиндель, станок стал двигать вперед-назад суппорт, пробивая в детали пазы. Снова включился фрикцион, на нужное место стал отрезной резец. Через несколько секунд в лоток полетела готовая деталь. Ее, еще теплую, Ольга взяла в руки. Это было нечто среднее между штоком, штопором и фланцем.

– Что это? – спросил Игорь.

– Откуда мне знать. Какая-то важная деталь – но, к чему она подходит, я пока не знаю. Смысл есть, но он не тут, не на этом заводе. Я не знаю станка, к которому бы подошел этот предмет.

Изготовленная деталь весила немного – может с четверть фунта, и заняла свое место в рюкзаке девушки.

Ольга покинула завод.

Сделала это на борту бандюковского бронепоезда. С крыши цеха состав взглядом провожал Игорь – как он попал туда, было непонятно. Всем было известно, что специальной лестницы на крышу не имелось. Бронепоезд перегонял старый опытный машинист вместе с двумя молодыми кочегарами. В отсеках у орудий скучала обслуга, навербованная приморскими бандитами прямиком с какого-то миноносца. По отношению к даме, да и к прочим все вели себя крайне пристойно… Не пили сивуху, не играли в карты, даже на интерес. Было понятно – среди бандитов имеются люди серьезные. Когда от города отъехали верст на десять, послышался рев гудка скобелевского завода бронепоездов. Он как раз будил рабочих, извещая их о начале нового трудового дня. Говорят, в хорошую погоду да при соответствующем ветре этот звук можно было расслышать за сорок верст от завода. А у птиц, пролетающих рядом с гудком, разрывалось сердце. Но сейчас, уже на расстоянии десяти верст, да еще за шумом бронепоезда гудок слышался словно плач, стон.

Кому-то могло показаться, что завод оплакивает уход своего лучшего механика…

Но Ольга так не считала.

Если вдуматься, в обезлюдевшей деревне нет ничего странного. Всякое случается: молодежь тянется в города. Сначала в ближайший, потом побольше. Самые удачливые умирают в столицах. Старики и неудачники доживают век самостоятельно в деревнях. И наступает день, когда последний, похоронив предпоследнего, умирает в своей постели или падает лицом меж недополотых грядок капусты. Или вот бывает, положим: живет народ, никто его не трогает. Или почти никто. И соответственно он никого не беспокоит. Но приходит время, и что-то меняется, появляется на ровном месте. Не то шило в заднице, не то бес в ребро, не то луч из космоса лупит в голову. Или же напротив – в ту же голову бьет иное, довольно приземленное вещество. И народ срывается с места, закладывает детей и жен, рубит лодки, из домов переселяется в повозки, уезжает.

В своих поисках места потише старик уже миновал много брошенных деревень. Попадались ему и вовсе старые, такие, где деревья прорастали прямо в избах, выбрасывали ветки в окна. Там тоже никого не было – жители ушли давно, неведомо куда, даже выкопав с местного жальника кости своих предков. Были и другие, где жители помирали от болезней, эпидемий. Самым странным было село, где все обитатели скончались в один момент: умерли младенцы в люльках, рука, качающая колыбель, повисла как плеть. Кто-то заснул вечным сном, запрягая лошадь. Сама кобыла полегла рядом. По улицам той деревни старик прошел почти безбоязненно: что бы их ни убило, того уже не было. Но задерживаться в деревне все же не стал: что случилось раз, может произойти вновь.