Хозяин зеркал - Страница 17

Госпожа W, цепляясь за локоть Кея, задрала голову. Острый профиль ее на мгновение обрисовался в клочьях тумана, в фонарном сиянии, и у Иенса перехватило дыхание. Нет, она ни в чем не походила на Герду. Ни ореола золотисто-рыжих волос, ни огромных, зеленых с рыжиной глазищ, ни белоснежных пышных плеч и груди – угловатая девчонка-подросток в непонятно как держащихся на ней ботфортах, мешковатых брюках и просторной, не по росту, рубахе. «И все же какая пронзительная чистота линий, – подумалось Иенсу, – какая убийственная точность – так, наверное, выглядит роспись чаячьего полета под штормовыми тучами, белая вспышка, ослепительная – во мраке – звезда…»

– Совсем нет звезд, – пожаловалась Госпожа плаксивым голосом. И, обернувшись к Кею, проныла: – Милый… ты меня любишь?

– Вне всякого сомнения, – кивнул Кей.

Вопреки словам, юношу, казалось, намного больше интересовал фонтан, чем припавшая к его плечу девица.

«Дурак! – злобно прогремело где-то в районе Иенсова мозжечка. – Ну что за тупица! Если бы она так на меня смотрела…»

«А Герда?» – тут же откликнулось то ли в лобных, то ли в височных долях.

«А что Герда? – сердито буркнул мозжечок. – Герда – она и так со мной… навсегда».

С этим лобные и височные доли не могли не согласиться и заткнулись.

Между тем Госпожа W настойчивее дернула за рукав своего друга и требовательно спросила:

– А как сильно ты меня любишь?

– Офигеть как, – бросил Кей, все так же пялящийся на фонтан.

– Докажи.

– Чем?

– Принеси мне звезду.

Кей удивленно заломил бровь и уставился в мутное небо. Госпожа W расхохоталась, пошатнулась, выровнялась и снова выпалила:

– Нет, дурачок, не звезду с неба! Хотя неплохо было бы выколоть твоей старой хрычовке глаза, но до этого ты еще морально не дорос. Звезду, которая в «Цветке». В чашечке цветка.

Тут девушка ткнула пальцем в фонтан, и, словно в ответ, «Механический цветок» заревел. Полночь. В воздух ударили струи пара, и даже здесь, в тридцати ярдах от фонтана, сделалось жарковато. Но Иенс не смотрел на чудовище. Он глядел вверх, туда, где происходило странное.

Марево над площадью всколыхнулось, потревоженное крыльями белых птиц – откуда птицы? Их вереница тянула за собой огромный серебряный шар, бросивший на дома и брусчатку полотнища света, и Иенс не сразу догадался, что шар этот – луна. Над Городом почти никогда не было видно луны. И вот сейчас она выкатилась в полном великолепии и блеске и застыла между туманных стен, в самой чашечке чудовищного цветка с лепестками из раскаленного пара…

Глуховатый, но легко перекрывший вопли фонтана голос разбил серебряную грезу:

– Не туда смотрите, доктор.

Иенс опустил глаза и лишь сейчас вспомнил, в чем заключалась тайна фонтана.

«У меня с “Цветком” особые отношения, – говорил Мастер Туб. – Он уродлив. Он несомненно и вопиюще уродлив, не так ли? Не отвечай – знаю, что так. Как раз в стиле некой милой особы… А, не важно. Важно то, что я много думал. Думал о мгновении, когда уродство превращается в красоту. Это шок, понимаешь? То, что потрясает тебя до основания, меняет все твои представления о жизни. Вот, например, ты видишь жалкую нищенку, трясущуюся на куче тряпья. Руки ее в коросте, грязная, немытая, ужас, а не женщина. Потом она оборачивается. Поднимает на тебя глаза. У нее прекрасные, удивительные глаза, бездонные, черные как ночь, с мягким взглядом, густыми ресницами, с этим особым, трепещущим блеском… Вот так. Или рассвет в горах. Ты был когда-нибудь в горах? Не был? Представь нагромождения гранита и известняка, тяжелых, сгорбленных, насупленных старых великанов. Некоторые из них и вправду окаменевшие великаны, при жизни ненавидевшие свет дня. Ночью, а особенно в предрассветных сумерках они нависают над тобой, они угрожают раздавить, они страшны и уродливы. Но вот восходит солнце. Первый розовый луч касается грубого камня, и камень преображается, он словно просвечен насквозь – а на самой вершине, на утреннем ветерке трепещет маленький алый цветок…»

Туб, кажется, никогда не говорил так горячо и долго, и сейчас Иенс наконец-то понял почему. Из центра «Цветка», из окруженного паром венчика выплыл тонкий стержень, увенчанный крупным кристаллом. Кристалл впитал лунный свет, отразил его множеством граней, и из уродливого механического монстра фонтан и впрямь превратился в хрупкий белый цветок. Лепестки цветка колыхались и тянулись к породившей его луне… Белая лилия или, возможно, астра… нет, все-таки лилия.

– Ты хочешь, чтобы я достал камень?

Иенс вздрогнул и вернулся на землю. Кей смотрел на Госпожу W с непонятным выражением – то ли презрение, то ли насмешка. Госпожа W улыбалась.

– Ага. И я бы на твоем месте поспешила. Через три минуты стержень уйдет вниз.

Иенс недоуменно моргнул, и только тут до него дошло.

– Но п-пар… Он же оч-чень горячий!

– Чрезвычайно, – обольстительно улыбнулась Госпожа W. – На редкость горячий. Поэтому он и пар.

Иенсу приходилось напрягать связки, чтобы переорать фонтан, но Кей и Госпожа W даже голосов не повысили. Доктор ошалело тряхнул головой и сказал поспешно, заикаясь сильнее обычного:

– Он ж-же св-варится! Ст-тержень с кри-кристаллом в с-самом це-центре, туда се-сейчас не п-проберешься.

– Ну почему же? – хмыкнула Госпожа. – Клапаны открываются по очереди, так что при известной ловкости… Или ты струсил, милый? – Она снова смотрела на Кея и все так же улыбалась.

Кей скривил губы, скинул с плеч макинтош, протянул его девушке и шагнул к фонтану. Иенс понимал, что надо удержать безумца, но внутри у доктора отчего-то разлилась неприятная слабость – показалось даже, что сейчас его стошнит.

«А ты бы полез в пекло ради Госпожи W?» – ехидно поинтересовались височные доли.

Нет. Не полез бы. Ни ради нее, ни ради кого другого. А вот этот позер полезет, уже полез…

– Стой! – крикнула девушка.

У Иенса отлегло от сердца. Нет, конечно, она жестокая сучка, но не настолько жестокая… Госпоже W нужно было лишь убедиться, что ледяной херувимчик готов ради нее на все. Она не хочет убивать, даже патрульного вон не убила, даже ворону…

Кей обернулся на голос. Подумал ли он о том же, о чем думал Иенс, неизвестно. Кей смотрел на Госпожу, чуть прищурившись, – так не смотрят ни на возлюбленную, ни вообще на женщину. Ах да… какая же из Господина W женщина?

А та, что вызвала столь сильное душевное смятение в бедном докторе, сорвала с рук перчатки и протянула Кею.

– Дорогой, – ухмыльнулась она, – я твои штучки знаю. Притронешься к струйке пара, и – дзынь! – там уже не пар, а лед. Так что надень-ка это. Ты ведь хочешь по-честному доказать свои чувства, без гнилого мухлежа?

Кей вырвал у Госпожи перчатки и натянул на себя. Как ни странно, тонкая ткань не лопнула. Юноша развернулся и быстро пошел к фонтану. Иенс закусил губу, почувствовал солоноватый вкус. Фонтан ревел, как неведомое морское чудовище, как кракен, готовящийся пожрать стройный парусник, и уже ничуть не казался цветком.

– Сначала, – услышал Иенс из-за плеча, – кожа краснеет и покрывается волдырями. Потом лопается, и из-под нее сочится сукровица…

Иенс обернулся. Он все равно не мог смотреть, как идиот гибнет во взбесившемся фонтане, пропадает ни за что, пусть даже этот идиот – прислужник ненавистной Королевы и сам отнюдь не святой. Вместо этого доктор уставился на Госпожу, точнее, на ее красивые губы, так точно и безразлично выводящие слова.

– …мясо отслаивается от костей…

– Вам не п-противно?! – устало прокричал Иенс. – Н-нет, знаю, что н-не противно! Тогда т-так – в-вам его ни-ничуть не ж-жаль?!

Он полагал, что слова его не услышат в усилившемся реве, однако Госпожа услышала. Она замолчала и некоторое время задумчиво глядела на доктора, будто и впрямь размышляя над вопросом. В глазах ее отражался лунный свет, почему-то не серебряный, а смолянисто-черный, с багровыми крапинками в самом центре сузившихся зрачков.

– Ко-конечно, ж-жа-жа-жаль, – наконец ответила Госпожа.