Хороший человек - Страница 16
— Если и Маркита того же хочет, я ничего против не имею, Зарубы хорошая семья.
— Ты же знаешь, Иржик, я бы не заставляла ее, если бы она сама не хотела, но они друг в друге души не чают. Коль и ты согласен, стало быть, можно и сосватать их, пока ты тут будешь, а после жатвы — свадьба. Ах, Иржик, как бы я хотела и тебя женатым видеть! Я уже стара, долго ли еще протяну? Что станет с твоим хозяйством, когда Маркита уйдет? Ты не обратил внимания на Верунку, сестру Енеша? Девчонка красивая, хорошая, одного возраста с нашей Маркитой.
— Ну, я с моим возрастом ей не гожусь, матушка, по вашим же расчетам, ведь я на семь лет старше Енека. Между нами была бы слишком большая разница! — улыбнулся Гаек лукаво.
— Несколько лет больше, несколько лет меньше — это незаметно, если люди любят друг друга, ведь недаром есть поговорка о том, что лучшая разница лет, когда «мальчик на лугу, а девочка в колыбели». Послушай, Иржик, моего совета, женись на Верунке, и ты хорошо сделаешь, и мне будет спокойнее.
— Я знаю, матушка, — сказал Гаек, беря мать за руку, — вы хотите, чтобы я женился ради себя, а не только ради вас. Поэтому прошу вас, не уговаривайте меня больше, чтобы я женился на той или на этой. Верунка красивая, хорошая, но жениться на ней я не хочу. Я уже, матушка, выбрал себе по сердцу... если не добьюсь ее, то на другой не женюсь!
— Иржик, сын мой, да уж не вен...
— Не бойтесь, матушка, — прервал ее Иржик, — она не венка и не городская. Она из нашего сословия, красивая и такая же добрая, как вы, матушка.
— Так почему же ты не приведешь ее, коль думаешь, что будешь с нею счастлив?
— Да потому, что сперва я должен узнать, любит ли она меня.
— Как же она может тебя не любить? — удивилась мать.
Гаек на это только улыбнулся, а так как в это время вошла Маркита, шепнул матери, чтобы та его не выдавала.
Он не мог понять почему — то ли от того, что Маркита уже стала невестой, то ли потому, что раньше обращал на сестру мало внимания, — но она показалась ему намного взрослее и красивее, чем раньше. Он посадил ее рядом с собой на скамью, а мать поведала дочке, о чем с Иржиком договорились. Маркита зарделась, как калина, и слезы брызнули у нее из глаз... слезы, которые взор не туманят. На другой день в доме Гаеков состоялся сговор и было решено, что сразу после жатвы будет свадьба.
Воскресенье выдалось великолепным. У Мадленки целые полдня были свободны, она ждала этого всю неделю, потому что договорилась с пани Катержиной и Михалом выбраться за город. Ленка тоже должна была пойти с ними, Анинки же не было в Вене. За короткое время у девчат вообще произошли кое-какие перемены. Анинка стала печальной, и никто не знал почему. Ленка уже не служила, а жила в семье одной знакомой пани Катержины, зарабатывая на жизнь шитьем белого белья. Сперва пани Катержина и слышать не хотела, чтобы Ленка бросила службу, но, видя ее железное упрямство и опасаясь, как бы она не обратилась еще к кому-нибудь и не попала бы в плохие руки, нашла ей место и заботилась о заказах. Но пани Катержина не знала о том, что Ленку любит молодой человек, сын богатого фабриканта, и что она его тоже любит и из-за него ушла из служанок. Она видела в Ленке лишь упрямую, гордую натуру и нежелание слушаться. Мадла обо всем знала, но выдавать Ленку не хотела. И только сама не раз уговаривала ее не связывать свою судьбу с господским сыном, чтобы потом не быть несчастной.
— Даже если бы я знала, что буду с ним несчастной, все равно не оставлю его, — говорила Ленка, — я ведь не боюсь, что он меня обманет. Он сказал мне, что если родители не позволят ему на мне жениться, он уйдет из дому, найдет себе где-нибудь работу, а на мне все равно женится. Работать я тоже умею, почему бы нам не пожениться?
И всякий раз Мадле приходилось умолкать. Ведь по собственному опыту она знала, что бесполезно отговаривать кого-нибудь от того, что ему мило, хотя и наполовину гнило.
Пани Катержина, узнав через Анчу, что место у Мадленки не такое уж хорошее, как она предполагала, очень расстроилась, но стала уважать Мадлу еще больше за то, что девушка ей об этом ни словечком не обмолвилась.
Закончив свою работу и переодевшись в простое, но красивое платье, которое сшила для Вены, Мадла отправилась к пани Катержине. Та была уже готова, оставалось надеть чепец. Пан Михал, сняв сюртук, сидел за столом и курил. Анча чистила куртку на Яноуше щеткой.
— Добрый день! — поздоровалась Мадла войдя.
— И вам тоже! — приветливо ответила пани Катержина. Потом, оглядев ее со всех сторон, добавила: — Очень идет вам!
— Я всегда говорил, что Мадла девушка стоящая, — сказал пан Михал. Анча же, покачав головой, сочла, что деревенский костюм идет ей больше.
— Как говорят, кто в чем родится, тому оно лучше годится, но пока Мадла здесь, лучше ей одеваться так, меньше будет бросаться в глаза людям, — рассудила пани Катержина.
— В глаза бросается не столько платье, сколько кое-что другое, — заметил пан Михал, лукаво глянув на Мадлу своими веселыми глазами.
Вскоре вслед за Мадлой пришла и Ленка. Она тоже была одета просто, только на голове соломенная шляпка, которая делала ее похожей на госпожу да к тому же очень ей шла. Пани Катержина полюбовалась девушкой и, хотя ничего не сказала, все же подумала про себя: «Ей бы в шелках ходить, а не в дерюге».
Когда все поздоровались, пани Катержина велела Михалу быстро одеваться, и через минуту все вышли, кроме Анчи, которая осталась присматривать за домом. Отправились в Пратр[15]. Туда направлялось много народу, а впереди нашей компании шло семейство ремесленников, это было заметно, потому что с ними были ученики: один из них нес ребенка на руках, а другой тащил коляску, в которой тоже сидел малыш.
— Господи, когда я вижу ученика, всегда вспоминаю Вавржинека, — со вздохом сказала Мадла. — Одному только богу известно, жив ли мальчик.
— Если он жив, то в Вене его нет, иначе мы бы его уже нашли, ведь у кого только мы о нем не спрашивали!
— Я когда слышу, что какого-нибудь мальчика зовут Вавржинеком, тут же интересуюсь, откуда он, — отозвался Яноуш.
— Мы ведь искали даже в чешском костеле, куда ходят ученики, и там тоже его не нашли, — сказала пани Катержина. Увидев, однако, что Мадленка опечалилась, добавила: — Давайте поговорим о чем-нибудь другом!
Стали говорить о другом, но Мадленка никак не могла избавиться от грустной мысли, что ее брат, может быть, умер в нищете. И лишь когда пришли в Пратр, когда она увидела вокруг толпы людей, разные представления, развлечения и забавы, когда наслушалась всякой музыки, только тогда эти новые впечатления отвлекли ее от мыслей о брате.
После того как Мадлу провели по всему парку, пани Катержина стала искать место, где бы присесть и отдохнуть, потому что она не была любительницей долгих прогулок, а пан Михал отправился позаботиться насчет съестного, без чего даже самые прекрасные развлечения не доставляли ему удовольствия.
Отыскали удобное местечко подальше от людей.
— И музыка рядом, словно для нас специально, — сказала, усаживаясь, пани Катержина и кивком головы показывая на стол, вокруг которого сидело несколько музыкантов.
— Сыграли бы что-нибудь путное, — оглянувшись на них, сказала Ленка.
— Кому жё еще путное играть, как не им, ведь это чехи, — заметил Яноуш.
— Правда? Чехи? — спросила Мадла.
— Очень может быть, что мальчик прав, я не раз слышала, что в Вене почти все музыканты чехи, — сказала пани Катержина.
— Я, матушка, знаю наверняка, что это чехи, они играют неподалеку от нас у кузницы, я слышал, как музыканты разговаривали по-чешски, — настаивал Яноушек.
— Любопытно, из каких они мест? — заинтересовалась Мадленка.
— Да наверняка их сюда из разных уголков занесло, — ответила пани Катержина. В это время пришел Михал и заговорили о другом.
Один из музыкантов, совсем еще подросток, худой, смуглый, черноглазый и черноволосый, с той минуты, как пани Катержина села с девушками к столу, не спускал с них глаз. Выражение лица мальчика было слишком уж печальным для его возраста. Одет он был беднее остальных музыкантов. Перед ним на столе лежал кларнет.