Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди - Страница 2

Не похоже на серебро.

Зато с камнем зеленым, крупным. Слишком уж крупным для того, чтобы быть настоящим.

– Что это? – севшим голосом поинтересовалась Эльвира и ногтем по камню постучала.

– Синенький. Как твои глаза, – сказал Себастьян и широко улыбнулся. – Прости, Элечка, но некогда разговаривать… я тебя люблю!

– И я тебя. – Эльвира покосилась на камень.

Зеленый. Определенно зеленый. А глаза у нее и вовсе серые… и если Себастьяну они синими казались, то, стало быть, он и цвета не различает. Нет, конечно, сие недостаток малый, несущественный можно сказать, но в сочетании с иными…

– Я знал! – с пылом воскликнул Себастьян, прижимая руки к груди, отчего пиджачишко опасно натянулся, затрещал. – Знал, что ты от меня не отвернешься! Собирай вещи. Мы уезжаем.

– Куда?

– Туда. – Себастьян ткнул пальцем в открытое окно. – А потом дальше. Бери самое необходимое…

– Стой. – Эльвира положила кольцо на туалетный столик и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. – Объясни, пожалуйста, что происходит. Зачем нам бежать. И встань наконец!

Голос подвел, сорвался.

Себастьян поднялся, как-то неловко, боком.

– Прости, Элечка… такое дело… папенька вновь проигрался крепко… скандалить начал… в клабе… с обвинениями полез… драку устроил… он норова буйного…

Эльвира осторожно кивнула: понимает. Ее собственный батюшка тоже горазд приключения искать. А братья в него пошли, чем батюшка немало гордится, не разумея, что от фамильного этого характера одни беды… помнится, в прошлом-то годе, когда Зденек в кабаке пляски пьяные учинил, а после к купцам привязался, едва до суда дело не дошло…

– Кто ж знал, что его величество там будут, – с тяжким вздохом продолжил Себастьян. – А отец позволил себе… некоторые неосторожные высказывания…

Нехорошо… Одно дело – купцы, люди второго сословия, и совсем другое – король…

– И… что теперь? – Эльвира подняла колечко, мысленно прощаясь и с ним, и с Себастьяном.

– Меня предупредили…

Себастьян опустил голову.

– Батюшку арестуют… не за пьяную драку, конечно. В злоумышлении против государя обвинят…

…серьезно.

…и если вину докажут, а при желании доказать ее не так и сложно, то грозит Тадеушу Вевельскому плаха, а семейству его – разорение…

– Сестрам моим – или в монастырь, или оженят по государевой воле. А нам с братьями – на границу путь-дорожка… вот я и подумал… чего мне тут терять-то? Уеду я… подамся на Север.

– К-куда?

– На Север, – с чувством глубокого удовлетворения повторил Себастьян. И, оказавшись рядом, приобнял. – Вот представь только, Элечка…

Представлять ей не хотелось совершенно.

От Себастьяна пахло прокисшим пивом, дешевой кельнскою водой, которой, помнится, папенькин конюх пользовался, а еще потом. И Элечке подумалось, что ныне эта преотвратная смесь запахов будет сопровождать ненаследного князя по жизни…

– Снега… кругом снега! Налево посмотришь – снега! Направо – сугробы! Вперед – сколь глаз видит, даль белоснежная! Позади…

– Снега, – мрачно произнесла Эльвира.

Думалось ей вовсе не о снегах, но о том, не пропитается ли ее льняная рубаха сими мерзкими запахами.

– Точно! – восхитился Себастьян. – Неистовая белизна и чистота! Мы в прошлом годе саамца одного взяли… тот еще прохвост. Представлялся шаманом, амулеты вечной жизни продавал. Хорошо шли… так он красиво про родину свою баял… мне еще тогда поехать захотелось.

– Так езжали бы…

– Так не мог. Работа… а сейчас вот… я уж и собак купил.

– Зачем?

– Для упряжки. – Себастьян погладил Эльвиру по голове. – Там без собачьей упряжки никак… поставим юрту на берегу реки… или сразу дом? Простенький, маленький, чтоб только для нас… ты и я… я буду нерп бить и на медведей охотиться…

– К-каких м-медведей?

– Белых, вестимо. Еще на волков. Волки там, говорят, зело свирепые и умные. Но ты не бойся. Я хорошо стреляю… шкуры станем выделывать.

– Я не умею.

– Научишься. – Себастьян смотрел прямо в глаза и улыбался счастливой улыбкой абсолютно безумного человека. – Небось нехитрое дело… а хочешь, оленей стадо заведем.

– З-зачем?

– Ну… олени – это и мясо, и молоко… или ты доить тоже не умеешь?

Эльвира подумала и покачала головой.

– Еще их чесать можно. Из оленьего пуха вяжут удивительно теплые носки!

Он сошел с ума.

Или она?

И если это все-таки сон, то на редкость бредовый. Эльвира тайком ущипнула себя за руку и вынуждена была признать, что происходящее как нельзя более реально.

– Представь, – меж тем продолжал Себастьян, – наш маленький дом над бурной рекой…

…воображение Эльвиры мигом нарисовало и реку, и покосившуюся хижину на берегу ее… а еще стадо нечесаных оленей, из шерсти которых ей предстояло связать несколько дюжин носков.

– Тихую обитель вдали ото всех… жизнь на лоне природы… преисполненную опасностей и невзгод…

…белых медведей.

…волков.

…и нерп, которых Себастьян станет свежевать на заднем дворе.

– Нам они по плечу… наши дети вырастут в настоящем мире, где нет зависти и злобы…

…а также водопровода, доктора или хотя бы аптекарской лавки на мили вокруг.

– Наши души очистятся от смога цивилизации, станут чисты и прекрасны…

…разве что только души.

Тело Эльвиры, которое было ей куда дороже души, требовало серьезного ухода.

– Послушай, – перебила она Себастьяна. – Мне очень жаль, но… у нас не получится.

– Думаешь, мне не стать охотником? Ладно. Мы можем заняться золотом… слышала, там золото на каждом шагу?!

Слышала. Об этом многие газеты писали, как и о том, что на одного разбогатевшего старателя приходится две сотни безвестно сгинувших.

– Нет, Себастьян. – Эльвира высвободилась из объятий и с раздражением смахнула листик, прилипший к белой ее рубашке. – У нас ничего не выйдет. У тебя… у тебя, быть может, и получится…

Не разочаровывать же его с ходу!

Пусть уезжает.

К медведям, нерпам и золоту. Пусть строит свой дом… а Эльвира… она подыщет себе другого мужа… в конце концов, зря, что ли, привечала графа Бойдуцкого? Ему, правда, под семьдесят… зато богат.

И главное, что королю угоден.

– Я поняла… – Эльвира сделала глубокий вдох. Все-таки она была сердобольной женщиной и, отказывая очередному искателю ее руки и капиталов, испытывала некоторую печаль. Правда, длилась оная печаль недолго, но неудобства доставляла. – Я поняла, Себастьян, что мы с тобой слишком разные.

Она взяла кольцо.

– Мне жаль, но… я не могу уехать… бросить отца, братьев… матушку больную…

…болела она давно, с немалым удовольствием, которое, впрочем, умело скрывала и от докторов, и от супруга, свято верившего, что жена его пребывает едва ли не на смертном одре.

– Да и подобная жизнь не по мне… я…

– Элечка… – Себастьян упал на колени.

– Нет. Послушай. Я уверена, что ты найдешь другую женщину… ту, которая поймет и примет тебя… и разделит все трудности…

– А ты?

– А у меня свой путь, – решительно произнесла Эльвира. – Я буду помнить о тебе… а теперь уходи!

Она сунула кольцо в его руку.

– Но как же ты… я ведь…

– Как-нибудь. Я справлюсь.

В конечном итоге это не первый любовник и не первое расставание.

– Элечка…

– Уходи, – жестче произнесла она. – Пока нас кто-нибудь не увидел…

…например, батюшка, которому должно было бы надоесть ожидание… или братья… или еще кто… не хватало, чтобы слухи пошли… а то и вовсе родственники, которые в питии порой теряли меру, исполнят первоначальный план…

– Уходи, уходи. – Эльвира подтолкнула несостоявшегося супруга к окну. – Ты же не хочешь, чтобы обо мне нехорошие слухи пошли?

– А поцеловать?

Целовать Себастьяна ей не хотелось совершенно. Она коснулась ледяными губами щеки.

– Я буду помнить о тебе! – сказал он.

– Я тоже, – соврала Эльвира и, дождавшись, когда ненаследный князь исчезнет в оконном проеме, выдохнула с немалым облегчением.