Хорошо быть тихоней (СИ) - Страница 17
До сих пор не понимаю, почему мой двоюродный дедушка Фил не сел в тюрьму за то, что совершил. Однажды я спросил об этом папу, и он сказал, что люди, жившие в том районе, поняли, что в полицию обращаться не стоит. Он сказал, что если кто-то обижает твою сестру или мать, нужно ему отплатить, и никто ничего не скажет.
Плохо то, что это продолжалось семь лет, и потом у тёти Ребекки были такие же мужья. Хотя у неё всё было иначе, потому что жители района изменились. Двоюродный дедушка Фил был слишком стар, а папа уехал из города. Поэтому ей пришлось обратиться в суд.
Я думаю о том, какими станут трое детей тёти Ребекки. Девочка и два мальчика. И мне становится грустно, потому что я думаю, что с девочкой, возможно, случится то же, что и с тётей Ребеккой, а один из мальчиков, наверное, станет таким же, как его отец. Может быть, другой мальчик станет как мой папа, он хорошо играет в спортивные игры, и отец у него не тот же, что у его брата с сестрой. Мой папа много с ним разговаривает и учит его бросать бейсбольный мяч и бить по нему. В детстве я ревновал, но теперь нет.
Потому что мой брат сказал, что мой кузен — единственный в своей семье, у кого есть шанс. И ему нужен мой папа. Наверное, теперь я это понимаю.
Старая папина комната осталась точно такой же, какой была до его отъезда, разве что немного выцвела. На столе стоит глобус, который помногу крутили. На стенах — старые постеры с бейсболистами. И старые вырезки газетных статей о том, как папа на втором курсе выиграл матч. Не знаю как, но я понимаю, почему папе пришлось покинуть этот дом. Когда он понял, что бабушка больше никогда не найдёт себе мужчину, потому что больше никому не доверяет и не знает, как относиться к людям. И когда увидел, как его сестра стала приводить домой младших версий их отчима. Он просто не мог остаться.
Я лежал на его старой кровати и смотрел через окно на дерево, которое, возможно, было ниже, когда на него смотрел мой отец. И я мог чувствовать то, что чувствовал он той ночью, когда осознал, что если не уедет отсюда, его жизнь никогда не будет принадлежать ему самому. Это будет их жизнь. По крайней мере, так он сказал. Может быть, поэтому родственники отца каждый год смотрят один и тот же фильм. Это имеет свой смысл. Наверное, стоит сказать, что мой папа никогда не плачет в конце.
Не знаю, простят ли когда-нибудь бабушка и тётя Ребекка папу за то, что он их покинул. Его понял только мой двоюродный дедушка Фил. Так странно всегда видеть, как меняется мой папа в присутствии своих мамы и сестры. Он всё время грустит, и они со своей сестрой постоянно прогуливаются наедине. Однажды я выглянул в окно и увидел, как папа даёт ей деньги.
Интересно, о чём тётя Ребекка говорит в машине, когда едет домой? Интересно, о чём думают её дети? Интересно, говорят ли они о нас? Интересно, смотрят ли они на нашу семью и задаются ли вопросом, у кого из нас есть шанс? Спорю на что угодно, что да.
С любовью, Чарли.
26 декабря 1991
Дорогой друг,
Я сижу в своей спальне после двухчасовой поездки на машине. Мои сестра и брат были очень любезны друг с другом, поэтому машину вёл не я.
Обычно по пути домой мы заезжаем навестить могилу тёти Хелен. Это своего рода традиция. Мой брат, как и отец, не очень любит это делать, но они не спорят ради мамы и меня. Сестра остаётся нейтральной стороной, но она очень чувствительна к некоторым деталям.
В каждое наше посещение мы с мамой любим говорить что-то хорошее о тёте Хелен. Как правило, о том, как она разрешала мне подолгу не ложиться спать и смотреть «Saturday Night Live». И мама улыбается, потому что знает, что если бы была ребёнком, то тоже хотела бы посмотреть телевизор, вместо того, чтобы идти в постель.
Мы оба кладём на надгробие цветы, иногда открытки. Мы просто хотим, чтобы она знала, что мы скучаем по ней, что она особенная. Она не получила этого достаточно при жизни, как всегда говорит мама. И, как и папа, я думаю, что мама чувствует себя виноватой. Настолько виноватой, что вместо того, чтобы давать сестре деньги, она оставляла её в своём доме.
Я хочу, чтобы ты знал, в чём виновата моя мама. В моей семье не принято говорить об этом. Это то, чего мы просто никогда не делаем. Я говорю о том ужасном случае, который произошёл с тётей Хелен и о котором мне не рассказывали, пока я был маленьким.
Каждый раз, когда дело приближается к Рождеству, всё, о чём я могу думать — об этом… В глубине души. Это единственная вещь, которая повергает меня в невыносимую печаль.
Я не скажу кто. Я не скажу когда. Я скажу только, что тётя Хелен была изнасилована. Ненавижу это слово. Это сделал близкий ей человек. Это не был её отец. Через какое-то время она, наконец, смогла рассказать об этом своему отцу.
Он не поверил ей, потому что знал этого человека. Это был друг семьи. И всё стало только хуже. Моя бабушка тоже ничего не говорила. И этот человек продолжал посещать тётю Хелен.
Она начала много пить. Начала принимать наркотики. У неё было множество проблем с мужчинами и парнями. Она была очень несчастна большую часть своей жизни. Постоянно лежала в больницах. Во всех возможных больницах. Наконец она попала в больницу, где ей помогли разложить всё по полочкам и постараться вернуться к нормальной жизни, после чего она стала жить с моей семьёй. Она стала посещать курсы, пытаясь получить хорошую работу. Сказала своему ужасному последнему любовнику оставить её в покое. Начала терять вес, хотя не сидела на диете. Она заботилась о нас, так что родители могли ездить к своим друзьям, где выпивали и играли в настольные игры. Она разрешала нам подолгу не ложиться спать. Она была единственным человеком, который покупал мне два подарка, в отличие от мамы, папы, сестры и брата.
Один на мой День рождения. Один на Рождество. Даже когда у неё практически не было денег. Она всегда покупала мне два подарка. И это всегда были лучшие подарки.
Двадцать четвёртого декабря тысяча девятьсот восемьдесят третьего года в нашу дверь позвонил полицейский. Тётя Хелен попала в страшную автомобильную аварию.
В тот день было очень снежно. Полицейский сообщил маме, что тётя Хелен скончалась. Он был очень милым человеком, потому что когда мама начала плакать, он сказал, что это на самом деле была ужасная авария, и тётя, определённо, погибла на месте. Другими словами, она не почувствовала боли. Боли больше не существовало.
Полицейский попросил маму поехать с ним на опознание. Папа ещё был на работе. Это случилось, пока я гулял с сестрой и братом. Это был мой седьмой День рождения. Мы были в праздничных колпаках. Мама заставила брата и сестру надеть их.
Сестра увидела, что мама плачет, и спросила, что не так. Мама не могла вымолвить ни слова. Полицейский присел на одно колено и объяснил нам, что произошло. Брат с сестрой заплакали. Но не я. Я знал, что полицейский ошибается.
Мама попросила сестру с братом позаботиться обо мне и уехала с полицейским. Я думаю, мы смотрели телевизор. Точно не помню. Папа вернулся домой раньше мамы.
— С чего такие кислые лица?
Мы рассказали ему. Он не заплакал. Он спросил, в порядке ли мы. Брат и сестра сказали, что нет. Я сказал «да».
Полицейский просто ошибся. Было очень снежно. Он, наверное, не разглядел. Моя мама вернулась домой. Она плакала. Она посмотрела на папу и кивнула. Папа её приобнял. Вот тогда я понял, что полицейский не совершал ошибку.
Я на самом деле не знаю, что произошло после, и я никогда не спрашивал. Помню только, как заходил в больницу. Помню, как сидел в комнате со слишком ярким светом. Помню, как доктор задавал мне вопросы. Помню, как рассказывал ему о том, что тётя Хелен была единственным человеком, который обнимал меня. Помню, как встречался со своей семьёй на Рождество в зале ожидания. Помню, что меня не пустили на похороны. Помню, что так и не попрощался со своей тётей Хелен.
Я не знаю, как долго ещё продолжал ходить к врачу. Я не знаю, как долго не ходил в школу. Это было долго. Я знаю, что долго. Всё, что я помню — это день, когда мне стало лучше, потому что я вспомнил последние слова тёти Хелен, перед тем как она уехала в заснеженный вечер.