Хозяин таёжного неба (СИ) - Страница 11

– Боже мой, Боже мой… – униженно проскулил Пётр. – Как же я подставился с этим письмом!..

– Да уж, – сказал Славик. – Подставился так подставился.

– Неужели правда, что «афера» на трупе была через «ё»?

– Говорят, правда…

– Боже мой… А я, выходит, одобрил, да ещё и в письменном виде! В интернет выложил…

– Слышь! – не выдержал Славик. – Ты о чём думаешь вообще? Ты оглянись, куда ты попал! Куда мы оба по твоей милости попали…

Пётр огляделся. Интерьер подействовал на него удручающе.

– Вячеслав, – надломленным тенорком обратился бывший руководитель литературной студии, – я, безусловно, виноват перед вами… И зачем вы только пригласили меня в эту кафешку?

– Да я-то – ладно, – раздумчиво молвил подсадной поэт. – Проверят и выпустят. А ты как выбираться будешь?

– По третьему убийству у меня алиби.

– А по первым двум?

– Мне кажется, вполне достаточно одного…

– Кажется! – всхохотнул молодой опер. – Хотя… По первому ты тоже, считай, отмазался. Остаётся второе.

– А по первому почему отмазался?

– Потому что там «афёра» через «ё»…

Пётр Пёдиков болезненно охнул и зажмурился. Не иначе вновь переживал свой позор. Потом сделал над собой усилие, открыл глаза, собрался с мыслями.

– То есть вы полагаете, что убийц всё-таки несколько? И был общий план?

– Почему! Могли и собезьянничать. У них ведь там охраны авторских прав нету…

Пётр молчал.

– Или что другое припаяют, – озабоченно предположил Славик. – Как тебе вообще такое в башку взбрело? Это ж всё равно что позвонить, будто бомбу в школе заложили…

– Но ведь заложили же!!! – возопил узник. – И неизвестно, под кем она в следующий раз взорвётся!

– На фиг было на себя всё брать?!

– А что вы предлагаете, Вячеслав? Ну написал бы я правду: так, мол, и так, хочу помочь расследованию, версию вот придумал… Но это же то, что у нас называется «самотёк»! Очередное письмо от очередного графомана… Их даже до конца никто не читает!

Расстроился – и вновь умолк.

– Нет, интересное дело! – возмущённо заговорил Славик. – А когда настоящие бомбы в дома закладывали? Ты тоже признания в ментовку посылал?

– Нет, конечно, – со вздохом отозвался Пётр. – Мне бы это и в голову не пришло.

– А сейчас пришло?

– Сейчас пришло. Понимаете, Вячеслав, возможно, я действительно в чём-то виноват. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся. Может быть, я своей пропагандой вызвал у кого-то приступ орфоэпического бешенства… Вы такого не допускаете? – Он сделал паузу и, не услышав ответа, пугливо продолжил: – Скажем, какой-нибудь молодой человек принял всё близко к сердцу…

– И пошёл мочить за букву «ё»?

– По нашим временам? Почему бы и нет? Если убивают за иной цвет кожи, за иной разрез глаз, за акцент наконец… – Внезапно Пётр поперхнулся и тоненько захихикал.

– Э! – встревожился Славик. – Ты чего?

– Нет, ничего… Просто пришло в голову, что я и впрямь плагиатор. Взял вот и нагло приписал себе чужие убийства.

Внешность у полковника Непадло, как уже упоминалось выше, была весьма благообразная. Чувствовалось, что и на излёте лет Герман Григорьевич сохранит, а то и приумножит мужественность черт и благородство седин. Вообще замечено: чем больше гадостей человек натворил в течение жизни, тем величественнее он выглядит в старости. Исключения крайне редки.

Итак, сухощавый, подтянутый, седоватый полковник Непадло озабоченно мыслил. Плотный взъерошенный опер Мыльный терпеливо ждал, когда тот покончит с этим неблагодарным занятием.

– Орфоэпический терроризм… – с уважением повторил наконец полковник. – Слушай, а ведь это выход.

– Из чего?

Полковник вспылил и прямо сказал, из чего.

– Если это не маньяк-одиночка, – продолжил он чуть погодя и более рассудительным тоном, – если это действительно орудует группировка…

– Союз ёфикаторов? – глумливо предположил Мыльный.

– А у тебя есть кто-то ещё на примете?

– Какие ж из ёфикаторов террористы? – хмыкнул опер. – Да и потом! «Афера» – ладно. Но «афёру»-то им не пришьёшь – народ грамотный…

– А если две группировки – так даже лучше… – загадочно изронил полковник.

– В смысле?

– Да вот думаю, – признался Герман Григорьевич, с кряхтением потирая волевой подбородок, – не слить ли нам это дело в ФСБ?

Старший опер поглядел на него с любопытством.

– А было такое хоть раз, чтобы они у нас дело забрали?

– Ни разу, – сокрушённо сказал полковник Непадло. – На моей памяти – ни разу. Но попробовать-то можно…

Вероятно, дорогой читатель, диалог двух милиционеров, как и все предыдущие их диалоги, покажется вам ненатуральным и филологически недостоверным, однако передать их речь по-другому, ей-богу, никак невозможно. Были попытки, были – и все неудачные.

Скажем, пару лет назад случилось так, что интересы убойного отдела и помянутого выше ФСБ пересеклись, в результате чего служебный разговор по телефону между Мыльным и Непадло был записан, отшифрован и любезно (хотя и не без ехидства) передан коллегам контрразведчиками в распечатанном виде. Вот отрывок:

И так далее. Если кто не знает, то аббревиатура НЦВ означает «нецензурное выражение».

Словом, полагаю, вы простите меня за то, что мои герои изъясняются несколько дистиллированным, зато вполне приличным языком. Если уж на то пошло, что есть современная проза? Попытка перевода с матерного на литературный.

– Не возьмут, – решительно сказал Мыльный. – Оно им надо вообще?

Подобно большинству ментов, к эфэсбэшникам он питал ярко выраженную неприязнь, причём вовсе не за издевательскую распечатку подслушанного разговора. Год назад представили старшего опера к награде за очередную феерическую поимку. Решил он с коллегами это дело обмыть. И, надо же такому случиться, подсел к ним за столик изменник Родины. Ну, из тех, что продают секреты за бугор и ни с кем не делятся. То ли нюх потерял, то ли со следа сбить хотел – неясно. Принял на халяву сто грамм, поболтал о том, о сём и отчалил. Тут же к столику подходят двое атлетически сложённых молодых людей, которые там, как потом оказалось, негодяя пасли, и предлагают следовать за ними. Это ментам-то!

Сперва представители обеих силовых структур принялись конаться, у кого корочки круче. Потом вывалились общей гурьбой из ресторанчика и схватились врукопашную перед входом. В итоге один контрразведчик навеки приобрёл особые приметы на скуле и переносице, а другого пришлось извлекать из развилки между древесными стволами.

К счастью, Мыльным и его командой в убойном отделе к тому времени уже дорожили. Выгнать – не выгнали, даже в звании не понизили, но представление к награде порвали в клочки на глазах у дебошира. Лично генерал рвал. Одного только полковника Непадло и наградили.

– Больше суток этого недоумка я держать не могу! – сердито предупредил Мыльный.

– Кстати, что он? – встрепенулся полковник.

– Славик с ним работает… – нехотя отозвался опер.

Беседу начальника с подчинённым прервал телефонный звонок.

– Слушаю, – сказал в трубку Герман Григорьевич. – Что значит изловили?.. Кто изловил? Гражданские лица?.. – Хрящеватый кадык полковника судорожно дёрнулся. – А с чего решили, что маньяк? Ах, на бильярде… Не сильно хоть изувечили?..

Выслушав ответ, положил трубку, поиграл желваками.

– Теперь ещё шпиономания начнётся, – зловеще предрёк он.

– Маньякомания, – не менее зловеще поправил Мыльный.

Гулкий лязг тюремного засова – это, конечно, штамп. И если бы только литературный! Такое впечатление, будто железные двери в камерах проектировались в специализированной особо секретной шарашке, причём внимание их создателей было в первую очередь обращено на акустику, и лишь потом уже на прочность.