Хозяин озера (СИ) - Страница 46
– Неправда! – запальчиво Янис выкрикнул, встать попытался.
– Что неправда, хороший мой? – Навья говорит с паузами, целует, губами ласкает, отклика добивается. – Зачем он от тебя тогда отказался? Все просто. Ты же ласковый, доверчивый… вкусный… Сам придешь, рассчитывает, только поманит, вернешься, простишь все. Без тебя трудно сейчас стражу будет, заново своими силами реку приструнить придется. Из берегов выйдет, артачиться начнет.
Дышит тяжко Янис, тело против воли откликается, слишком уж умелые ласки дарит темени хозяин.
– Не веришь мне покудова – не верь. Не тороплю тебя, не неволю. Сам все поймешь, увидишь. До лунного стояния далеко еще, поговорим о многом. Покажу тебе зеркало иное, тебя иного покажу.
Замолчал Навья, ртом жадным прильнул. Сжал зубы Янис, зажмурился, ан все равно противиться не выходит. Куда там его выдержке, против уменья и жажды, коль даже закрыться нечем. Сглотнул Навья все, что подарено было, поднялся, дымом рассыпался, вновь собрался. Четче силуэт стал, насыщеннее. Тьма послушная сама тиски разжала, освободила озеро, к хозяину потянулась, обвила.
– Вернусь вскорости, милый, – отступает Навь к зеркалу, машет на прощанье. – Ты уж сделай милость, сразу не рассказывай, что я в гостях у тебя. Понаблюдай за избранником твоим, за советом. Чай, встревожили их мои зверюшки, рядом остаются. Покажется тебе, что правы они, а я тебе неправду сказал – сам уйду, в зеркале останусь. Защиту новую ставлю, не взыщи. Именем моим будет запечатана, зови.
Молвил напоследок неразборчивое и исчез. Зеркало взвизгнуло обиженно, звоном долгим прокатилось и затихло, успокоилось, задремало привычно. Опустошенный Янис остался лежать, а как силы вернулись, вскочил, прочь из дома бросился, едва одеться успел. Ночь на исходе зорьку кликала, росу рассыпала, ветер прогнала. Тих лес, тихо озеро, огни в камышах прячет.
Сова ухнула, вздрогнуть заставила. Заволновался Янис, оглядывается нервно, от шорохов шарахается. Страшно озерному хозяину, страшно так сильно, что голоса нет, не позвать никого, не спрятаться. Мысли путаются, вопросы роятся, слова Навьины звучат, не отпускают. Нет веры им, но есть сомнение. Душит, комком поперек горла стоит, мешает, царапает.
Вдруг светом синим всплеснуло, со дна выметнулось. Чаровник верхом на берег выбрался, оглядывается тревожно. Заметил Яниса, скорее спешился, к нему подбежал.
– Ночи, Янис, ты почему не спишь, не отдыхаешь? – спрашивает, а сам глазами шарит, выискивает что-то.
– Кошмар привиделся, – озеро отвечает невнятно, от ручья отступая.
Огляделся страж, прислушался да ближе подошел, зашептал.
– Побудь дома, Янис, неладно у нас. Табун разыгрался, течения от рук отбились, лютуют. Ярый к морю двинулся, вернется к утру полному. Смотрю, тихо у тебя, спокойно. Дальше помчусь. Зови, коли что.
Вскочил в седло, келпи поворотил, исчез в воде озерной, а Янис так и сел. Взбунтовалась река? Свистнул громко озеро, ладонь в воду окунул. Зорька розовым шкуру окрасила, пока келпи вброд до мелководья дошел, на берег вспрыгнул, перед хозяином склонился низенько, хвостом да гривой росу собирая. Осторожно забрался на спину сильную Янис, на ухо мохнатое настороженное шепнул. Пошел келпи рысью осторожной, на манер коня заморского, иноходного: ноги попеременно переставляет, старается седока не трясти, не раскачивать. Сквозь лес просыпающийся скоро домчал, застыл на пригорке высоком. Смотрит Янис, глазам не верит. Вздыблены волны речные, шумит, полноводится, словно весна сейчас вешняя, снега таять только начали. Берега много откушено течением быстрым, затоплено. Уже к мосту дальнему подбирается, еще немного и снесет крепи. Досюда долетает, как рокочет, огрызается. Чуть дальше, вокруг дома Ярого взвесь водная висит, пена клубится, радугой на первые лучи солнечные отзывается. Ржание громкое, сердитое над равниной далеко слышно, огрызаются келпи-течения, злятся, на свободу гулять, бегать просятся.
– Не верю все равно, – озеро шепчет, гриву белоснежную в пальцах комкая.
Повернул лошадь, через лес в сторону другую устремился. Туда, где чаща раздавалась, сквозь нее и еще дальше, к болоту обширному, топкому, опасному.
Замедляется келпи, идет, упрямится. Не любят течения свободные вязкой трясины, кочек упругих, кореньями глубоко уходящих. Солнышко встало, потянулось, когда Янис на краю топи кобылу остановил.
– Ой, Янис, здравствуй, – девочка пригожая с кочки встала, сарафан зеленый отряхнула, косицу куцую поправила, сбила на бок больше. – В гости ты? Тятю позвать?
Улыбнулся озеро через силу, на землю спрыгнул, пригладил кудряшки Ладе.
– Здравствуй, славница, покличь, будь добра. Переговорить мне с ним надобно.
– А огонечек подаришь? – улыбается девочка проказливо, кончик языка розового показывает.
– Подарю, – озеро ладони сложил, подул в них, меж пальцами высветилось зеленоватым. – Держи.
Выпорхнул огонек озерный малый, засуетился, замигал, на свету почти невидимый. Покружил, полетал промеж хозяйских волос растрепанных да к девочке подлетел, застыл. Подождал, пока ладошки детские его обнимут бережно, притих, задремал.
– Спасибо, Янис, добрый ты, – Ладушка улыбается – да как сиганет внезапно с кочки прямо в бочаг темный, только брызги тучей, веером.
Всхрапнул келпи удивленно, носом в воду сунулся, расфыркался.
– Пошто пожаловал, хозяин озерный? – болотник седой возник внезапно, стряхнул с балахона ветки, травинки налипшие, на кочку, дочкой оставленную, уселся, руки костлявые на коленях сложил, пальцы переплел. – Выглядишь плохо. Тебе б полежать, спину заживить толком, чай серебра поцелуи острые не сразу затягиваются. Реку рядом с собой держи, и ему польза, и тебе скорое выздоровление.
– Страж занят покамест, – озеро отвернулся, – течения унимает.
– О, – водник с усмешкой бровь вздернул, подбородок острый потер, усмешку пряча. – Неужто перестарался, больше отдал, чем взял у тебя? Так зачем явился, озеро? Чем помочь тебе могу?
– Я зеркало спрашивал, – Янис не торопится, не знает теперь, что и говорить. – От него темень тянется, от него силой питается.
– Так-так-так, – водник поднялся, ладони потирает, щурится недобро. – И как же ты, Янис, зеркало спросил, что то тайну открыло, темень показало?
– Приказал – меня послушалось. Темень от Навьи идет, стелется, проход ищет. Не Межмирье тогда открывалось, Навья это был, его рук дело.
Ладушка из-за кустика малого вышла, чистое платьице тесемкой витой подпоясала, рядом присела, смотрит с любопытством, глазенки зеленые таращит.
– Неужто думаешь, что мы Навью бы неспознали? – смеется, каркает водник. – Будет тебе, Янис. Понимаю, что ссора обидная покоя не дает, да только полноте. Зеркало тебе подчиняется, потому что силу твою пьет. Вот и боится, что тебя отберут у него, поток перекроют. Шалит, балуется. Возвращайся домой, поспи, с мавками поиграй, с ключами потешься. Ярого в гости пригласи, ему силы понадобятся, скоро дождь придет, реку держать надобно. Да и озера затопит, везде поспеть стражу придется.
Зубами скрипнул Янис, разозлился. Кулаки сжал, лицо исказилось.
– Совсем за безмозглого, глупого меня держишь? – вызверился озеро яростно, зашипел низко.
– Да дите ты и есть неразумное, – смеется водник, искоса поглядывает. – Обиделся на глупость – эка невидаль, страж озеро охраняемое в постели приветил, – отомстил, людей натаскал, хоть царь тот, хоть Ванька, сын его. Колечко-то я ему вздел, чтоб лишнего от тебя не набрался, пламень синий не для людей встает, загорается. Надеялся, что надоест тебе быстро игрушка новая, так и вышло. Теперь что придумал? Навья. Навья в нижнем мире сидит лет сколько и дальше будет, покудова путь ему наверх заказан. Твое дело малое – за зеркалом смотри, чужих не пускай да силой делись со стражем.
Промолчал озеро, не попрощавшись, на келпи вскочил, подальше от болот ринулся. Смех издевательский, сухой, кряхтящий в спину летит, жалит. Пусть плеть колдовская следы оставила, силы выпила, ан насмешка подобная кусает сильнее, ранит глубже, следов видимых не оставляет, занозы глубоко под кожей сидят.