Хозяин Проливов - Страница 11
— Поня-я-ятно, — протянула Бреселида, обдумывая сказанное.
— Тебе это ничего не стоит, — продолжал уговаривать гостью Аврон. — Ты женщина-воин. Ведь ты сумеешь сделать это безболезненно?
— Я смогу убить ее так, что она даже не почувствует, — вздохнула Бреселида. — Если это единственное, что тебя беспокоит. Но не лучше ли девушке остаться жить? Она станет владычицей, матерью царских детей. Род Ликдамиса в этих местах могущественен…
— Молчи. — Аврон поднял руку. — Лучше ей трижды умереть бездетной, чем служить на алтаре, где приносятся жертвы не скотом и не овечьей кровью.
Бреселида пожала плечами. Все боги требуют крови. Чем алтарь в храме Серпа хуже каменной кладки на краю шелковичного сада за кладбищем, где рефаимы ежедневно сжигали свои приношения? А уж Ликдамис явно лучше любого из здешних пастухов. И все же… Босоногая замарашка с вершины горы, взятая в царский дворец, омытая в тончайших благовониях и укутанная в тончайшие египетские ткани, предпочитала смерть отказу от своего незримого Бога. «Легкую смерть», — Бреселида усмехнулась.
— Хорошо, Аврон, — сказала она. — Я сделаю то, о чем вы просите. Но мое дело — прежде всего.
Когелет склонил голову в знак согласия и исчез в темноте. Фарнак решил тоже выбираться. Он сделал несколько шагов по неверной кладке старой стены, и тут расшатавшийся камень сорвался у него из-под ноги. «Амазонка» вздрогнула и, обернувшись, вовремя схватила пастуха за запястье. Удержав равновесие, юноша оттолкнул ее руку и сам выбрался наверх.
— Не слишком ли у тебя царское имя? — крикнула ему в спину меотянка, когда пастух бросился бежать от нее, не разбирая дороги.
Лавка Хама вплотную примыкала к стене дворца. Оказавшись под плетеной ивовой крышей, Бреселида разом вдохнула пыль и закашлялась. В золотых лучах, бивших сквозь потолок, висели соринки и ворс от козьей пряжи. Сотница бесцеремонно пнула ногой несколько мотков с египетским льном, закрывавших лаз в стене. Хитрый торговец проносил через него самые изысканные ткани для наложниц царя. Эти птички из гарема платили золотом. Смуглые проворные руки Хама сдергивали то колечко с пальца, то сережку из ушка. Он знал цену своим товарам и ни разу не продешевил.
Просидев в дыре за мешками с шерстью до темноты, «амазонка» слышала, как уходил хозяин, гремя разболтанным засовом на дверях, как ночная стража за стеной протяжно кричала: «Спите спокойно!» Ей показалось, что в глубине лавки что-то шуршит. Сотница не без труда высунула голову из-за тюков и огляделась. Крысы, успокоила она себя.
По всем подсчетам, на улице была уже ночь, и женщина решила покинуть свое убежище. На четвереньках она поползла по лазу, то и дело, подворачивая ноги на осыпавшихся камнях, и не без труда выбралась с другой стороны. Ее вытянутые вперед руки ткнулись в колючий куст шиповника. Внутренняя стена дворца была густо увита плющом и другими ползучими растениями. Плети дикой розы свисали из всех щелей.
Располосовав рукав и оцарапав щеку, всадница кое-как выбралась на песчаную дорожку. Гарем спал в окружении сада. Впереди слабо плескал по камням фонтан. Резные деревянные решетки прикрывали окна и двери здания. Пробираясь вдоль высоких зарослей красного ревеня, Бреселида спугнула двух фазанов, и они с громким криком понеслись прочь. Рыба ударила хвостом. Раздался легкий звон золотых монет на дне.
Женщине показалось, что это не она виновата в ночном переполохе. Будто кто-то другой, более крупный и неумелый, шел за ней след в след, шурша травой и пугая задремавших обитателей. Но когда Бреселида обернулась, на дорожке за ее спиной никого не было. На всякий случай вытащив нож, всадница двинулась дальше. Справа к гарему примыкало белое строение бани. Там допоздна горели огоньки. В открытую дверь на улицу валили клубы пара. Эти молочно-белые облака казались настолько густыми, что сквозь них фигуры двигавшихся внутри женщин были едва различимы.
Пар поднимался вверх, не скапливаясь у пола, где оставался холодный воздух. Поэтому, согнувшись в три погибели, можно было незаметно проскользнуть через баню, лавируя между ногами купальщиц. Эти ноги всадница видела очень хорошо. Вон те толстые столбы в складках принадлежали банщице. Она ходила уверенно и покрикивала на остальных. Тоненькие девочки-рабыни без браслетов на щиколотках то и дело подносили деревянные ведра с водой.
В одном из углов с мраморной лежанки были спущены две изящные смуглые ступни с ухоженными ногтями и золотыми кольцами вокруг легких щиколоток. Женщина лежала, свесив вниз тонкую руку со змеевидным браслетом. А когда Бреселида проскользнула поближе, то различила большой бледный купол живота, на котором кожа казалась натянута, как на барабане. Купальщица дремала, положив голову на ладонь, и слегка всхлипывая во сне. У нее было детское лицо с тонкими чертами и длинным слегка крючковатым носом. Он портил ее, как и чересчур густые брови, но среди грубых тавриянок она выглядела настоящей жемчужиной.
Бреселида поняла, что перед ней Эсфар, и ужаснулась. Когелет ни словом не обмолвился о том, что наложница Ликдамиса беременна. Это осложняло дело. Казалось бы, чего проще? Рядом с госпожой никого нет. Перехвати «амазонка» вену на любой из ног, и задремавшая в горячем пару женщина даже не заметит, как истечет кровью. Но нельзя лишать жизни ту, что носит жизнь! Что бы там ни плел когелет, роды покрывают все. Никто не может отказать женщине в праве материнства. Это страшный грех, и Бреселида не омоет им рук.
Поэтому всадница «поделила меч надвое», как говорили в степи. Она вплотную подошла к спящей Эсфар и острием кинжала проколола ей вену на руке. Из крохотной дырочки кровь не лилась, а лишь стекала по капле. Через некоторое время рабыни разбудят госпожу, отведут ее в покои и, возможно, лишь там обнаружат порез. Эсфар окажется цела, а Бреселида выполнит договор. О несчастном случае станет известно, и когелет ни в чем не сможет упрекнуть всадницу.
Теперь ее интересовал серп, а для этого нужно было пробраться в святилище. «Амазонка» вновь заскользила под клубами пара к дверям. И тут Бреселиде показалось, что одни из ног, ступающих по мозаичному полу, — мужские. Она даже протерла глаза, настолько диким было это зрелище. А когда убрала пальцы, видение исчезло. «Да что со мной?» — рассердилась всадница. Выскользнув из бани обратно в сад, она не потревожила даже ночных мотыльков. Зато за ее спиной раздались грохот, брань и топот ног.
— Вор! Вор!
— Держите вора!
— Госпожа Эсфар уколола руку!
— Кровь хлещет!
Кто-то поскользнулся и со всего размаху полетел на пол. В бане начался переполох. Хорошо, что сотница уже скрылась во мраке и из-за кустов жасмина могла наблюдать за освещенным входом. И снова ей показалось, что какая-то тень метнулась от бани к платану, а оттуда к стене. Что за наваждение?
— Эй, кто ты? — тихо позвала Бреселида.
Ни звука.
— Кто бы тебя ни послал, лучше уходи, — грозно повторила она в темноту. Может, это когелет отправил кого-то из своих неуклюжих торговцев следить за ней?
Всадница выбралась из-за куста и короткими перебежками двинулась к внутренней дворцовой стене, отделявшей домашние покои владык от святилища. Теперь за ее спиной не послышалось ни шороха. Кажется, преследователь отстал.
Святилище Серпа имело круглую форму. Если дворец был сердцевиной города, то оно — сердцевиной дворца. Когда-то здесь шумел хвойный лес и сосны с необыкновенно длинными иглами хранили тишину святыни. Песок вперемешку с опавшей хвоей, звук невидимого водопада, напоенный чистотой воздух и абсолютный покой. Хотелось лечь и умереть у каменных ступеней. Раствориться в прозрачной синеве небес, стать длинной зеленой иглой на ветке или каплей росы на сырой тропинке. Но потом люди все испортили.
Даже из-за стены, отгораживавшей святилище от жилых построек, было слышно, как орут верблюды, оставшиеся на ночь под навесом на городском рынке. Оседлав гребень глинобитной ограды, Бреселида огляделась по сторонам. Прямо перед входом в тесный базальтовый круг рос громадный дуб. Божественное Оружие висело на нижней ветке, чтобы все паломники могли его хорошо видеть. Бреселида удивилась, что не слышит вдоль ограды топота собачьих лап. Отсутствие охраны не понравилось «амазонке». Значит, у храма есть другие, более надежные сторожа. Кто они? Хорошо, если не змеи.