Хозяин озера (СИ) - Страница 60

– Но как? – Иван на Романа оглянулся, цыган плечами пожал.

– Не наша уже это битва… и никогда нашей не была. Мы только отвлекали, путь расчищали. Али вовсе приманкой были.

– Не бойтесь, – Лада вдруг вмешалась, голосочек тихий, звонкий разговор прервал. – Тятя справится, сможет. А вы тогда Яни уносите, но далеко не убегайте. Пока смотрите.

Виз вдруг головой тряхнул упрямо, воздуха набрал, рукавами плеснул. Костер на воде отозвался, свернул лепестки-языки в шар и в спину Навье ударил. Пошатнулся Янис, споткнулся. Водник вплотную подошел, руки на груди обнаженную положил, нажал легонько, будто толкает что-то.

– Иди ко мне, – шепнул ласково.

Закричал Янис страшно, темень на нем полосами пошла, каплями, стекла вся на землю, упала бессильно. Бледный озеро, как смерть бледный, пошатнулся, упал навзничь. Яр к нему, цыган за руку схватил стража поспешно, остановил.

Призрак Навьи руки воздел, темень силится призвать. Ан не слышит его чернота вязкая, не откликается. Лежит на земле черными лужами неопрятными, трепыхается слабо, хозяина зовет, ищет. Языки к Янису потянулись, в нем спрятаться хотят, переждать. Яр силы последние собрал, узкий хлыст выпустил, на земле круг очертил, по ближайшей луже ударил. Зашипела темень, закричала, прочь от Яниса отползла, от Навьи дальше стала. А Ярый на землю осел, подполз к озеру ближе, рядом вытянулся, прикрыл его собой, контуром серебряным оградил слабым.

Ладушка на Навью смотрит, моргает, улыбается приветливо, ручку тянет.

– Поставь меня, – Ивану велит, тот только слушается, не понимая уже, что творится, верить чему.

Девочка смело вперед шагнула, мимо отца протиснулась, к Навье подступилась. Тот прочь шарахнулся, покачнулся, к месту прирос – водица голубая, ключевая, кристальная темени лужу потеснила, сковала незаметно.

– Здравствуй, тятя, – Ладушка солнышком ослепила, улыбнулась, сама засветилась. – Я так по тебе скучала. Почему не приходил ко мне?

– Как это? – Иван зашипел, ближе к воднику подобравшись. Ярый на локте с трудом приподнялся, смотрит, молчит. В глазах серебряных пламя синее отражается тлеет.

Ярый выругался, Яниса крепче прижал бессознательного, сам подняться не может.

Водник стоял недвижимо, только наблюдал да с водой колдовал. Вот уже к озеру просочилась светлая водица, к костру все ближе и ближе.

Ладушка за руку Навью взяла, пальчики детские сквозь духа прозрачного не прошли, крепко за ладонь узкую схватились, потянули. Вздрогнул хозяин душ, сглотнул тяжко.

– Тятя, а ты сказок много знаешь? – девочка меж тем продолжает воркующе. – Мне вот интересно, а в мире подземном зима есть? А весна приходит?

От ручки Ладушкиной по руке Навьи свет поднимался, полз. Навь застывший, смотрел и моргал только, рот раскрывал, ни звука не вырывалось. Глаза черные сполохами серебристыми взялись.

Водник понемногу круг продолжал, остановился, спиной Яра с Янисом закрыл, к Роману с Иваном боком поворотился.

– Темень вокруг нас, – Виз шепотом объясняет, за дочерью и Навьей наблюдая пристально, пальцы щепотью сложил, искрами на них вспыхивает. – Не в нем. Лада вернет ему часть себя, станет опять Навь живым, духом сильным, не безумным.

– Так это все ты подстроил? – Иван прозрел, как вспышкой озарило.

– Не все, но многое. Тихо, царевич, не сердись, приманишь, накликаешь чего не надобно. Сейчас главное – не спугнуть. Как поймет темень, что больше некуда ей возвращаться, стреляй в пламя, в самую сердцевину, где оно касается воды озерной. Да только дождись, покудова вокруг вода чистая возьмется. Раньше нельзя.

Иван стрелу положил, приладил, наизготовку лук тугой взял. Янис шевельнулся, всхлипнул, колени к груди потянул, глаза открыть попытался. Заволновалась темень пуще прежнего, заворчала, сызнова пасти раскрыла, плетьми потянулась. Шарит в пространстве, на барьер невидимый вокруг Навьи натыкается. Земля от Ладушки прорастает травой-муравой зеленой, в свете лунном серебристой. Цветочки малые, белые, что звездочки небесные, проклевываются, венчики раскрывают. Сам силуэт призрачный наливается, хоть и стоит Навья подобно статуе, моргает только редко, живым становится. Пузырится темень, бесится, воет на голоса разные. Из себя выплюнула сгусток, едва Ивана не задела. Роману на руку попало, прилипло намертво. Кромсает кожу человека, внутрь пытается залезть. Цыган с шеи крест рванул да приложил плотнее, зубы сжал от боли раската. Взвизгнула темень обиженно, прочь свалилась.

Янис на локоть привстал, на Яра глянул удивленно, спросить хотел что-то, да не смог. Река вздохнул облегченно – узнал его суженный, а дальше разберутся. Выжить бы только.

Котел варева черного вокруг собрался, стеной поднялся, в купол карабкается, силится сомкнуться. Ладушка щебечет, Навь оживляет. Вода в озеро стекает. Водник побледнел от напряжения, не так легко ему, как показывает, дается противостояние.

Ярый на Чаро ничком лежащего оглянулся. Едва вознамерилась темень в нем схорониться, вспыхнул ручей, в землю водой ушел, растворился. Последний из помощников речных развоплотился.

– Пусти меня к воде, – Янис прошептал почти беззвучно, выбраться попытался.

– У тебя не хватит сил, – Яр запротестовал.

– Пусти! Он не справится один, ты же чуешь.

Поднялся Ярый кое-как, юношу водного на руки подхватил. Навья обернулся, на движение среагировал, шаг сделал. Лада второй ручкой взялась, задержала. Янис в озеро окунулся, Яра вытолкнул. Разводы черные оставшиеся разом к нему ринулись, но засветился Янисъярви, силу занятую, костром дарованную, отдавая, чистую воду стягивая. Мгновение минуло, за ним другое. До пламени добралась серебристая лента светлая.

– Давай! – скомандовал Виз, разом все оставшееся отпуская.

Спустил Иван тетиву тугую, в пламя стрела серебряная угодила, в место верное. Вспух костер да и взорвался, лавиной силы чистой, природной, света лунного, всех на поляне разметав. Придавило темень к землице, в нее впитало насильно, в мир нижний уйти заставило. Попадали все бессознательные, что люди, что духи. Навья Ладу прикрыл, собой заслонил, на руки успев подхватить.

К утру самому, припозднившемуся, дождь пошел, застучал по земле израненной. От озера половина осталась, от поляны вокруг, от ив да от дома хозяйского – только головешки обугленные, ровной короткой травой покрытые. Темень рассосалась, впиталась. Часть в воздух ушла, часть в земле растворилась. Вода в озере очистилась, дно просвечивать стало. Пустое, безмолвное. Водоросли уцелевшие тонкими былинками трепыхались. Кувшинка одинокая лепестки раскрыла навстречу влаге небесной, в чашечку капли собрала, заволновалась.

В середине дня воздух сладким туманом наполнился, облаками низкими загустел, свился коконом плотным. Ветреница на траву опустилась, в руины дома зашла, осмотрелась. Отыскала зеркало в раме простой, деревянной, что под стеной погребено осталось. Разбита поверхность, трещинами разрослась, укрылась. Не отражает ничего. Кивнула сама себе хранительница, осколок малый отломила, в воду бросила. Остальное в землю закопала, разровняла холмик оставшийся. А потом веретеном обернулась ветряным, берег выгладила, ни трещинки не оставила, ни бугорка.

Следом Камень явился, валуны из земли достал, взгромоздил друг на друга аркой невысокой, крепкой. Дунул, ладонью заскорузлой погладил. Стали скалы обломки единым, монолитом цельным, неколебимым.

Огонь и вовсе заглянул на мгновение, кулак стиснул, дунул сквозь него. Искры во все стороны разлетелись алые. Цвет поменяли, на воду осели. Не погасли, колдовские, сызнова засияли светом голубым да зеленым, вокруг кувшинки свились, успокоились.

И снова пусто стало. Вечер приблизился, тучи прогнал, солнца лучи золотые выпустил. Птицы защебетали, лес вновь подступился, духов позвал. Олень крупный у кромки подлеска постоял нерешительно, ушами чуткими поводя, да к воде озерной спустился. Напился,по грудь окунулся.

Всколыхнулось озерцо, плеснуло. Чуть дальше забралось, чашу прежнюю заполняя. Из землицы у самой арки каменной, новорожденной, ключ забил студеный, цвета необычного, словно колокольцы лесные ему свои лепестки фиолетовые отдали. У запруды с кувшинкою водоворот малый возник, закрутился. От него водоросли закудрявились зеленые. Еще один источник влился в озеро, холод принес хрустальный.