Хозяин дракона - Страница 4

Майка отступает, но в глазах нет страха. Она хочет играть. А вот я – нет! Некогда. Вздохнув, лезу в карман. Горбушка еще теплая. Мы с дядей Сашей хлеб печем сами – в магазине он черствый и невкусный. На нашей кухоньке стоит круглая машинка, называется «хлебопечка». В нее надо засыпать муку, сухие дрожжи, соль и добавить воды. Остальное хлебопечка сделает сама. Замесит тесто, даст ему подойти и испечет хлеб. Он получается хрустящим и душистым, вкусным-вкусным. Одна беда – мало его: хлебопечка у дяди Саши небольшая. Я припас горбушку, чтоб пожевать вечером. Придется отдать. Жалко!

Завидев горбушку, Майка забывает об игре. Тянет голову и подымает верхнюю губу, показывая желтые резцы. Вздохнув, я протягиваю хлеб. Майка хватает горбушку и жует. Глаза кобылки прикрыты от удовольствия. Еще бы!

Прожевав, Майка тычет в щеку влажными губами – благодарит и кладет голову мне на плечо. Я глажу атласную шею, злость куда-то улетучилась. Майка ласковая. А вот Терек – злой, укусить может, с ним только дядя Саша и справляется. Ну, и хозяин его, конечно. Он приезжает в клуб на огромном квадратном джипе, сам седлает и взнуздывает жеребца, после чего легко запрыгивает в седло, несмотря на солидный живот. Он родом с Кавказа, там коней знают. Его не обманешь… В списке лошадей Майка значится как Мирабель. Клиентам говорят, что ее купили в Англии, а французское имя дали за легкий нрав. Чистокровная, английская… На самом деле Майка из Белоруссии, там есть конные заводы. Лошадей у них закупает даже московская полиция. Дешево… Это мне дядя Саша рассказывал. Клиенты об этом не знают, им нравится, что лошади английские…

Потрепав Майку по холке, я отступаю и поднимаю руку с недоуздком. В этот раз кобылка стоит тихо. Я надеваю оголовье, затягиваю подбородочный ремень. Майка послушно нагибает голову. Я проверяю пальцами расстояние между ее головой и налобным ремнем – все как должно быть, – затем разнуздываю кобылку. Та недовольно фыркает – не прочь погулять. Поздно уже.

Дядя Саша сидит в каморке и сноровисто работает шилом – чинит седло. Я кладу недоуздок на столик.

– Подошел? – Он откладывает шило.

– В самый раз.

Он берет недоуздок и привычными движениями загрубелых пальцев проверяет швы на ремнях. Они должны быть не только прочными, но и мягкими, иначе уздечка натрет лошади кожу. Я тянул дратву, когда шил, – чтоб вдавилась в мягкий сыромятный ремень. Провозился, зато недоуздок вышел на загляденье – самому нравится.

– Хорошо! – говорит дядя Саша и откладывает уздечку. – Молодец! Настоящий шорник!

Я хмыкаю. До «настоящего» мне как до луны. Настоящий – это дядя Саша. Он и седла делает, а это куда сложнее, чем ременная упряжь. Седла ведь такие разные! Выездковые, конкурные, охотничьи, скаковые, пастушьи, вестерн… Всех и не упомнишь. Дядя Саша мастерит любое. К нему заказчики даже из Сибири приезжали – за каким-то азиатским седлом. Сделал. Заказчики хорошо заплатили, после чего мы купили хлебопечку…

– Уроки приготовил?

Киваю. Чего их готовить?

– Почитай! – Дядя Саша берет с подоконника тонкую книжицу.

Я мысленно вздыхаю: псалтырь я не люблю. Мало того, что непонятно, так еще на церковном языке. Дядя Саша называет его «старославянским». Говорит: раньше, много веков назад, на нем разговаривали. Так я и поверил! На этих «рцы» и «понеже» язык сломаешь. Но дядя Саша неумолим. Это отец Григорий его подзуживает. Говорит: у меня хорошая память и другие способности. В школе успеваю на «отлично», внешность подходящая – в духовную семинарию возьмут. Дядя Саша ухватился. Семинаристов учат бесплатно, их одевают и кормят. Не буду я ходить с крестом на пузе! В военных училищах тоже одевают и кормят…

Дядя Саша батюшку слушает – тот помог с опекунством. В администрации не разрешали: дядя Саша – инвалид, у него нет жены, живет в стареньком домике без удобств – условия плохие. Как будто в коллекторе лучше! Приезжали какие-то тетки, смотрели наш дом, выспрашивали, а после заявили, что отправят меня в детдом. Я им сразу ответил: сбегу! Они поджали губы и уехали злые. Дядя Саша подумал и сходил к отцу Григорию. Тот похлопотал. Что ему? В церковь разный люд ходит, начальники попадаются. Священник поговорил с одним… Без опекунства меня не брали в школу, пока шла канитель, учебный год пропустил. Учусь теперь с семиклашками. Они совсем дети, мне по плечо. Меня побаиваются. Спрашивается, с чего? Ни одного даже пальцем не тронул… Родители их возмущались: пустили в класс беспризорника! Научит деточек пить, курить и ругаться матом. В поселке они и без меня научатся… Родители пошумели и успокоились – убедились, что не правы. Попробовал бы я ругнуться! Дядя Саша мне бы показал…

– Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей, и по множеству щедрот твоих очисти беззаконiе мое. Наипаче омый мя от беззаконiя моего и от греха моего очисти мя; яко беззаконiе мое аз знаю, и грех мой предо мною eсть выну. Тебе eдиному согреших и лукавое пред тобою сотворих; яко да оправдишися во словесех твоих и победиши, внегда судити ти. Се бо, в беззаконiих зачат eсмь, и во гресех роди мя мати моя…

Мысленно я перевожу слова псалма на русский. Неправда! Мать не рожала меня в грехе, у нее был муж, мой отец. Только он нас бросил, а мать стала пить…

Дядя Саша довольно кивает – читаю правильно. Отец Григорий учил: надо ровно и монотонно, не вкладывая в слова чувства. Те, кто слушает, сами их вложат. Пусть тогда сами и читают! Не хочу в попы!

– Дядь Саша! – Я откладываю псалтырь. – Позанимаемся?

Тот смотрит вопросительно:

– Голова не болит?

– Да нет же!

Из детдома прислали мои документы, в том числе медицинскую карточку. Чего там написали, не знаю, но дядя Саша тревожится. Голова у меня крепкая, как котел! Об стену били – не разбили… В доказательство стучу себя кулаком по темени. Дядя Саша усмехается и встает. Я ныряю под стол и хватаюсь за черенок. Это МПЛ – малая пехотная лопатка, в армии ее выдают каждому солдату – землю копать. Мало кто знает, что лопатка – оружие: страшное и смертельное в опытных руках. Дядя Саша говорил, что современные солдаты этого не знают – их не учат рукопашному бою. А вот дяде Саше пришлось…

Он шагает впереди, припадая на правую ногу. У дяди Саши протез: наступил на мину, когда воевал. Со стороны смотреть – неуклюжий. Я на это купился. Увидел хромого на вокзале и решил: этот точно не догонит… Дядя Саша покупал билет на электричку, я подождал, пока он сунет кошелек в карман, и запустил туда руку. В тот же миг ее будто тисками схватили – смешно было думать, чтоб вырваться. Хват у дяди Саши железный, как у всех шорников. Они же кожу на ленчики натягивают. Я сжался, ожидая затрещины или крика, а он молчал, разглядывая меня из-под прищуренных век.

– Есть хочешь? – спросил внезапно.

Я кивнул. Он отвел меня к киоску и заказал сосиску в тесте. Продавец разогрела ее в микроволновке, сосиска была горячей и обжигала рот, но я глотал, не чувствуя вкуса. Дядя Саша заказал еще одну.

– Вот что, пацан! – сказал, когда я расправился и с этой. – Денег больше нет. Хочешь есть – поехали со мной! Здесь недалеко…

Пацаны в коллекторе предупреждали насчет такого. Сначала подкормят, затем пригласят домой… Там изнасилуют и зарежут или продадут на органы. Извращенцев полно… Искать не станут: беспризорника-то? Кому он нужен? Но дядя Саша уговаривать не стал; предложил – и пошел к поезду. Я подумал и побежал следом. Правильно сделал, что побежал…

– К бою!

Я принимаю стойку. Правая нога вперед, колени полусогнуты, лопатка прикрывает лицо. Хват универсальный – за середину черенка, лоток на уровне плеча, рука согнута в локте. Левая ладонь закрывает горло. Лоток в чехле из сыромятной кожи – дядя Саша шил его сам. Передний край лотка и боковые грани остро отточены – пораниться проще простого. Это ведь оружие!

Дядя Саша окидывает придирчивым взглядом.

– Мягче! Не напрягайся!

Он перехватывает поудобнее толстую палку. Сегодня лопатка против бейсбольной биты. Вчера палка изображала винтовку со штыком. Баловство… Кто сейчас со штыками по улицам ходит? Зато придурков с битами полно…