Холодный как лед (ЛП) - Страница 18

– А у вас не будет выбора.

Он взял ее за плечи и повернул так, что она очутилась лицом к переборке. Женевьева могла рассмотреть накачанного наркотиками Гарри, неподвижно лежавшего на кровати. Интересно, жив ли он? И что, в конце концов, мог совершить этот бедолага такое, из–за чего кто–то решил, что он заслуживает смерти?

Секундой позже она очутилась на полу, лицом вниз, а Йенсен коленом упирался ей в спину.

– Да отпустите же меня, – возмутилась она спустя мгновение. Голос приглушал ковер.

Йенсен ее отпустил, и она, отпрянув от него, повернулась на бок. «Наставник» присел рядом, совершенно невозмутимый.

– Вы не можете себе позволить рассеивать внимание, беспокоясь о неподвластных вам вещах, вроде вон там лежащего Гарри. Так у вас не будет ни малейшего шанса выстоять против Рено, Ханса или любого другого.

Женевьева не стала возмущаться, что он в который раз читает ее мысли, а ухватилась за сказанное:

– Что, есть и другие?

– Конечно, есть и другие. Операцию такой сложности вряд ли можно считать мелким предприятием.

– Должно быть, вам хорошо заплатили.

– Разумеется. И я не собираюсь посвящать вас в детали. Просто попытаюсь обучить паре трюков, которые могут помочь вам на случай, если Ханс или Рено решат немного с вами позабавиться. Если вступите в конфликт с другими, то удача вам тут не обломится.

– Сдается мне, что последнее время удача бежит от меня со всех ног, – заметила Женевьева.

– Вы живы, разве нет? А это само по себе удивительное везение. И наверно, вам не придется беспокоиться насчет Ханса – в первую очередь потому, что женщины ему без надобности.

– Посему меньшая вероятность, что он меня убьет?

Йенсен протянул ей руку, и Женевьеве ничего не оставалось, как позволить поднять себя на ноги.

– Сомневаюсь, что он пошевелит хоть пальцем. Вы лишь мелкая монетка в масштабе его ценностей.

– А что насчет вас?

Йенсен все еще держал ее за руку, другой обвил ее спину, рассеянно проводя большим пальцем точно в тех местах, где находились самые болезненные точки. Она подумала, знал ли он вообще, что творит, и отпрянула от него, потом посмотрела ему в лицо.

– Там у вас будут синяки, – заметил он.

– А вам–то что? Хотите поцеловать, чтобы все прошло?

Между ними застыло молчание. Словно кто–то третий присутствовал в комнате, более назойливый, чем бесчувственный Гарри, и на мгновение Женевьева испугалась, что встретится взглядом с Йенсеном. Но она преодолела боязнь и посмотрела ему в глаза, хотя по его лицу так ничего и нельзя было прочесть.

Словно ящик Пандоры – слово вылетит и не поймаешь. Притворяться было бы напрасной тратой времени: он, кажется, завел дурную привычку наперед знать, о чем она думает.

– Вы поцеловали меня, – резко бросила она. – Прошлым вечером.

Каменное лицо не дрогнуло, но у нее сложилась уверенность, что он находит ее забавной. Эта мысль приводила в ярость.

– Да, – признал он. – Поцеловал.

– Почему?

– Потому что это самый легкий способ подобраться поближе и вырубить человека, – пояснил он. – Продемонстрировать?

– Нет! – вскрикнула она, пытаясь вырваться.

Он снова улыбнулся:

– Я не собираюсь целовать вас. Я имею в виду вот это.

И прежде чем она осознала, что он вытворяет, он приложил ладонь к ее шее, такую прохладную на пылающей коже Женевьевы. Йенсен чувствовал ее бешеный пульс, и она ничего не могла предпринять, чтобы скрыть это. Наверно, ему к такому не привыкать.

– Не дергайтесь, – сказал Питер, когда она попыталась отодвинуться. Длинными пальцами он поглаживал основание ее шеи, большим пальцем водя по горлу.

– Пустите меня.

– Просто нажмите большим пальцем вот эту точку. – Он показал, и у нее начало темнеть в глазах, прежде чем он освободил ее. – И потом вам не придется беспокоиться, что кто–то захлебнется в своей крови. Но нужно только правильно попасть. Вот почему я вас поцеловал. Вы оторопели и дали время проделать все, как надо.

– А что, если вы попытаетесь вырубить другого мужчину? – саркастически заметила она.

В холодных синих глазах ничего не отразилось.

– Тогда я поцелую его, – сказал он самым холодным тоном. – Сейчас попытайтесь сами.

– Я не собираюсь, – пытаясь вырваться, заявила Женевьева.

– Я имею в виду прием, а не поцелуй, – уточнил он, схватив ее за руку и приложив к своей шее. – Не брыкайтесь. Попробуйте, найдете ли правильно точку.

Она не хотела прикасаться к нему. Кожа его была прохладной, шелковистой под ладонью, и Женевьева почувствовала ровное биение его пульса по контрасту с ее несущимся вскачь сердцем. Она сильно нажала пальцем куда–то, лишь бы отделаться от него, но он помотал головой, притягивая ее ближе.

– Вам надо провести ладонью сзади вдоль шеи. Как в любовном жесте. – Голос мягкий, соблазнительный. Он держал ее руку почти ласково, придвинув ее большой палец к нежному месту на своем горле. – Нажмите здесь, но только сильно и уверенно. Вот почему это срабатывает, когда вы кого–то целуете. Люди слишком рассеяны, чтобы заметить ваши действия, пока не станет слишком поздно.

– Я ведь не целую вас сейчас, – резко возразила она. Раздумывая, есть у нее, черт возьми, шанс вырубить его, и так ли уж хороша эта идея, учитывая, что на яхте имеются другие люди. – И нет ни малейшего желания.

– А вот это неправда, – близко наклонившись, прошептал он. – Но если  вам так хочется верить в это, не буду разоблачать ваш блеф.

 Он все еще держал ее за руку, лаская длинными пальцами. А потом отступил, и Женевьева ощутила, как обмякла, словно из нее выкачали воздух. Словно что–то потеряла.

– Повернитесь ко мне спиной.

– Только не снова, – запротестовала она. – Мы уже знаем, что вы в секунду можете уложить меня на пол.

– Разумеется, могу. Но вам нужно научиться, чтобы Рено или Ханс не проделали с вами то же самое. Поскольку уж они наверняка не позволят вам снова подняться, любой из них попытается взять вас сзади. И тот и другой  обладают особым спортивным инстинктом.

– Это не спорт! – возмутилась она.

– Для вас, может, и нет, но не для них. Повернитесь, но не думайте о лежащем на кровати бедном старине Гарри. Думайте о том, что вокруг вас, об опасности. Попробуйте почувствовать, когда я двинусь на вас.

Голос его резко оборвался, когда она двинула со всей силы локтем ему в живот.

Живот у него был твердый как камень – она, наверно, заработает себе растяжение связок от удара. Если достаточно долго проживет. Женевьева оглянулась и посмотрела на Йенсена, думая, что он даст сдачи, но он всего лишь деловито смотрел на нее.

– Уже лучше, – похвалил он.

– Это потому что вы растерялись, – самодовольным тоном сказала она. – Дайте еще раз попытаться…

И опять она на полу, на сей раз на спине, Йенсен без усилий распял ее, удерживая на месте.

– Не нахальничайте, когда нечаянно вам удался удар. Он лишь заставит противника стать осторожнее.

Она смотрела на него снизу. И с трудом обретала дыхание, но на этот раз вовсе не потому, что ее с силой швырнули о землю. Она убеждала себя, что это паника, неприятное чувство, что ее поймал в ловушку кто–то более сильный и крупный, чем она. Логично, но только отчасти правда.

– Пустите меня, – впившись в него взглядом, потребовала Женевьева. – Пустите, или в следующий раз, когда у меня под рукой окажется карандаш или связка ключей, вы, ей–богу, останетесь без глаз, слепой, как летучая мышь.

Эта медленная улыбка разозлила ее.

– Вот как? – произнес он, наклонился, и черные волосы, так старательно зализанные назад, когда он притворялся серым привидением, упали ему на лицо, почти скрыв его выражение. – У меня возникло чувство, что вам понравилось. Самую чуточку.

– Как же, ждите, – возразила Женевьева, но голос сошел на нет, и она задохнулась, когда Йенсен подобрался ближе. Возможно, он снова собирался ее поцеловать, а, может, на сей раз она воспользуется преимуществом, лишит его равновесия, ударит по горлу. Или, и такое возможно, просто откинется и покорно примет его поцелуй.