Хозяин озера (СИ) - Страница 44

– Хозяин, что теперь делать станем? – Чаро голову с живота Яра приподнял, волосы длинные за ухо заправил. – Надо бы зеркало повторно проверить, а то, глядишь, и к воднику обратиться. Если наново порвется ткань мирская, можем и не сдюжить, не стянуть.

Нарочно задает вопросы Чаровник про зеркало, Яниса имя не произнося, огибая. Ирро рядом вытянулся, хозяина гладит лениво, прислушивается, сам не встревает.

– К Янисъярви сходишь утром завтра, – Яр прятаться в недомолвки не стал, все равно привыкать надобно. – Спросишь, что зеркало ответило. Коли будут подозрения, следы темени – водника зовите, меня. Будем думать. Неспроста эта чернота сейчас проявилась, не верю, что просто так, с обиды и злости, Милый смог проводником стать. Пусть костер синий ему сил дал, ан все равно. Не выдержал бы ключик, умер раньше, чем открыл проход такой широкий.

– Но дак зеркало же Янис не отпускал, – Ирро в бок реки носом уткнулся, говорит невнятно, вслух размышляет. – Что там человек мог такого спросить, что темень разошлась? Если уж дух не справится, то царь и подавно умереть должен был.

– Не знаю, что царь спрашивал, – Ярый вновь нахмурился, сел на постели, ручьи его насильно удержали, обратно в подушки опрокинули. – И знать не хочу, если откровенно. Надо выяснить, к кому он обращался, что за заклятье использовал. Но только в том случае, если и впрямь зеркало виновато.

Вздохнул Чаро, помолчал. Лежали втроем, переплетенные, каждый о своем думал. Вдруг келпи всполошились, заржали, волну на привязь обрушили, в стену дома копытом ударили. Вожак табуна и вовсе под крыльцо прискакал, волнуется, гарцует на месте одном, пену взбивает. Баловник удержать пытается, повод поймать, да куда там. Едва от копыта увернулся, от зубов острых, клыков хищных.

Ярый, как был обнажен, вышел, ладонь протянул. Ткнулся в руку хозяйскую конь, приплясывать не прекратил, ан присмирел немного.

– Что случилось? – страж спрашивает.

Баловник сонный плечами пожал.

– Не ведаю, хозяин. Всполошились чего-то, а вроде все спокойно. Гроза далекая гремит, всполохи над лесом вьются, дак то обычное дело.

– Чаро!

– Здесь я, – ручей в доспехе полном, куда только томность подевалась, косу туго лентой перевил, на спину отбросил. – Отправлю Ирро течение проверить, его эхо далече идет, быстрее справится.

Кивнул Яр согласно, сам копье в руку принимая, плетью брезгуя. В седло вскочил, бока лошадиные коленями в чешуе доспешной сжал, поворотил на месте, в лес отправил. Серебряным росчерком всадник мчится через сумерки сизые, за собой туман тянет. Вдоль изгиба русла мчится, высматривает. Лес сонливость вечернюю скинул, к ночи готовится, не видать никакой опасности. У порога первого, где река изворачивалась хитро, за холмом разливаясь широко и полноводно, олень стоял задумчиво, ногу переднюю навису держа. Вокруг его убежища волки сходились, чуяли добычу скорую, раненную. Яр покрутился здесь, на пятачке травянистом, за хищниками наблюдая, от взгляда их туманом закрываясь. Не чуяли они ничего странного. Охотились как обычно. Пятками келпи понукав, Яр с обрыва верхом сверзился, течением оборотился, растворился в волнах своих, единым с рекой стал. Развернулось русло, во всю ширь разошлось. Суда носит, до моря дальнего переправляет, мосты не терпит, сбрасывает, только переправу вброд дозволяет. Волну мягкую перекатывает, плещет в берега. И снова все тихо, спокойно. Темно, звезды занимаются, луна ущербная по небу плывет, на себя в воду любуется.

Ручьи меж тем разделились. Игривый дном илистым, каменным прошел. Верхом поднялся на гладь водную, призраком прозрачным, туманным промчался до истока, вернулся до порогов, с водопада спрыгнул. Чаровник по цепочке озер устремился. У реки охранной своя долина обширная. Ан незащищенных, требующих присмотра не так уж и много. Озера одинокие, пара тонких сестер-речушек, впадающий в Ярого много дальше, почти у самого моря. Баловник у дома речного остался, за табуном присматривать надобность была великая. Коли сорвутся келпи в бег оттаянный, вспучится река вновь, из берегов выйдет. Студенец ему помогает, отвлекает лошаков беснующихся, кругом водит, котел водный создает.

Полночь приблизилась, не нашли ничего стражи. Ан келпи не унимаются, гарцуют, ржут взволнованно. Ярый вернувшийся отпустил вожака в табун, сам в реку вошел по пояс, вздыбил, заслон установил. Пусть лучше дом его всплывет, водой затопленный – не страшно, но не выскочат келпи на равнину вольную, не потопят деревни, города рядом с берегом стоящие.

Угомонилось все как началось: внезапно, негаданно, нежданно. Только зорька первая проклюнулась, рассыпались лошаки водными струями, вниз на дно ушли, залегли. Яр на траву мокрую сел, лоб утирая. Рядом ручьи попадали утомленные, из сил выбившиеся.

Долго спал Янисъярви, сном тяжелым, забвенным. Кошмары не тревожили, обходили его стороной и сны светлые. Боялись тумана темного, клубящегося, что вокруг озера вился, опутывал. Купался Янис в тумане том плотном, себя терял. Уходил словно далеко-далеко, возвращался с неохотой, а очнулся, глаза открыл, от поцелуя жгучего, шею опалившего. Глаза Янис распахнул, вдохнул полной грудью воздух ночной, искрами озерными напоенный. Лежит он на постели, не укрытый, без одежды, коса растрепалась. Рука чья-то нежная, осторожная, по спине его гладит, жемчужинки позвонков выступающих перебирает, щекочет.

– Проснулся, мой хороший? – шепот ласковый змеиной сладостью в уши вползает, дурманит.

Дернулся Янис, прочь откатился, охнул, на спину перевернувшись. Боль, хоть и легкая, охотно зубы показала, напомнила. Вспыхнули огни болотные, яркие, заместо светцов озеру служившие, охватили опочивальню светом зеленым, призрачным, тусклым. Словно боятся подступиться к темени, что крыльями рваными вокруг постели лежит, дремлет чутко.

– Не пугайся, тебе отдохнуть еще надо бы, пока раны затянутся окончательно.

Смотрит Янис, глазам не верит. Лежит на его постели мужчина незнакомый. Лицом красив, бледен только, глаза большие,темные, бездонные, едва зрачок угадывается, а более нет светлой точки даже. Волос длинный, черный, густой, волной по подушке раскинулся, кляксами густыми до пола стекает, кончики в темень окунаются, искрами подмигивают. Пальцы тонкие шелк простыней сжимают, перебирают, играются. Тело гибкое, в одежду странную, узкую затянуто, чисто шкура змеиная – переливается, блестит узорами, очертания меняет. Моргнул Янис, гость его незваный тут же рядом оказался, за руку взял, запястье ледяным прикосновением ожег, выстудил. На полголовы выше будет, да только толку в том росте – худое тело, призрачное. Сквозь него, как сквозь завесу, комната проглядывает. Но хватка крепкая, настоящая.

Вырвал Янис руку, на ноги вскочил, к стене спиной хотел прижаться, защиту ее почувствовать. Но нет стены – в комнату с зеркалом открыт проход, будто и не было никакого заклятья. На полу снежинки его беспомощные рассыпаны, мертвые. Не дозваться, узор наново не собрать.

– М, не расстраивайся, – мурлычет незнакомец, слова вибрируют, будто от стен отскакивают, голос глубокий – в таком утонуть легко, будь ты хоть дух водный. – Новая будет лучше, не на слове честном, на силе замешана.

– Кто ты? – Янис спросил, к дверям пятясь, босыми ногами на осколки наступая.

– Навья, – улыбка широкая, клыкастая вмиг лицо бледное осветила, в черноте глаз отозвалась. – Чай слышал обо мне, озеро студеное, заповедное? Не царь, конечно, я, не страж, да и не гостил давно в верхнем мире, ан должен ты имя мое слышать. Не чужой я тебе.

Еще шажок маленький Янис сделал, на комод резной едва не наткнулся, край острый больно в спину кольнул, уперся, прямо в рубец незаживший. Шире улыбнулся Навья, боль как запах зверя раненого чуя.

– Имя слышал, – кивнул хозяин озерный. – И про то, что нежеланный ты гость в верхнем мире. Но в знакомцы тебе не набивался, первый раз вижу.

Туманом фигура мужская рассеялась, облачком черным по комнате метнулась, у дверей сызнова соткалась, дорогу заступила. Прянул Янис в сторону, на окно оглянулся нервно.