Холодные песни - Страница 6
Он всматривался, но ничего не видел. Слева раздался всплеск. Озноб стянул кожу, превратил ноги в неудобные ходули.
Кто-то позвал его. Позвал нежно и в то же время властно. Душа кочегара ушла под мутную воду. Он снова закричал, чтобы вытошнить необъяснимый страх.
Всплеск. Теперь за спиной. Одран обернулся и увидел, как перед вентилем предохранительного клапана, перед манометрами с мертвыми стрелками взметнулся чешуйчатый хвост. Поднял тучу брызг и скрылся под маслянистой пленкой.
Огромный хвост с черным плавником. Такой хвост мог принадлежать рыбе размером с взрослого человека.
У Одрана не получалось сделать вдох. Возле правого бедра снова кто-то проплыл, кочегар почувствовал движение, угрозу, чужой тошнотворный интерес. Давясь криком, он медленно повернулся к переборке, с которой дымовая труба сорвала все трапы.
Над водой плясали тени. В затапливаемом машинном отделении Одран был не один. Что-то проникло в котельные через пробоину.
Одран подумал об акуле (хвост, что он видел несколько секунд назад, не был акульим, и кочегар почти жалел об этом), осмотрительном хищнике, который способен подолгу кружить рядом с жертвой, уменьшая круги, утверждаясь в своем превосходстве. Кочегар почти видел в темной воде длинное акулье тело. Рыба готовилась к атаке: горбила спину, опускала грудные плавники, нетерпеливо двигала хвостом. Что случится секундой позже? Оглушающий удар? Скальпирующий укус?
В колено Одрана что-то ткнулось, несильно, словно нос собаки. Кочегар стоял в воде, ни живой ни мертвый от паники и ужаса. Его сердце безысходно колотилось, в горле застрял комок воздуха.
Вода забурлила. Мазутное пятно перед Одраном порвалось, и на поверхности показался гигантский хвост, а затем спина неведомой твари, покрытая уродливыми горбами. В развороченную крышу смотрела тающая луна, и в ее скудном свете Одран видел, как всплывает и снова исчезает в воде воплощение черного безумия.
Он не мог умереть здесь… рядом с этим…
Насыщенный паром воздух обжег легкие. Машину раздирал жуткий гул. Механизмы варились в каскадах воды. Попробовать нырнуть в пробоину и выбраться у борта? Нет, не при таком напоре воды, в которой к тому же плавало… плавали…
Выхода нет. Выхода нет. Выхода нет.
Шум утих. В голове остался лишь плеск воды. Казалось, ад затаил дыхание. Одрана охватило неестественное оцепенение, хрупкое и едкое, оно разбилось, как только кочегар почувствовал более смелое касание, почти укус. Он закричал и ринулся к вентилятору.
Мысль о трубе вентилятора манила спасением. «Скоб-трап, в трубе есть скоб-трап! Он ведет на палубу, я выберусь, выберусь!»
Крен парохода затруднял движение, Одран будто взбирался на холм – на холм из рифленого железа, который уходил под воду. Машина щетинилась маслянистой сталью, путь преграждали балки и валы; он переваливался, подныривал.
У первой топки его настигли.
Хвостатая тварь ударила в пах, точно собираясь покончить с кочегаром столь унизительным способом. В его мошонке произошел небольшой взрыв. Боль сменилась облегчением, когда Одран увидел, что его атаковал не монстр, а старший механик… Голова мертвеца врезалась в его яички, вернее, он сам налетел на серый череп, рядом с которым на лоскуте кожи плавало оторванное ухо.
Судно дрожало – посмертные конвульсии, потому что все было кончено с того момента, как Одрана вышвырнуло из койки. Для лайнера – да, для кочегара… кто знает? Он был по-прежнему жив, пускай и с ушибленными яичками.
Не паниковать. Только не паниковать.
Машинное отделение превратилось в огромного пса, который вылизывал лицо Одрана горячим языком. Раз или два кочегар слышал за спиной всплеск, но не оборачивался. Вперед, вперед…
Оказавшись в вентиляционной шахте, Одран заплакал от облегчения. Слезы текли по грязным щекам. Ладони кровоточили, на приваренных к внутренней поверхности трубы скобах оставались лоскуты кожи. Он взбирался и взбирался: скоба, еще скоба, еще… Кто-то лез следом, но тяжело и медленно, словно не имел ног. Одран смотрел только вверх. Потому что внизу карабкалось нечто неправильное, несовместимое с рассудком.
Через две минуты – длинные, бесконечные – Жозеф Одран вывалился из раструба вытяжной трубы на деревянный настил палубы. Тут же приказал себе подняться на ноги.
Он оказался около тамбура, надстроенного над люком машинного помещения. Створки двери были распахнуты. Внутри, на ящике с ветошью, сидел человек. Скорее всего, кто-то из кочегаров или масленщиков, тот, кто успел взобраться по трапу до падения дымовой трубы. Глаза неподвижные, мраморно-холодные, лицо в каменноугольной пыли и свежей крови, не узнать. Кочегар или масленщик курил. Одран шагнул в тамбур, тронул бедолагу за плечо. Тот дернулся, поднес к трещине рта папиросу (Одран увидел пеструю от нефти, искалеченную кривошипом кисть) и затянулся, продолжая пялиться в невидимую точку. Из черепа, над правой бровью, торчала шляпка заклепки.
Одран отступил и осмотрел палубу.
Увиденное лишило его всякой надежды.
Настоящие чудовища были здесь, наверху, под рваным предштормовым небом.
Оскар Хендерсон, капитан парусника «Кромантишир», стоял на палубе в туманной ночной тишине. Тишина… К голосу бегущего по волнам английского барка капитан давно привык, как к ударам собственного сердца.
По палубе скользила улыбка луны. Судно приближалось к району легендарного «острова призраков» Сейбл. Об этом говорили не столько карты, навигационные приборы и опыт Хендерсона, сколько непроницаемая дымка, вековая печаль океана. Про`клятый остров почти всегда кутался в туман, маскировал в густом мареве ловушки песчаных отмелей.
Но капитана тревожила не близость коварного Сейбла, а идущие навстречу, со стороны американского берега, суда.
С севера наползала крутая черная зыбь. Час назад Хендерсона разбудил вахтенный штурман – ухудшилась видимость. Чертов туман! «Кромантишир» шел правым галсом, шестиузловым ходом; полуслепой, но грациозный.
Ночной ветер набивал нижние и средние паруса, облизывал зарифленные брамсели. Горн на носу барка издал протяжный звук – струя воздуха, пропущенная ручным насосом через рожок, ударила в вибратор, – и капитан вздрогнул. Туманный сигнал давали каждые две минуты.
Потоптавшись у борта, Хендерсон направился на ходовой мостик.
За штурвалом стоял плечистый парень с красным лицом и рыжеватыми волосами. Вахту нес Александр Стюарт, третий штурман. Он приветствовал вставшего справа капитана.
– Туман, – сказал штурман со значением.
Капитан пригладил широкой ладонью черную бороду.
– Сейбл, Стюарт, – отозвался он, глядя в ночь, – треклятый туман острова Сейбл.
Напевный говорок Хендерсона странным образом противоречил его внешности, пропитанной солью и романтизмом дальних плаваний.
– Вы ведь знаете, как прозвали этот остров? Слышали хоть одно из его черных имен?
– Да, сэр. Кладбище Северной Атлантики, – ответил Стюарт без раздумий.
Капитан кивнул:
– Так и есть. А еще – Остров призраков, Пожиратель кораблей, Сабля смерти, Кладбище тысячи капитанов… – Он замолчал, будто тяжесть имен легла проклятием.
«Кладбище тысячи капитанов» – эхом звучало в голове Хендерсона. На столь мрачную репутацию Сейбл наработал сполна.
– Недавно вот столкнул два немецких парохода…
– Столкнул? – Стюарт покосился на капитана. – Остров, сэр?
Но не получил ответа. Капитан продолжал:
– Что интересно, пакетботами владела одна компания. Капитаны даже дружбу водили. «Гейзер», под командованием Моллера, вмещал две тысячи тонн. А «Трингвалла», за штурвалом которой стоял Ламб, – две с половиной тысячи. Капитаны слишком поздно заметили друг друга, а всё туман, высокий, выше грота. Моллер и Ламб успели дать машинам «стоп», но пароходы шли на полном ходу… Вы видите их, Стюарт? Видите неизбежность их жуткой встречи?
Штурман видел. В странном оцепенении смотрел он на капитана, словно на месте Хендерсона стоял Моллер или Ламб, только что рванувший рукоятку машинного телеграфа в положение «Стоп».