Хозяин озера (СИ) - Страница 57

Тонкие пальцы, когтями черными украшенные, звонко щелкнули, словно искру высекли. Змеи хоровод покинули, в темноту ночную, хрупкую рванулись. За ними птицеящеры ринулись, на ходу крылья распахивая. Навья взглядом их проводил, усмешкой легкой. На пламя перенес внимание свое, на танец озерный. Подрос костер, вытянулся. Подергиваются синие язычки верхние, силу набирают. Совсем еще немного осталось.

Ярый первым змеев заметил, коротко свистнул, шлем надел. В руке стража копье серебристое проросло, обозначилось, острие засветило. Роман царевича назад оттеснил, лук велел поднять. Ближе к тварям не подходить, помогать от границы терновой. Сам кинжалы вытащил, в ладони удобно разместил. Крестик на груди греется, жжется, хоть и сомневается цыган, что оберег с такой силищей справится, ан не снимает, терпит.

Змей черный пружиной свернулся, длинным телом, что копьем толстым, вперед выстрелил. Увернулся Ирро легко, оружием взмахнул. Острие копейное по шкуре черкануло, отскочило.

– В глаза целься, – крикнул Чаровник, жалея отчаянно, что не стрелки ручьи, не их забава. – Царевич, не зевай! Мы придержим… ах ты ж!

Ярый молча на змея второго бросился, оседлал, сдавив коленями шею сильную, пригвоздил собой к земле-матушке да и всадил короткий клинок – откуда вынуть успел, лишь меж пальцами сверкнуло – в глаз раскрытый, в самую зеницу вертикальную. Змей пасть раскрыл, задергался в конвульсиях болезненных. Иван лук вскинул, краем глаза движение ухватив. Стена терновая еще больше раздалась, расползлась, выгнулась. Кокатрисы стаей атаковали, с десяток на гостей незваных кинулся. Один на спину Яру вспрыгнуть вознамерился, его и снес стрелой. Меткости поубавилось – раньше его кольцо водника хранило, и видел Иван ночью не в пример лучше теперешнего. Но стрела каленая, в бок кокатрису ударившая, сладкой птицеящеру не показалась, хоть и вреда сильного не нанесла – так, оцарапала, удачно в кожу тонкую меж крылом и чешуей угодив. Заклекотали остальные, скопом вперед бросились. Ирро копьем в землю ударил, эхо как щит невидимый отпустил. Ярый меж тем перекатился, змею издыхающему в кольца не угодить старается, от хвоста уворачивается, на ноги поднялся, плеть развернул. Щелкает хлыст зло, кокатрисов отбрасывает.

Змей, момент улучив, сильных стражей ополз, вильнул, младшим ноги хвостом подсек, погремушкой прошуршал. Кокатрисы мигом направление атаки поменяли, смекнули, где слабость. Кусты терновые собой примяли пуще, но сумели достать. Баловник вскрикнуть не успел, птицеящер ему в лицо ударил, крыльями забил, хвост с иглой отравленной вокруг шеи обвился. Студенец копье в левую руку перекинул, с пояса что-то сбросил, метнул, почти не целясь. Пластинка светлая кокатрису в глаз попала, отвалился хищник, другому место уступил. Но тут уже копье не пустило. Ирро эхо вновь пустил волной широкой, отбросил тварей навьиных, отпихнул. Баловник глаза лишился, лица половины, кровью серебристой залило весь доспех. Студенец наклонился, да отвлекся, шуршания трещотки хвостовой за спиной не услышал. Иван как раз стрелу новую приладил, собирался Ирро помочь, на вскрик развернулся, не целясь, тетиву спустил. Отскочила стрела от шкуры змеиной, зашипело торжествующе создание темени, пасть разинуло, клыками, ядом истекающими, блеснуло. Ручей упал в судорогах, вспыхнул сиянием лунным, водицей растекся, исчез.

Ярый выругался зло, Иван губу прикусил, Роман молитву шепнул, осекся. Царевич раздосадованный ближе подступился к ограде живой, агонизирующей. Считал он духов неуязвимыми, смерть перед глазами существа колдовского болью отозвалась. Кокатрисы заклекотали, затрепыхались. Змей язык высунул, мордой узкой покрутил, на Яра нацелился. Сколько ни стрелял Иван, все без толку, а ближе подойти Роман не пускает. Цыган, хоть и в запале яростном, головой трезво думает, понимает, что стоит ближе царевича подпустить – сметут его, моргнуть не успеешь. Только границы шипастой не переступают твари Навьины, держит их, как на привязи, близость озера и хозяина.

Яр змея оскалом встретил, приветил копьем острым, плеть в левой руке только взвизгнула, засветившись ярче обычного. Хоть не питается силой костра синего страж-река, ан луна ему все равно помощь. Петля жесткая змея обожгла, чешуи вырвала, кровь по земле пустила. Кокатрисы полукругом встали, Ирро да Чаро теснят, ан не поддаются ручьи, держатся. Кипит битва, не заканчивается. Второй виток жгучий на шею змея лег, стянул пуще прежнего. Задымилась тварь, зашипела, трещотка судорожно загремела,землю взбивая. Поднатужился Яр, на локоть плеть намотал, чисто жеребца ретивого поймать пытается, подвинул змея. Тот сопротивляется, мотается, кольца свивает. Копье в воздухе свистнуло, эхом отразилось, голову лобастую к земле пришпилило сквозь пасть раззявленную, пробив плоть нежную. Ирро хмыкнул криво, успел только локтем закрыться от пары кокатрисов. Синяя вспышка по глазам ударила, лужа в землю впиталась.

Чаро завыл горестно, голыми руками в шею птицеящера ближнего вцепился, клюв надвое разорвал, тушу отбросил.

– Янис! – заорал Иван, надсаживаясь, увидев озерного хозяина у самой водной кромки.– Янис, Янис, мы тут!

– Молчи, глупый, – Роман сурово одернул, вперед шагнул, ловко лапу по сочленению кокатрису подсек клинком коротким, отвлек.

А когда тот взлетел, от атаки неожиданной дернувшись, в глазницу кинжал вогнал, выдернул поскорее, отступил.

Понял Иван, чего раньше в запале не заметил: стоит за стену, терновником обозначенную слабо уже, размыто, неверно, отступить, твари теменные словно видеть перестают, лишь клекочут, крыльями хлопают, но не выходят. Да и сам куст еще ниже склонился, уже не опасным, увядшим кажется.

Ярый на крик Иванов отвлекся, едва не нападение не пропустив. Но вовремя Чаро подсобил, заслонил, копьем отогнал создание. Иван добил тварь раненную, с сожалением на колчан пустеющий посмотрел. Оставшиеся птицеящеры к земле припали, полусферами крылья встопорщили, отступают, пятятся, зовет их хозяин обратно. Чаро к Баловнику подбежал, осмотрел, губу закусил. Ручей младший только слабо рукой махнул и вдруг вспыхнул, следом за братьями ушел, развоплотился.

Яниса силуэт у костра пыхнувшего застыл, извернулся, в позе неудобной выгнулся. Вокруг словно кокон темный закрутился, тонкие ниточки теменные сплетает, на катушку-тело вытянутое наматывает.

Луна полыхнула, золотым оком уставилась в землю, в гладь черную, водную. Синее пламя отозвалось гулом мощным, языки-руки вверх протянуло, подросло, поднатужилось. Вспенился костер колдовской до самых небес ночных.

Отряхнулся от танца дурмана Янис, улыбнулся, глаза прикрыв, ресницами занавесив взор туманящийся. Привычное опьянение им овладевало, медленно, неохотно, не как в разы прежние. Накатывало постепенно, томленье пробуждало. Не понимал, не видел разум одурманенный, что ключи ведут себя странно, словно и не он вовсе. Близко не подходят, не ластятся, только смотрят тяжело, неподвижно. Что чуть дальше битва кипит, кровь проливается. Змеиные дорожки Янису мнятся узорами светящимися, какие раньше огоньки плели, выкладывали. Клекот – песнями мавкиными.

Язычки синие в танце кружились, змейками игривыми свивались, звали, манили к себе, испить их силы крепкой, приникнуть поцелуем глубоким к источнику вечному.

Навья ближе подошел, по плечу обнаженному озеро погладил, пряди распущенные перебрал. Дернулся Янис в сторону, обожгло морозом острым. За спиной закричал кто-то отчаянно, по имени хозяина озерного позвал, окликнул.

– Нет, – сорвалось с губ против воли.

Шаг назад отступил Янисъярви, обернуться попытался. Ключи темные уже на воде стояли, ждали послушно.

Навья только улыбнулся.

– Тебя уже никто не спрашивает, хороший мой.

Тычок сильный – и летит Янис в пламя. Взъерепенился искрами яркими, всхрапнул недовольно колдовской костер, принял любимца своего, закутал, обласкал, отгородил. Выплавил мысли, опасения, заменил на жажду великую. Хозяин душ ушедших бровью повел, вздохнул глубоко. Связь непрочная, пунктирная, меж ним и водным юношей силы пока не давала, но совсем немного холодила, освежала.