Хозяин озера (СИ) - Страница 45

– Яни, Яни, – пропел, протянул Навья, за плечо озеро ловя, придерживая, – тебе еще столько предстоит узнать. И сделать.

– Сбежать бы, – буркнул озеро себе под нос, чувствуя, как щиколотки темень охватывает, по чешуям ползет.

Щелкнул Навья пальцами звонко. Взвилась тьма с пола, щупальца вытянула, опутала озеро, назад отбросила. По постели, простыням шелковистымраспластала. Обвила плотно ноги-руки, кандалами стала прочными. Силится озеро выкрутиться, только сильнее плети дымные сжимаются, давят.

– От меня сбежать? – смеется Навь, рядом оказываясь, верхом садясь, прижимая. – Полно те, Яни. Куда бежать-то? К кому? Кому ты нужен теперь, теменью порченный. Смотри, как она тебя обвила, прильнула.

По знаку короткому, щупальце крепкое Янисову руку вздернуло. Ногтем длинным Навья проследил узора завиток лихой, тугой, наклонился, губами коснулся. Извивается Янис в путах, силится отстраниться, но не получается, крепко держит туман призрачный, не дает двинуться с места. Крутится озеро, бьется. От прикосновений ледяные иголочки под кожей расходятся, как льдинки в мороз крепкий, колют, обжигают. Смеется Навья, играется, на Яниса посматривает.

– Не бойся меня, озеро, – шепчет на ухо, рядом вытянувшись, к себе привлекая. – Не причиню тебе зла. Ты же драгоценный, как зеркало твое. Вот уж не думал, что такой подарок мне совет преподнесет к возвращению моему.

– О чем ты?

Вдохнул Навья глубоко, запах озера втягивая хищно, потерся щекой о его плечо, чисто кот ласкается, только когти острые уже выпущены, готовы вонзиться. Янис мысленно Ярого звать пытается, да только сам понимает, что зов его в пустоту уходит. Не слышит его страж, будто стена между ними. Вода в озере волнуется, хозяина своего потеряв, плещет, перекатывается, бессильна без приказа прямого в дом ступить, помочь, подсобить.

– Ты никогда не думал, зачем тебе, такому юному и беспечному, зеркальце отдали? – хозяин мертвых прядку тонкую с лица Яниса отвел, приласкал скулу, ухо тронул, контур обвел, зашептал. – Артефактом ты не пользуешься, не спрашиваешь его ни о чем. Среди людей легенды ходят, дескать, тайны хранит зеркальце, ан какие и как взять – никто не знает. Потому и царь твой намудрил, напутал, не то и не у того спрашивал.

– Я не понимаю, – едва слышно перебил озеро, мечтая отчаянно, чтоб все сном обернулось. – Откуда ты про Матвея знаешь?

– Яни, – снова ласково тянет Навья, поцелуями легкими путь от шеи к груди протягивая, намечая, – давно за тобой наблюдаю, слежу. Нравишься ты мне, озеро. А царь твой вопросы задавал, угрожать мне смел. Представляешь? Отчаянный человек, потому и пожалел его, смерти полной не отмерил. Ан недолго ему осталось на свете этом. Дурак человек, зеркало кровью своей напоил, думал, мне хватит этого подношения. Не питаюсь я кровью человеческой, без надобности мне она. Жизней и без того накопилось много. Читал бы правильные книги, знал бы царь, что не зеркало надо спрашивать, а… озеро, которое его хранит. Тебя, Яни.

Видит Навья, что удивлен хозяин озерный, не знает, что дальше спрашивать. Дрожит под ним, замирает. Тонким звоном отзывается дом его, силится туманные объятья темени скинуть, помочь своему хозяину, но не выходит. Крепко опутан, заперт.

– Расскажу тебе легенду старинную, сказку забытую. Как решился один из совета на дело великое, правое. Дать живым с мертвыми видеться в один день положенный, чтобы не забывали друг друга, грустью темень не множили. Долго другие духи противились, как же, им удобно пугать людей, смущать умы да души, власть свою утверждая. Ан если расскажут ушедшие, что нет ничего страшного в мире загробном, то какая ж это власть? Но потом сами поняли, что лучше так будет, миру легче. Стали думать, у природы позволения выспрашивать. Смирилась матушка, показала, надоумила. Создали мы впятером зеркало особое, хитрое, что проход могло держать, пропускать души в мир верхний.

– Ты обманул их, – Янис перебивает, терпеть не в силах касания легкие, откровенные.

Словно за рассказом забывшись, Навья рук своих не контролирует, не ведает, что творят они. Хмыкнул хозяин мира нижнего, душ ушедших покровитель, рассмеялся. Темень послушная вздыбилась, волосы его ветром взметнула, растрепала.

– О нет, хороший мой, не обманывал. Все как есть рассказывал, надоумливал. Только не слушали меня, не понимали. Каждый считал, что он будет главнее, ссорились, козни строили. А темень любит распри, обиды да слова резкие. Росла, множилась, поглощала. Покуда все четверо под ее сень не встали. Тогда раскололась дорожка намеченная, разорвала мир. Хлынули через прореху чудовища голодные, душ поперед успевшие. Стали рвать, жрать да смерть сеять. Я не всемогущий, знаешь ли, всех не удержал, с теменью не справился, сам едва не захлебнулся. Испугался совет, вновь к матери единой обратился, как поправить содеянное. Она ответила…

Помрачнел Навья, брови черные нахмурил, губы полные сжал так, что цвет потеряли, белесыми стали. Прильнул к Янису тесно, ногтями по ребрам провел, очертил, следы оставил.

– Знаешь, что совет придумал, озеро? Не зна-а-а-ешь. Они всю темень свою собрали, в меня перевели, а потом в мир нижний выпихнули и заперли. Зеркало, что помочь мне должно было, ключом от темницы стало. Крепким запором. Думал я, исчерпает силу, ан перехитрили меня и в этом. Тебя приставили. Ты зеркало не охраняешь, питаешь. Синим пламенем наполняешь, силы ему даешь неисчерпаемые.

Поцелуи укусами обернулись, ранили. Янис застонал глухо, выгибаясь. Страшно озеру и странно. Страшно от слов Навьиных, от власти его давящей, от темени вокруг клубами вьющейся, леденящей. А странно, потому что отзывается внутри что-то на слова эти, на прикосновения жесткие, неосторожные. Не кажется Навь чужим, пришлым, но и родным не назовешь. Что ложь в его словах, что правда, как проверить?

– Пусти меня, – озеро просит. – Ошибаешься ты насчет зеркала колдовского. Не хозяин я ему, не питаю. Редко к нему прикасаюсь, стараюсь стороной обходить.

Ресницы Навья опустил на вдох один, губу верхнюю вздернул, оскалился. На руках и шее разводы темные проступили, столь густые, что и тела под ними молочного не видно, все в сплошных вьюнах теменных.

– Отпущу, конечно. На тебя ли зло держать, коль не виноват ты в ни в чем. Дите ты малое, неразумное. Живешь, не знаешь ни о чем. Лишь услугу окажи мне крохотную, Янис. Единственную…

Поднялся Навья, навис над озером распростертым.

– Прими меня раз по доброй воле, когда луна высоко над деревьями полная стоит. Избавлю тогда тебя от привязи зеркальной, сможешь сам себе путь выбирать, свободным стать. Ты же не знаешь вкус ее, свободы этой. Живешь тут взаперти, никуда не ходишь, кроме мавок своих да ключей никого не ведаешь. Мир огромен, озеро, колдовской мир. Течениями да перекатами, путями подземными далеко уйти можно, до моря великого, до песков пустынных.

– На что мне те пески? – сглотнул Янис тяжело горечью, отворачивается, в глаза черные, в провалы, в бездну смотреть боится. – Никогда не помышлял о путешествиях далеких, мне и здесь хорошо.

– Хорошо ли, озеро? – Навья ниже наклоняется, шепчет прямо в губы – волосы шелковые по плечам скользят Янисовым, холодят. – Ты подумай, каково теперь станет. Совет добреньким не будет, когда узнает, что зеркало всему виной, человек тобой допущенный. Ты думаешь, почему к тебе людей не пускают? Боятся, что вред тебе нанесут? Как бы не так. Боятся, что сам ты поймешь, что не просто так у зеркала находишься. Помнишь, как до него через преграды дотянулся, хоть и плохо тебе было? До самого терема, за версты дальние. И ведь не принеси тебе царевич беспутный артефакт обратно, сгубил бы терем царский со всей челядью. Помнишь? Сила в тебе великая, да только не пользуешься ею. Все по реке своей страдаешь. Понравился вкус плети серебряной?

Ладонь ледяная под спину Яниса скользнула, по рубцам прошлась, погладила. Выгнулся озеро, крови своей запах почувствовал.

– Сказать, что так стража твоего рассердило? – вниз Навья заскользил по телу хозяина озерного, остановился, в ладонь взял, наклонился низко, языком провел, след влажный оставил. – От пламени синего ты питаешь ключи свои, сам несешь его частицу, зеркалу передаешь. И любовников своих не обижаешь. Река ведь первым был? Всех он ухажеров отвадил, да? Делиться не захотел. А теперь подумай, озеро, откуда у царя простого, человека смертного, сила взялась меня дозваться, зеркало разбудить? Сколько ты отдал ему на ложе? М? Сколько ты отдал реке-стражу по воле собственной, власть над собой вручив, пообещавшись?