Хранитель ключа - Страница 13

– …Этот человек – чудь, не то карел, не то финн, – пыхтел пленный про Лехто. – Его все боятся! Даже Афанасий, командир-то наш. И я боюсь его сильней, чем Афанасия. Афанасий-то что? Пошумит, посулит зуботычин да расстрелов, но к утру все забудет. А этот не говорит ничего, сразу бьет! Рукой махнет – человек отлетит через площадь или вот заживо загорится ярким пламенем!

Когда пленный выговорился, долго сидели молча. Каждый думал о своем. Солдат притих, сдерживая дыхание, пытался выглядеть кротким, незаметным. Но через пару минут молчания не выдержал:

– Ну так как… – начал осторожно и замолк.

Аристархов задумчиво махнул рукой:

– Можешь быть свободен. Скажешь, что я распорядился тебя накормить.

Когда пленный ушел, снова молчали. Аристархов все так задумчиво смотрел куда-то в угол. Клим поднялся и прошелся по избе, остановился у окна. Проговорил:

– Надо распорядиться все же пустить его в расход.

– С каких это делов? – опешил Евгений.

– Ну он же бандит! Его, вероятно, есть за что расстрелять.

– Вероятно, расстрелять всех есть за что. Меня за происхождение, за мои погоны. Вас – за то, что сегодня утром бежали с поля боя.

Это был удар ниже пояса – Чугункин ожидал, что утренний бой забыт. Хотя Клим и подготовил довод, к данному времени он за ненадобностью забылся. Пришлось быстро вспоминать его:

– Но бежали все!

– Бежали все! Но после команды! И, кроме вас, почти все бежали в нужную сторону!

Комиссар молчал, подбирая нужный довод, но Аристархов махнул рукой:

– Лучше скажите, что будем писать в рапорте об операции. Почему ушел неприятель?

– Ну, что-нибудь придумаем, – пожал плечами комиссар. – Скажем, что не успели полностью окружить, и противник выскользнул в щель.

– Я этого не подпишу.

– Отчего?

– Оттого, что это ложь. Скажите, вы что, государство рабочих и крестьян тоже на лжи строить будете?

Комиссар было потянулся к револьверу, но вспомнил – комбат выхватывает свой кольт гораздо быстрей и стреляет лучше. По событиям нынешнего дня он мог запросто пристрелить комиссара дважды, заявив, что последним овладели демоны. И целый батальон подтвердит: да, в этот день происходило непонятно что. Климу приходилось искать иные пути.

– А что писать-то?

– Правду, – отрезал Аристархов. – Что же еще?

– Да после нее нас за умалишенных примут!

– Пусть меня лучше примут за умалишенного, нежели за преступника, который упускает бандитскую сотню…

Аристархов оказался верен своему слову: написал такой доклад, от которого кто-то смеялся, кто-то крутил пальцем у виска. Рапорт Евгения, сочиненный к тому же хорошим, грамотным языком, переписывали и давали читать друзьям, разумеется под строгой тайной. Конечно же, и комбата, и комиссара взяли на карандаш, начали расследование. Однако все свидетели-красноармейцы или ничего не видели, или подтверждали показания. Единственный пленный также подтверждал слова Аристархова, от себя добавляя, что он ныне сознательный красноармеец, а вот раньше попал под колдовство этого самого не то финна, не то карела. К слову сказать, вчерашний пленный вел себя тише воды ниже травы, политзанятия посещал…

Были бы Клим да Евгений преступниками, разговор был бы с ними коротким. А так, что с убогих взять? До особого решения и комбата, и комиссара отстранили от службы. Батальон получил новых командиров. Казалось, на их карьере можно было поставить крест.

Вскорости Чугункину доверили партийную ячейку на местном заводишке, Аристархов пристроился инструктором физкультуры в местном пехотном училище.

В училище Аристархов друзей не нажил, но в дежурства старался заступать вместе с пулеметным инструктором. Тот хоть и был известным отшельником, Евгения не избегал. Сидели обычно вдвоем, но каждый сам по себе. Пили водку без закуски, без тостов и даже вразнобой. Оба старались не смотреть друг другу в глаза. Инструктор любопытных взглядов не любил оттого, что лицо его было исполосовано жестокими сабельными шрамами, не хватало уха, трех пальцев и глаза. Это была странная пара, не менее странным было место их прогулок. Маленький дворик здания, в котором размещалось пехотное училище, с трех сторон был огражден высокими стенами. Каждый день в дворике дул ветер. Может быть, дело было в улочках этого городка – в любую погоду они разворачивали ветер в пространство между корпусами училища. Потому в дворик народ обычно не собирался. Наоборот, все обходили его стороной или старались миновать быстрей, подымая воротник. Уже неизвестно, зачем тянуло во двор инструктора пулеметного дела… А Евгению этот бесконечный ветер отчего-то был симпатичен.

После занятий Евгений обычно возвращался в свою комнатенку и, не имея иных дел, засыпал. Снился ему всегда один и тот же сон: стройная фигура, одетая во все черное.

Во сне Евгений ей улыбался…

В смутное время и деньги были смутные. Ассигнации с орлом двуглавым, коронованным, керенки опять же с орлом, но уже без короны. Деньги советские снова с орлом, но под свастикой. Норовили расплатиться даже билетами военного займа, теми самыми: под пять и одну вторую процента… Хозяин придорожного трактира не оставался в долгу – в его заведении кормили отвратно. Мясо было подгорелым, пиво разбавляли нещадно. В общем, не еда, а сплошное расстройство желудка. И народец здесь обращался не самый изысканный. Руки перед трапезой не мыли, ели быстро, не обращая внимания на правила приличия. Ввиду того, что часто обедали здесь в первый и последний раз, посетители старались удалиться по-английски. Не прощаясь и не расплачиваясь. Но было еще это бедой небольшой – за последние два месяца трактир три раза поджигали, в основном неудачно, но один сарай все же сгорел. Неизвестно отчего владелец не бросал свое занятие вовсе. Наверное, думал, что хуже быть просто не может и не сегодня завтра дела пойдут лучше. Но приходил новый день и снова удивлял неприятно. Хозяин подсчитывал убытки, мечтал о небьющейся посуде и мебели, которую невозможно поломать.

Пятница вроде была спокойной. Означало это, что клиентов было немного. Возле окна, опершись на бутылку пива, сидел человек уже не первой молодости, но не седой. Свой стол, рассчитанный на шесть персон, он узурпировал безапелляционно: на части помещалась его недоеденная трапеза и недопитое пиво, на остальной столешнице валялась шляпа и безобразным горбом возвышался видавший виды макинтош. В обеденном зале было предостаточно места. Но ясно было с полувзгляда – даже если трактир набьется под завязку, этот человек все равно не уберет ни плащ, ни шляпу и будет заканчивать трапезу чинно и в одиночестве. Ближе к кухне спешно поглощала свой обед девушка. Казалось, все нормально. Эти шуметь не будут, вероятно, расплатятся по счету. Возможно, некоторые проблемы могли возникнуть с мужчиной. Но владелец трактира уже был ученым и отлично знал, когда и до какой степени настаивать и где отступиться.

…Но такие уж времена – беда явилась без предупреждения. На большой дороге загрохотал перестук конских копыт. Трактирщик затаил дыхание: а вдруг обойдется? Но нет – конные остановились, спешились. Хлопнула дверь, открытая ногой. Зашли четверо, щедро теряя грязь со своих сапог. По трактиру прошли грозно, шумно, словно не жаль им было этой тишины, а также пола, помытого женой трактирщика только вот этим утром. Гости не подошли к мужчине. Лишь посмотрели на него зло и сурово. Тот почувствовал, но не стал прятать глаза, а сам холодно взглянул на входящих. Те не выдержали, отвернулись. Мужчина снова занялся прерванным обедом. Дольше и совсем иначе смотрели на девушку, но пока оставили ее в покое. Выбрали столик в самом центре зала. Расселись каждый у своего края стола, так, чтоб видеть весь трактир.

– Хозяин! Выпить и закусить! И не боись, не жлобься, расплатимся!

Трактирщик стал метать на стол. Делал это не шибко весело, отлично понимая, что обещание расплатиться – не более чем красивое слово, не имеющее с реальностью ничего общего. «Конечно, – думал трактирщик, – можно их напоить вдрабадан, а потом обобрать». Но, во-первых, может статься, что у них столько финансов не имеется, и драбадан так просто не окупится. Во-вторых, придя в себя, гости могут начать права качать. Но этого можно было избежать, устранив гостей. «А что, дело житейское – времена нынче неспокойные… Этих уж точно никто искать не кинется. Позвать кого-то на помощь? – рассуждал трактирщик. – Так ведь потом с помощниками не расплатишься. А это ведь стреляные ребятки: расселись так, что врасплох не захватишь. Кого ни попадя звать нельзя. Как будет времени за полночь, надо будет сыпануть им в пиво яду да закопать рядом с предыдущими. Дорог нынче яд, да что поделать… Нет, определенно, сплошные убытки». Размышляя так, трактирщик, тем не менее, накрывал на стол. Под видом водки в запотевшем штофе подали очищенный самогон. К нему – квашеную капусту, затем на первое – щи со сметаной и чесноком, на второе – кашу с тушеным мясом.