Храм Саламандры - Страница 53

Помочь отыскать сыну Паландара его девчонку – этого могло оказаться мало. Сегодня случай подбросил Скампаде целую охапку ценных сведений, но воспользоваться ими не выдав себя ему пока не представлялось возможным.

Неизбежно возникал вопрос – откуда взялись эти сведения, – на который у Скампады пока не было подходящего ответа.

Наконец Скампада вспомнил, что через несколько дней, в первое полнолуние последнего месяца лета, на Оранжевом алтаре состоится ежегодный праздник в честь великой богини Мороб. Сын первого министра и прежде бывал на этом празднике – красивый, торжественный ритуал был впечатляющим зрелищем, на которое съезжались люди со всего острова. В последний раз он приезжал на праздник три года назад и видел то, что утаил от Ромбара.

Ритуальный танец исполняла черная жрица храма. Ее волосы прикрывала золотая сетка, ее лицо было густо загримировано и расписано священными знаками, но он узнал ее – по глазам, огромным и глубоко-синим, по взгляду, пристально-твердому, как у соколенка. Вторых таких глаз не было на Келаде, в этом Скампада был уверен. Если она все еще там, то, конечно, она снова выйдет танцевать перед богиней.

Подумав, что можно будет и полюбоваться ритуалом, и получить сведения, которые помогут смягчить неприязнь сына Паландара, Скампада решил задержаться на Оранжевом алтаре до окончания праздника великой Саламандры.

Довольный собой, он успокоился и заснул.

Утром он пришел к Каморре за знаком. Тот, странно усмехаясь, протянул Скампаде белый диск с вырезанной на нем мордой василиска, закрепленный на металлической цепи.

– Повесь его на шею, – сказал маг. – И не снимай, а то сила исчезнет. Если уттаки пристанут, покажешь.

Скампада повесил диск на шею, распрощался с магом и вышел. Не задерживаясь, он упаковал вещи, завьючил коня и выехал из Бетлинка. Каморра с той же странной усмешкой глядел на дверь, за которой скрылся Скампада. Конечно, он не сообщил сыну первого министра то единственное заклинание, из-за которого уттаки боялись белого диска. Дикими ордами управляло не почтение к символу, а вполне реальный физический страх. Заклинание вызывало у уттаков корчи, не прекращающиеся, пока человек с диском находился поблизости.

Давать такую силу в руки Скампаде, человеку очень ненадежному, не входило в планы Каморры. Уттаки испугаются одного вида белого диска, а не испугаются – не велика потеря. Но если Скампада благополучно минует уттаков, он подпадет под влияние магии белого диска и станет орудием мага, хорошим орудием.

Каморра снова усмехнулся. Приятно, что этот гордец Скампада сам попросил знак.

Скампада ехал лесной дорогой, на нем болтались предусмотрительно надетые крестьянские обноски, поверх которых покачивался белый диск. Уттакский патруль, встреченный у замка, в ужасе расступился перед ним. Шло время, замок остался далеко позади, сквозь листву просвечивало теплое солнце, а на сердце у Скампады было тошно. Сын первого министра был человеком спокойным и доброжелательным, ему было свойственно довольство собой и жизнью, но после отъезда из Бетлинка оно не возвращалось к нему. Откуда-то изнутри вылезали черные, удушливые, злые мысли, непривычные Скампаде, грубо вторгавшиеся в его тонко сбалансированный мирок. Скампада не мог понять, откуда берется этот мутный поток, и напрягал волю, сопротивляясь ему, но поток возникал снова и захлестывал, захлестывал…

Всю ночь ему снились дурные, отвратительные сны. Скампада начинал думать, что поездка в Бетлинк нехорошо сказалась на его нервах. На подъезде к Оранжевому алтарю он остановил коня, снял диск и начал стаскивать с себя обноски, чтобы надеть приличную одежду. В этот миг он заметил, что дурные мысли и чувства полностью исчезли.

Скампада переоделся и с опаской поднял диск. Ему следовало бы раньше догадаться, что в подарках Каморры нет ничего хорошего. Он несколько раз надел и снял диск, сравнивая ощущения, и уловил несомненную разницу. Вывод напрашивался сам собой – диск был носителем злобных, ненавистнических мыслей.

Отложив диск, Скампада огляделся вокруг и сразу же нашел то, что искал, – пару увесистых булыжников. Он взял один булыжник, положил диск на другой и тщательно превратил знак Каморры в мелкие крошки, а затем сгреб их с дороги и вышвырнул подальше в кусты. Вслед за обломками полетела цепь, а за ней – обноски.

Хорошее, безоблачное настроение вернулось к Скампаде. Любовно оглядев мешки, благополучно вывезенные из Иммарунских лесов, он сел на коня и вскоре уже ехал по улицам алтарного поселка в поисках гостиницы, чистой, удобной и недорогой. Скампада не торопился с выбором жилья. На дальнем краю поселка, у самых Ционских скал, он отыскал небольшую опрятную гостиницу с вывеской «Синие скалы» и завел коня во двор.

Шли третьи сутки заточения, а тюремные власти не беспокоили лоанцев. Витри был скорее рад этому, чем огорчен. В темнице у него было время подумать, и он понял, что никто не будет сочувствовать им – простым, никому не нужным деревенским парням. Их допросят и, наверное, казнят независимо от того, что они скажут на допросе. Не такие они важные особы, чтобы тратиться на их содержание.

Витри перебрал в уме возможности побега и отклонил их все. Голыми руками не одолеть каменные стены, на подкуп – нет денег. Из темницы лоанцев не выводили, им лишь трижды в день приносили еду и раз в день меняли воду. Витри часто вспоминал родное село и Лайю. Он больше не сердился на нее. Даже ее склонность к капризам теперь казалась ему милой и забавной. Сколько дней пройдет, когда их сочтут мертвыми? Когда она перестанет его ждать? За кого она выйдет замуж?

Он представлял своих ровесников-сельчан женатыми на Лайе и ни к кому не чувствовал ревности, которую заменила печаль. Больше всего Витри сожалел, что ему не удалось дойти до Оранжевого алтаря и передать слова Равенора, которые могли бы помочь селу. Он вспоминал сборы, прощание, внимание и напутственные слова односельчан, и ему становилось куда более горько, чем при мысли о Лайе.

Шемма не догадывался, что им угрожает казнь, а Витри не делился с ним своими догадками. Табунщик шумно вздыхал и громко жаловался на количество и качество тюремной еды. Лишения в еде он приравнивал к лишению свободы и оттого вдвойне возмущался своим положением. Витри уговаривал его вести себя потише, чтобы не привлекать внимания стражи. Он надеялся, что про них забудут, а со временем положение изменится и найдется какой-нибудь выход.

Действительно, про лоанцев пока забыли. Начальник тюремной стражи ждал указаний Берсерена, а тот слишком пренебрегал Мальдеком, чтобы прислушиваться к словам мага. Мальдек, хотя и не мог чувствовать себя спокойно, пока лоанцев не казнят, опасался быть назойливым. Он ждал удобного случая, чтобы напомнить о шпионах, но тут во дворец явился племянник правителя, Вальборн. Берсерен, раздраженный падением Бетлинка, был слишком занят ссорами со своим племянником и снаряжением армии, предназначенной для посылки на Оранжевый алтарь. Расходы были большими, Берсерен был зол, поэтому Мальдек боялся не только о чем-то напоминать, но и попадаться на глаза правителю.

Ночью Витри, спавший чутко, был разбужен осторожным стуком в дверь темницы. Он вскочил и подбежал к двери. Стук повторился.

– Кто там? – вполголоса спросил Витри, догадываясь, что это и есть та самая удача, на которую он втайне надеялся.

Послышался звук ключа, поворачиваемого в замке, и скрип медленно отодвигаемого засова. Витри кинулся к Шемме, затормошил его, зажал ему рот, чтобы табунщик не вскрикнул спросонья. Шемма приподнялся на койке, ничего не понимая.

– Молчи и слушайся меня, – прошептал ему Витри.

Дверь открылась. В темницу шагнул высокий мужчина в плаще. Его лица не было видно за накинутым капюшоном, но по осанке и движениям чувствовалось, что это человек сильный и привыкший командовать. Он прикрывал плащом крохотный светлячок Феникса, слабо освещавший пол темницы.

– Вы – люди Каморры? – спросил он, приглушая голос.