Хорошо быть тихоней (СИ) - Страница 28
После этого, где бы я ни увидел Патрика, он выглядел так, будто не находился здесь вовсе. Как будто он был в другом месте. Обычно мне говорили, что я выгляжу так же. Может, обо мне до сих пор так говорят. Я не уверен.
В четверг случилось ужасное.
Я сидел один в кафетерии и ел стейк, как вдруг увидел, как Патрик подошёл к Брэду, сидевшему со своими футбольными товарищами, и Брэд его проигнорировал, как и тогда, у шкафчика. Я увидел, как Патрик расстроился, но Брэд продолжал его игнорировать. Потом Патрик что-то зло сказал и отвернулся, собираясь уходить. Брэд на секунду замер, потом обернулся. И я услышал это. Оно было таким громким, что было слышно в районе ближайших столов. Это слово, которое Брэд прокричал Патрику.
— Педик!
Приятели Брэда заржали. За некоторыми столами повисла тишина, когда Патрик обернулся. Он был злой, как чёрт. Я не шучу. Он примчался к столу Брэда и сказал:
— Как ты меня назвал?
Боже, как он разозлился. Я никогда раньше не видел Патрика таким. Обычно он выглядел веселым и безобидным парнем, подшучивающим над всеми.
Брэд секунду помолчал, но его приятели раззадоривали его, пихая в плечо. Наверное, у Брэда не было выбора. Или он не так сильно любил Патрика, как тот думал. Как бы то ни было, Брэд посмотрел на Патрика и произнёс ещё более вкрадчиво и противно, чем до этого:
— Я назвал тебя педиком.
Дружки Брэда начали ржать ещё сильнее. И Патрик нанёс первый удар. Жуткое ощущение, когда вся комната вдруг затихает и через секунды начинается настоящий грохот.
Это была жёсткая драка. Намного более жёсткая, чем моя прошлогодняя потасовка с Шоном. Никаких отрепетированных приёмчиков, как это показывают в кино. Они просто дрались и били друг друга, что есть мочи. И тот, кто был более агрессивным или злым, наносил больше ударов. Шансы их были равны. Брэд был сильнее Патрика, Патрик был высоким и тонким, но он был очень злым. Именно это уравнивало шансы. Пока не присоединились дружки Брэда и драка не превратилась в мордобой. Они держали его за руки, били в живот и в лицо, а он хрипел, и его голова моталась от ударов.
Тогда в драку вступил и я. Я не мог смотреть, как они бьют Патрика. Те, кто меня знал, должно быть, испугались бы или поразились. Кроме, разве что, моего брата. Он учил меня, что нужно делать в таких ситуациях. Не хочу углубляться в детали, скажу только, что к концу моих действий Брэд и двое его дружков перестали драться и оторопело уставились на меня. Два других его приятеля лежали на полу. Один схватился за своё колено, которое я расшиб железным стулом кафетерия. Другой держался за лицо. Я ударил его в глаз, но не очень сильно. Я не хотел бить сильно.
Я посмотрел вниз, на пол, и увидел Патрика. Лицо у него было расквашено, он опять сильно плакал и смотрел на меня большими глазами. Думаю, он удивился не меньше остальных. Но в отличие от чужих взглядов, в его взгляде была благодарность. Я это хорошо видел. Я помог Патрику подняться на ноги, он хватался за меня длинными разбитыми в кровь, как и у меня, ладонями, и не разгибался полностью, сплевывая кровь на чистый пол кафетерия.
Я посмотрел на Брэда. Не думаю, что мы когда-либо перекидывались хоть парой слов, но мне показалось, что нужно что-то сказать. И я сказал:
— Если ты ещё раз выкинешь подобное, я расскажу всем. А если это не сработает, я тебе глаза выколю.
Я указал пальцем на его дружка, который всё ещё держался за лицо, и был уверен, что Брэд меня услышал и понял, что я не шучу. Но ответить он не успел, потому что школьные охранники вывели нас из кафетерия. И с Патриком мы не успели перекинуться даже парой слов.
Сначала нас отвели к медсестре, а потом — к мистеру Смоллу. Патрик начал драку, поэтому лишился права посещать школу на неделю. Приятели Брэда получили по три дня каждый за то, что набросились на Патрика, после того как разняли дерущихся. Брэда не лишили права посещать школу, так как это была самозащита. Меня тоже, потому что я просто помогал другу, когда на него набросились впятером.
Но мы с Брэдом получили целый месяц отбывания наказаний после уроков, начиная с того самого дня.
Когда мы остались после уроков, мистер Харрис не дал нам никаких указаний. Разрешил нам просто читать, делать домашнее задание или разговаривать. Не такое уж это и наказание, если только ты не смотришь по телевизору передачи, которые идут сразу после школы, или не беспокоишься о постоянном поддержании своей репутации. Наверное, так не бывает. В смысле, когда у тебя постоянно хорошая репутация.
В тот первый день отбывания наказания Брэд подошёл и сел рядом со мной. Он выглядел очень грустным. Думаю, всё это его потрясло, как только он пришёл в себя после драки.
— Чарли?
— Да?
— Спасибо. Спасибо, что остановил их.
— Не за что.
И на этом всё. С того момента я больше ничего ему не говорил. И сегодня он не сел рядом со мной. Сначала, когда он сказал это, я немного растерялся. Но потом, думаю, я всё понял. Даже если ты любил человека не так сильно, как думал, тебе не захочется видеть, как его избивают. И точно не захочется бить его самому. Разве можно ударить человека, с которым ты целовался и делал другие, очень личные, вещи?
Когда в тот день я вышел из школы после отбывания наказания, меня ждала Сэм. Я заметил её, и она улыбнулась. Я замер. Потому что это показалось мне знаком того, что все налаживается. Потом я увидел, как она обернулась и холодно посмотрела на Брэда. Брэд сказал ей:
— Передай ему, что мне жаль.
Сэм ответила:
— Сам ему скажи.
Брэд отвернулся и зашагал к своей машине. Сэм подошла ко мне и взлохматила мои волосы.
— Я слышала, ты у нас теперь ниндзя.
Я кивнул.
Сэм отвезла меня домой на своём пикапе. По дороге она сказала мне, что очень на меня злилась из-за того, как я поступил с Мэри Элизабет. Она рассказала, что они очень давние подруги. Даже напомнила, что Мэри Элизабет поддерживала её в те тяжёлые времена, о которых она рассказала мне, когда подарила печатную машинку. Не хочу сейчас повторять эту историю.
Она сказала, что, когда я поцеловал её вместо Мэри Элизабет, это на некоторое время расстроило их дружбу. Думаю, это потому что я очень нравился Мэри Элизабет. Из-за этого мне стало грустно, ведь я не знал, что так сильно ей нравился. Я думал, она просто хочет открыть мне все эти прекрасные вещи. Тогда Сэм сказала:
— Чарли, ты порой таким глупым бываешь. Ты в курсе?
— Да. Серьёзно. Я знаю. Честно.
Потом она сказала, что они с Мэри Элизабет прошли через это, и поблагодарила меня за то, что я прислушался к совету Патрика и какое-то время не высовывался, потому что это сделало всё намного проще. Тогда я спросил:
— И мы теперь снова можем быть друзьями?
— Конечно, — сказала она.
— И с Патриком?
— И с Патриком.
— И со всеми остальными?
— И со всеми остальными.
И я начал плакать. Но Сэм сказала мне прекратить.
— Помнишь, что я сказала Брэду?
— Да. Ты сказала, чтобы он сам извинился перед Патриком.
— Это и к Мэри Элизабет относится.
— Я пытался, но она сказала мне…
— Я знаю, что ты пытался. Я к тому, чтобы ты попробовал ещё раз.
— Ладно.
Сэм высадила меня. Когда она отъехала слишком далеко, чтобы увидеть меня, я опять начал плакать. Потому что она снова была моим другом. И теперь этого мне было достаточно. Я не хотел больше ввязываться в такие путаницы. Не хотел, чтобы кто-то ссорился из-за моих действий. Не хотел, чтобы Сэм расстраивалась из-за Крейга.
Поход на «Шоу ужасов Рокки Хоррора» сегодня вечером был напряжённым. Не из-за Мэри Элизабет. С этим всё было в порядке. Я извинился и спросил её, не хочет ли она мне что-нибудь сказать. И, как и раньше, я задал вопрос и получил на него очень длинный ответ. Выслушав её (я на самом деле слушал), я ещё раз извинился. И она поблагодарила меня за то, что я не пытался представить свой поступок невинным в её глазах, придумывая кучу оправданий. И всё стало, как раньше, разве что теперь мы были просто друзьями. Если честно, я думаю, что всё снова стало нормально в основном потому, что Мэри Элизабет начала встречаться с одним из друзей Крейга. Его зовут Питер, и он учится в колледже, что особенно радует Мэри Элизабет. На вечеринке у Крейга я услышал, как Мэри Элизабет сказала Элис, что ей намного больше нравится Питер, потому что «у него есть своё мнение», и они часто спорят. Она сказала, что я очень милый и понимающий, но наши отношения были слишком однообразными. Ей хотелось более открытого собеседника, которому не требовалось бы разрешение, чтобы что-нибудь сказать.