Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника (СИ) - Страница 49

Гости — соседи, друзья, деловые партнёры из города — несли подарки: резные игрушки, мотки мягкой шерсти, кружева да тёплые носки. А под вечер, когда небо начало окрашиваться в сиреневые тона, к Марине, укачивавшей заснувшего на руках Максима, подошла Тамара. Отвела её в сторонку, подальше от всеобщего веселья, и лицо её было серьёзным.

— Девонька, слушай сюда, — начала она шёпотом. — В ресторан к Виктору вчера приходила… Карина. Устраиваться. Да-да, та самая. Муженёк её учёный, всё приданое по кабакам, на друзей да на книги диковинные растратил. Домик в городе пришлось продать, к свёкрам под крышу перебраться. А там, слыхала я, жизнь ей адская: мыла, скребла, попрёки на каждом шагу… А муж, хоть и на службе числился, добрую половину жалованья всё с теми же дружкам пропивал, а вторую — матери отдавал. Не выдержала она. Собрала узелок да к своим родителям в деревню. Те отказались её пускать, отправив обратно к мужу. Вот и пришла, думала, родня бывшая не откажет… Да Серафима-то её в дверях увидала — и велела слуге прогнать, не разговаривая. Боюсь я, Марин, не успокоится она. Придёт сюда, к вам, когда узнает, как вы разбогатели.

Марина выслушала спокойно, лишь крепче прижала к груди сына. Потом рассказала Егору. Тот, выслушав, лишь хмыкнул: «Пусть попробует». Но Карина на их пороге не появилась. Ни через месяц, ни через год. В деревне потом шептались, будто бы она, отчаявшись после развода с умным мужем, махнула в столицу, искать новое счастье. Но то были только слухи, затерявшиеся в шуме новой, набирающей силу жизни.

Время, неумолимое и благодатное, текло своей рекой. Дети росли. Максим креп, вовсю бегая с друзьями по деревне. Аля превратилась в стройную, умную девушку с задумчивыми глазами и твёрдым характером — самую завидную невесту в округе. К порогу дома Егора теперь регулярно заглядывали свахи, но Марина, пережившая свой выбор, мягко, но непреклонно говорила: «Алевтина выйдет замуж только по любви. Как и я».

И, оглядываясь на все эти годы, на каждый прожитый день, Марина ни разу — ни в минуту усталости, ни в миг тревоги — не пожалела о том выборе, что сделала когда-то, поверив тихому голосу сердца. Егор был её скалой, её тихой гаванью, её страстью и её покоем. Любимым. Единственным.

Бабушкин кулон, тот самый, она, передала Максиму, когда тот подрос. И рассказала сыну историю о двух мирах, о тайной двери и о великой силе любви, что сильнее любых границ. Пусть знает. Пусть хранит. Пусть верит в чудеса.

И однажды вечером, уже в преддверии нового лета, супруги сидели на своей старой скамейке у крыльца. Воздух пах цветами, дымком и бесконечной, сладкой надеждой. Марина, одной рукой поглаживая округлившийся живот, где уже шевелилась новая жизнь, а другой — держа кружку с ароматным чаем из лесных трав, прижалась щекой к плечу мужа. Его рука, большая и надёжная, лежала на её талии, согревая.

Небо над лесом было бездонным, бархатно-синим, и на нём, одна за другой, загорались крошечные, ледяные бриллианты звёзд.

— А помнишь, — тихо сказала Марина, её голос прозвучал как шелест листвы, — ты подарил мне когда-то звезду?

Егор повернул голову, и в скупом свете из окна, его глаза, такие же глубокие, как это небо, мягко блестели.

— Помню, — ответил он, и его губы тронула та самая, редкая, сокровенная улыбка, что принадлежала только ей. Он поднял руку, указав на самую яркую точку над лесом. — Вон она. Всё так же сияет. Освещает мне путь.

Марина потянулась к Егору. Её дыхание, тёплое и нежное, коснулось его кожи.

— А ты, — прошептала она, и в шёпоте этом звенели все слёзы счастья, все преодолённые страхи, вся безмерная благодарность судьбе, — ты освещаешь мой путь, любимый. Весь мой жизненный путь.

Их губы встретились в лёгком, нежном, бесконечно бережном поцелуе — под безмолвным сиянием их звёзд, под крышей их общего дома, в самом сердце их наконец-то обретённого мира. Это был не конец. Это было тихое продолжение их жизни.