Хозяин озера (СИ) - Страница 61

– Как вина вчера перепил крепкого, с молодцами на конюшне, – Иван пожаловался, тряпицу мокрую на лбу меняя.

Роман, рядом сидючи на крылечке широком, на ступеньке верхней, усмехнулся в усы густые, трубку прикурил, дым ароматный выдохнул.

Ярый, у перил стоящий, на реку смурную, на табун понурившийся глядевший безрадостно, не обернулся, не ответил. Василиск у него в ногах сидел, точно кошка домашняя, спину сгорбив, хвостом длинным чешуйчатым лапы обвив. Чуял, что не до игр сейчас, присмирел, жался к стражу, его сапогом отпихивающему, курлыкал негромко.

Очнулись они втроем у озера исковерканного ближе к полудню. Роман сразу к Ивану кинулся, осмотрел, успокоился. Не пострадал почти царевич, только синяк да шишка на голове, царапин несколько. А Яр как поднялся, отвернулся от воды, ни словом не обмолвился. Ни ручьев у реки не осталось, ни возлюбленного. Последней вспышкой синей озеро всколыхнуло, растворился Янис в его сиянии, растекся водой бездушной.

Исчез Навья с Ладушкой, Виз с ними. Очнулись раньше, али еще что приключилось, цыган спрашивать не стал.

Ярый велел за собой идти, свистнул речным скакунам резвым, зная, что услышат его и отсюда, прибегут. Как понял Роман из объяснений скупых, неохотных – нельзя им к людям, покудова пламя синее не выветрится, не спадет. Частица его внутри каждого не выйдет. И впрямь – раны-царапины затягивались на глазах, хоть колдовской крови ни в цыгане, ни в сыне царском отродясь не водилось. У самой леса кромки, Ярый замер, на озеро глянул тоскливо, губы поджал.

Ночь упала коршуном, крылья развернула, звезды выгнала из укрытия. Луна встала, зазолотилась. Будто и не было вчера ничего.

– Здравы будьте, – Виз у порога остановился, улыбнулся привычно.

– Да уж твоими молитвами, – царевич огрызнулся. – Зачем пожаловал?

Водник поднялся спокойно, уселся поудобнее. Следом к домику приблизился еще один знакомец. Иван с места подорвался, не упал едва, не скатился, в ногах собственных запутавшись.

– Ты?!

– Не совсем, – Навья косу тугую, ниткой серебряной перевитую, через плечо на спину сбросил, хмыкнул лукаво.

Вроде тот самый душ хозяин, а вроде и изменилось что-то в нем. Глаза все те же – провалы черные, кожа бледная. Но не хватает чего-то, безумия запаха неуловимого.

– А Ладушка где? – Роман спрашивает, вид делает, что в порядке все; понимает цыган, что не просто так в гости пожаловали.

– Колокольчики рвет, – тут Иван рот разинул, на ответ ласковый, светлый. – Прибежит сейчас, никто жизни хозяйку не тронет. Заиграет же.

– Ничего не понимаю я, – царевич головой потряс, со стоном за нее же и схватился, поплыло все. – Как у вас ребенок может быть? Почему ты…

– Всему свое время, царевич, – Виз Навье руку протянул, рядом с собой усадил, к Яру оборотился. – Не гневись, река-страж, выхода иного не было. Расскажу апосля, коль послушаешь.

– А нужно тебе мое согласие? – Ярый плечами пожал, сел поодаль, плеть вызвал. – Сам догадываюсь, что коли выгода тебе нужна была, другими пришлось поступиться. Ан должен ты мне теперь, к ответу призову, будь уверен.

Рассмеялся Виз негромко, на Ивана глянул. Царевич молчит, с дурнотой борется. Мелькнуло светлым пятнышком, сарафан шитый нитью белой в темноте поманил – Лада на крылечко вспрыгнула, цветов охапку принесла. Ивану на колени букет сунула, Навье на руки забралась, прижалась. Гладит кудельку кудрявую хозяин душ ушедших, краем губ улыбается непривычно.

– Те книги, что твоим отцом собраны, Иван, сын Матвея, – Навья начал осторожно, на Виза покосившись, – они правду лишь отчасти содержали. Про кубок, про темень. Не скажу, что раньше светлым был, ан однако безумие смертельное очей не застило, душу не коверкало.

– Еще скажи, что не ведал ты, что творишь, – Иван ерепенится.

– Отчего же. Ведал. Расчет, он крепкий был. Коли не поверил бы я, что вы одни против меня, почуял рядом Совет, то и вовсе бы все удалось. Расползлась бы темень по миру верхнему, плодить призраков, землю иссушивать.

Отмахнулся царевич, к Визу обратился:

– Все ты подстроил, ведь так? И то, что Совет нам не поверил, и то, что мы ему не поверили. Что ссорились, и что меня кольцо сначала охраняло, а потом не признало вовсе. А отцу моему идею с бессмертием?!

– Нет, – Водник прервал речь гневную. – Кольцо тебе подарил с умыслом, ан снял ты его сам, сам и не уговорил повторно. Жизнь твоего отца на его совести, не мной придумана страсть его и страхи. Я лишь дорогу указал к озеру однажды.

Замолчал Иван, задумался.

– Темень с обиды малой начинается, – Навья продолжил. – Со злости на близкого, с первой мысли о мести. Не святые духи, но коли сил больше станет тратить не на порядка ему отведенного поддержание, а на месть – то заведется червоточина, проклюнется шипами темными. А там – как повезет. Мне не повезло. Я обиделся, изменил. А тот, кто мне плечо подставил поначалу, кубок теменной и поднес.

– Кто? – Яр спросил, как копьем ударил.

Навья клыки показал, улыбнулся широко.

– Разберусь с ним чуть позже, сам все узнаешь. Не за тем пришел. С меня спрос за ручьев твоих, с меня же и за…

– Яниса верни, – перебил река, руки на груди скрещивая, глядя исподлобья.

– Не могу, – Навь Ладушку приголубил, с колен ссадил. – Не в моей власти. Темень из меня вся вышла, прочь утекла. Которая в землю вернулась, которая в мире рассеялась. Сам, по воле своей Янис развоплотился, силы отдал озеру своему. Потому и ключи уже проклюнулись, к полнолунию вновь духами станут. Ручьев твоих я верну, кровь только дай. По капле на каждого, на последнего павшего – две.

– Постойте, стойте! – Иван вскочил, про недомогание забыл, за поручень ухватился. – Как Яниса вернуть не можешь? Мертв Янис? Он же дух! Вы же можете Советом своим его обратно вернуть, очеловечить?

Водник головой качает, глаза опустил.

– Можно озеро заново одушевить, – ответил отстраненно, будто размышляет, сам с собой советуется. – Боле того, скажу вам, Совет озеро с зеркалом объединил, арку проходную поставил. Там теперь мост будет вечный, между нижним миром и теми, кто с душами разговаривает. Так что озеро получит хранителя одушевленного, кто будет о нем заботиться. Внешности будет той же, ты, Иван, не расстраивайся. Но ни памяти, ни характера прежнего. Возможность начать заново, такой шанс…

– Нет! – царевич мимо ступеньки шагнул, оступился, на колени осел. – Не нужно мне милости вашей…

Навья лицо прикрыл, смех не сдерживает. Хитринки лукавые в глазах темных прыгают. Знает больше душ хозяин, не говорит, нарочно умалчивает. До чего-то сам человек дойти должен, а что Яру сказано, чтоб услышал, принял.

– Люди, – шепчет под нос себе, – вы никогда не изменитесь. И так им не эдак, и эдак не так.

Пока царевича усаживали, пока в себя приводили, компресс меняли, настой вливали, Лада к Ярому подошла, поманила, ручонку протянула. Лежит, сияет на ладошке детской лунная заколка серебряная, камнями зелеными подмигивает, будто живым огоньком.

– Спасибо, славница, – река украшение спрятал, девочку в макушку поцеловал.

– Не грусти, Яр, – Ладушка улыбается, за плеть схватилась безбоязненно, к себе потянула, любопытная. – Никто Яни не вернет, только если сам он захочет. Позови его в полнолуние, к костру приведу тебя. Тятя сказал, что коли дух привязан крепко был, услышит, вернется. А он же к тебе привязан, правда?

Кивнул Ярый согласно, вздохнул глубоко. Злость, отчаянье ненужное прочь отогнал, выпрямился.

– Когда ручьев вернешь? – спросил у Навьи подошедшего.

– Коли сил у тебя хватит – на заре приду. К перекату первому, где камни шумящие. Славные стражи твои, давно таких не видывал. И тебя берегут, да и ты им не просто так приказы отдаешь. Только табун попридержи, больно ретивые кони.

Промолчал Ярый. До зари сил ему накопить. Значит в реку уходить надобно, людей одних оставить. Василиск к Ладе потянулся, цветок взял, кругом потрусил. Девочка за ним поспешила.