Хорошо быть тихоней (СИ) - Страница 26

Наверное, тогда мне и следовало искренне рассказать о своих чувствах, но, если честно, я становился таким злым, совсем как когда играл в спортивные игры, и это начинало меня пугать.

К счастью, в пятницу начинались пасхальные каникулы, и это меня немного отвлекало. На каникулы Билл дал мне «Гамлета». Он сказал, что чтобы действительно сосредоточиться на этой пьесе, мне потребуется свободное время. Думаю, автора называть нет смысла. Единственный совет, который дал мне Билл, был о том, чтобы я рассматривал главного героя так же, как и главных героев в других прочтённых мною книгах. Он предостерёг меня от мыслей, что эта пьеса «слишком причудливая».

Вчера, в Страстную пятницу, у нас был особый показ «Шоу ужасов Рокки Хоррора». А особым он был потому, что все знали, что начинались пасхальные каникулы, и многие пришли в костюмах с мессы. Это напомнило мне о Пепельной среде в школе, когда все приходят с отпечатками больших пальцев на лбу. В воздухе витает оживлённость.

После шоу Крейг пригласил нас к себе попить вина и послушать «Белый альбом». Когда диск закончился, Патрик предложил поиграть в правду или вызов, игру, в которую он любит играть «под градусом».

Угадай, кто весь вечер выбирал вызов? Я. Просто я не хотел говорить Мэри Элизабет правду только из-за того, что того требуют правила игры.

Почти весь вечер мне везло. Задания попадались вроде «выпить кружку пива одним залпом». Но потом настал черёд Патрика давать мне задание. Не думаю, что он отдавал себе отчёт в том, что мне задавал, но всё равно сделал это.

— Поцелуй в губы самую красивую девушку в этой комнате.

И я решил быть честным. Оглядываясь назад, наверное, худшего момента для этого выбрать я просто не мог.

Как только я встал, наступила тишина (ведь Мэри Элизабет сидела рядом со мной). К тому времени, как я склонился над Сэм и поцеловал её, тишина стала невыносимой. Это был не романтичный поцелуй. Он был дружеским, таким, как будто я играл Рокки, а она — Джаннет. Но это не имело значения.

Я мог бы списать всё на вино или пиво, которое выпил одним залпом. Или на то, что забыл, как Мэри Элизабет спрашивала меня, симпатичная ли она. Но это было бы ложью. А правда в том, что когда Патрик дал мне задание, я знал, что если поцелую Мэри Элизабет, то солгу всем. Включая Сэм. Включая Патрика. Включая Мэри Элизабет. И я просто больше не мог этого делать. Пусть даже это и была всего лишь игра.

Тишина нагнетала, и Патрик старался сделать всё возможное, чтобы спасти вечер. Первое, что он сказал, было:

— Неудобно получилось, да?

Но это не сработало. Мэри Элизабет быстро вышла из комнаты и пошла в уборную. Позже Патрик сказал мне, что она не хотела, чтобы кто-то видел, как она плачет. Сэм последовала за ней, но перед тем как выйти из комнаты, она повернулась ко мне и серьёзно и мрачно спросила:

— Что с тобой, чёрт возьми, происходит?

Какое у неё было лицо, когда она это говорила. Она была серьёзна как никогда. Внезапно всё встало на свои места. Я почувствовал себя ужасно. Просто ужасно. Патрик немедленно поднялся и вывел меня из дома Крейга. Мы вышли на улицу, и единственное, что я почувствовал — холод. Я сказал, что должен вернуться и извиниться. Патрик ответил:

— Нет. Я возьму наши куртки. Стой здесь.

Когда Патрик оставил меня, я заплакал. Всё было так реально и панически страшно, что я просто не мог остановиться. Когда Патрик вернулся, я сказал сквозь слёзы:

— Мне кажется, нужно пойти и извиниться.

Патрик покачал головой.

— Поверь мне. Ты не хочешь туда идти.

Потом он покачал перед моим лицом ключами от машины и сказал:

— Пошли. Я отвезу тебя домой.

В машине я рассказал Патрику обо всём. О диске. И о книге. И о романе «Убить пересмешника». И о том, что Мэри Элизабет никогда меня ни о чём не спрашивала. Патрик только сказал:

— Очень жаль, что ты не гей.

Я перестал плакать.

— Хотя, опять же, если бы ты был геем, я не стал бы с тобой встречаться. Ты тот ещё кадр.

Я слегка засмеялся. Его слова были похожи на правду. Возможно, даже Патрик может меня испугаться. Ведь я сам себя порой пугаю.

— А я думал, Брэд свихнутый. Боже мой, - Патрик кинул на меня быстрый взгляд, и, снова уставившись на дорогу, покачал головой.

Я засмеялся сильнее. Тогда он включил радио, и мы поехали домой через тоннели. Когда Патрик меня высадил, он сказал, что лучшее, что я теперь могу делать, — это какое-то время не высовываться. Наверное, я тебе это уже говорил. Он сказал, что когда узнает обо всём получше, позвонит мне.

— Спасибо, Патрик.

— Не за что.

И тогда я сказал:

— Знаешь что, Патрик? Если бы я был геем, я бы хотел с тобой встречаться, - и это была еще одна честная и неуместная вещь, которую я сделал сегодня.

Но Патрик в ответ игриво улыбнулся:

— Конечно.

И выехал на дорогу.

Лёжа в постели той ночью, я поставил диск Билли Холидей и начал читать книгу стихов Э.Э. Каммингса. Прочитав стихотворение, в котором руки женщины сравниваются с цветами и дождём, я отложил книгу и подошёл к окну. Я долго смотрел на своё отражение и деревья за ним. Ни о чём не думая. Ничего не чувствуя. Не слыша музыки. Несколько часов.

Со мной и правда что-то не то. Но я не знаю, что именно.

С любовью, Чарли.

26 апреля 1992

Дорогой друг,

С той ночи мне так никто и не позвонил. Но я их не виню. Все каникулы я читал «Гамлета». Билл был прав. Намного проще было рассматривать этого парня из пьесы так же, как и других героев, книги о которых я читал. Также это помогло мне, когда я пытался разобраться, что со мной не так. Не то чтобы книга натолкнула меня на какие-то ответы, но осознание того, что с моей проблемой уже кто-то сталкивался, мне помогало. Особенно потому, что это происходило много лет назад.

Я позвонил Мэри Элизабет и сказал ей, что всю ночь слушал диск и читал книгу Э.Э. Каммингса. Она только сказала:

— Уже слишком поздно, Чарли.

Я бы объяснил, что не хочу снова начать ходить с ней на свидания и просто поступаю по-дружески, но знал, что тогда всё станет только хуже, и не стал этого делать. Только сказал:

— Извини.

Я и правда чувствовал вину. И знаю, что она мне поверила. Но от этого ничего не изменилось, в трубке повисла напряжённая тишина, и тогда я понял, что было действительно слишком поздно что-либо менять.

Патрик позвонил, но сказал только, что Крейг очень разозлился на Сэм из-за меня, и лучше мне не высовываться, пока всё не уляжется. Я спросил, не хочет ли он прогуляться, только он и я. Он ответил, что будет занят с Брэдом и семейными делами, но постарается мне позвонить, если найдёт время. Пока что не нашёл.

Я бы рассказал тебе, как провёл день Пасхи с семьёй, но я тебе уже рассказывал о Дне благодарения и Рождестве, а эти праздники не так уж и различаются.

Разве что папа получил прибавку к зарплате, а мама — нет, потому что за работу по дому ей не платят, а сестра перестала читать про самооценку, потому что познакомилась с новым парнем.

Брат приехал домой, но когда я спросил его, прочитала ли его девушка моё сочинение по «Уолдену», он ответил «нет», потому что она порвала с ним, когда узнала, что он ей изменяет. Это случилось некоторое время назад. Тогда я спросил, прочитал ли он его сам, но он ответил, что не прочитал, потому что был слишком занят. Он сказал, что постарается прочитать моё сочинение на каникулах. Пока что не прочитал.

Тогда я поехал навестить тётю Хелен, и впервые это мне не помогло. Я даже пытался следовать собственному плану и вспомнить приятные моменты моей последней прекрасной недели, но и это не сработало.

Знаю, я сам во всём виноват. Знаю, я заслужил это. Я бы отдал всё, чтобы только не чувствовать себя так. Я бы отдал всё, чтобы у всех всё снова стало хорошо. И чтобы не встречаться с психиатром, который объясняет мне, что такое «пассивно-агрессивное» поведение. И чтобы не принимать таблетки, которые он мне выписывает, и которые папа считает слишком дорогими. И чтобы не обсуждать с ним плохие воспоминания. И не тосковать по плохим вещам.