Хозяин Проливов - Страница 66
Левкон похолодел. Слишком похожие разговоры он слышал у шатра Ясины, и относились они к Арете. Когда же две прачки, поднимая на плечи плетенки с бельем, сказали, что жертву охотники поймали при переправе через ручей, где она зацепилась тетивой за ветку у берега, гиппарху все стало ясно. Эти идиоты помешаны на своих стенках! Громоздят камни кое-как и думают, что мертвец в основании кладки спасет их постройку от падения.
Левкон осторожно попятился, вылез из кустов и, подождав, пока женщины скрылись из глаз, пошел вслед за ними чуть выше по тропе. Он хотел найти поселок тавров и посмотреть, можно ли помочь Арете. Вряд ли ему это удастся. Но сейчас гиппарх даже не пускался в рассуждения. Она вытащила его от скифов… Он должен… Хотя бы для очистки совести…
Тропинка вилась сначала мимо брошенной каменоломни, потом раздваивалась. Справа она карабкалась на склон к поселку, слева уводила под скат к кладбищу в тени ореховых кустов. Услышав впереди стук ослиных копыт, голоса и бульканье воды в больших глиняных сосудах, Левкон резко свернул налево и углубился в орешник. Свет, проникая сквозь сплошной шатер листвы, казался желто-зеленым. У ног гиппарха то и дело попадались известняковые надгробья, похожие на крошечные домики с двускатными крышами. Около многих лежали подношения — раскрошенные яйца, сыр, стояли чашки с куриной кровью. Казалось, здесь живет неумолимый маленький народец, который ест, пьет и пакостит, вмешиваясь в дела живых.
Левкон кружил среди могил, пока впереди не замаячил новый подъем холма, и, задрав голову, гиппарх понял, что подошел к поселку, но не в лоб, а с тылу. Об этом свидетельствовала глухая полуразвалившаяся стена из почерневших камней. Левкон возблагодарил богов за пустынность этого места и полез наверх. Судя по хрюканью, за стеной был хлев. Оседлав гребень, Левкон понял, что не ошибся. Дом, примыкавший к ограде, имел несколько тесных дворов с загонами для скота. Пятнистые свиньи расхаживали, недовольно хрюкая и требуя корма. Хозяева не отзывались на эти возмущенные звуки. Возможно, их не было дома.
Левкон осторожно соскользнул вниз и, держась за жалкое каштановое деревце, перелез к стене жилища. За темной дырой окна не слышались ни шаги, ни речь. Окончательно убедившись, что двор пуст, гиппарх двинулся к внешней ограде. К его удивлению, улицу, ведшую к центру поселка, тоже нельзя было назвать оживленной. Две козы объедали ствол шелковицы, полугодовалый малыш, оставленный без присмотра, на четвереньках выполз за ворота и с наслаждением обдулся в теплой пыли.
Левкон выскользнул со двора и, перебегая от одного глинобитного забора к другому, двинулся по поселку. Большая толпа запрудила северную окраину. Судя по кучам тесаного камня, именно там и располагалась недостроенная стена. Прячась за грудами колотого известняка, Левкон подобрался поближе. Празднично одетые люди возбужденно гудели и переминались с ноги на ногу. В середине между внешним и внутренним панцирями начатой стены была вырыта неглубокая могила. В головах стоял кувшин с водой. В ногах — миска ячменной каши. Гиппарх сглотнул, поняв, что это и есть место для строительной жертвы. Ждать пришлось недолго. Толпа заколыхалась, задние ряды наперли на передние, и гиппарх увидел двух пожилых жрецов, которые вели под руки рыжеволосую женщину. Она шла спотыкаясь, низко опустив голову, так что длинные светлые пряди закрывали ей лицо.
Сначала Левкон подумал, что девушку сильно избили, поэтому она едва стоит на ногах. Но когда процессия остановилась у стены и жрецы, продолжая держать жертву, откинули ей волосы со лба, по бессмысленному выражению лица Ареты гиппарх понял, что его спутницу опоили. Меотянка щурилась на солнце, с трудом воспринимая свет. Ее зрачки расширились, от чего глаза казались совершенно черными. Из уголка рта стекала слюна. Старший из жрецов отложил деревянный посох с каменным набалдашником в виде головы быка и взял у своего помощника серебряный нож.
«Хоть убьют сразу», — подумал Левкон. А чем он мог помочь? Выскочить с акинаком против целой толпы человек в сто, не меньше? И погибнуть геройской смертью идиота?
Жрец наклонил голову Колоксай, и девушка подчинилась без всяких возражений. Она выглядела вялой и сонно моргала. Больше всего Арета напоминала ребенка, которого взрослые вытащили ночью из постели и который трет глаза, не понимая, что происходит. Меотянка жалобно захныкала, пытаясь вырвать руку. Наверное, у нее просто затекла ладонь, но старик тавр резко завернул ей локоть назад и с силой ударил по щеке, чтоб жертва не дергалась.
Почему-то именно это вывело гиппарха из оцепенения. Прыжок, который Левкон совершил из-за камней прямо на площадку перед стеной, должен был произвести на тавров сильное впечатление. Грязный оборванец с мечом в руках сначала снес голову жрецу, державшему Арету. Потом ткнул в живот другого, с ножом, и, схватив девушку за руку, бросился вперед через фундамент недостроенной стены.
Прямо за внешним панцирем вниз уходил крутой склон оврага, на дне которого бежал ручей и рос густой грабинник. Некогда было раздумывать. Дернув спутницу за руку, Левкон покатился по склону и, прежде чем тавры успели опомниться, скрылся у них из глаз. Он волок упиравшуюся и хныкавшую Арету по камням, земле, прелым листьям. Их преимущество перед таврами было минутным. Левкон сознавал, что как только жители поселка опомнятся, они кинутся в погоню. Сзади уже раздавались крики. Гиппарх слышал, как у него за спиной стучат скатывающиеся камни и топают ноги преследователей.
Густой подлесок скрывал Левкона от погони, но, судя по голосам, она была близко. Ручей журчал почти под ногами. Он тек по каменным плитам, одна из которых чуть приподнималась над землей, образуя темный разлом, уходивший глубоко под землю. Катившиеся по склону беглецы на полном ходу въехали в дыру, услышав только, как следом за ними сверху посыпались листва и палки.
IV
Удар о дно расщелины лишь оглушил, но не покалечил их. Сквозь гуд в голове гиппарх слышал, как столпившиеся наверху тавры тяжело дышали, а потом кто-то сказал: «Даг-ыр». — «Гора взяла». И все с этим согласились. Они снова затопотали по склону, и Левкон чувствовал, как каменный свод пещеры сотрясается под их шагами.
— Арета. — Он потряс девушку за плечо.
Спутница не шевелилась. Не слышно было даже ее дыхания. Гиппарх испугался, что, падая, она сломала себе шею. «Ни зги не видно!» Он склонился над Колоксай и на ощупь нашел ее голову, расстегнул ворот кожаной куртки и прижал ухо к груди. Сердце Ареты билось ровно, даже чуть замедленно. Девушка спала. Глубоко и спокойно, словно впервые за несколько дней оказалась в безопасности. Зелье, которым ее опоили тавры, подействовало позднее, чем рассчитывали жрецы. Иначе Арета впала бы в оцепенение еще у стены. «Ну и что мне теперь делать?» — Левкон оглянулся по сторонам. Мрак царил адский. Только над головой в узкой щели скального разлома гас свет.
Возможно, в солнечный день сумрака было поменьше. Но сейчас гиппарху приходилось надеяться только на то, что глаза постепенно привыкнут к темноте. Где они? В одном из подземных гротов? Здесь гора изрыта скальными полостями, как большие соты. Можно отсюда выбраться? А если нет? Левкон устал ломать себе голову. В таком мраке он не мог угадать даже, большая пещера или нет. Время шло. В дыре над головой небо стало черным. На нем появились звезды. Где-то капала вода. Ровно и глубоко дышала Колоксай.
Под землей становилось по-настоящему холодно. Вернее, холод царил тут постоянно, но, взмокнув от бега, Левкон этого сначала не почувствовал. Теперь сырость пробирала до костей. Гиппарх знал, что рано или поздно озноб заставит Арету проснуться. Вскоре девушка действительно пошевелилась. Она зевнула, слабо застонала и инстинктивно потянулась к теплому боку спутника. Холод не давал ей больше спать, но и окончательно прийти в себя Колоксай не могла — белена все еще действовала.
Гиппарх наклонился над Аретой, чтобы накинуть на нее свой плащ, но девушка, не открывая глаз, подняла руки и обхватила его за шею. От неожиданности Левкон застыл. А Колоксай потерлась лицом о его небритую щеку, укололась и опять захныкала, ища губами на лице спутника мягкое, не покрытое щетиной место. Он хотел отстраниться, но меотянка вдруг так часто задышала у него возле шеи, что по спине побежали мурашки. Арета не сознавала, что делает. Ее тянуло к теплу и запаху — мужскому запаху, исходившему от него. Так и не открывая глаз, она нашла его губы и припала к ним не жадно, а жалобно, продолжая скулить, как слепой щенок. Ее опущенные ресницы щекотали ему лицо. Левкон почувствовал, что не владеет собой.