Холодные дни (СИ) - Страница 66
Ширра негромко заскулил, жалобно тыча носом в похолодевшие щеки, влажную шею, безвольно упавшие на пол ладони. От каждого прикосновения меня бросало в жар, а его кожа, напротив, покрывалась плотной коркой инея, делая его похожим на нелепую скульптуру из разноцветного гипса. Наверное, это тоже было больно — моя жемчужина умеет быть суровой, когда надо, может насквозь проморозить, достав до самых костей. Но он словно не замечал — напрочь позабыв про эльфов, настойчиво теребил мои руки, согревал их горячим дыханием, бережно трогал лапой и беспрестанно урчал, словно большой кот. Наконец, отчаявшись, подцепил зубами неистово враждующие амулеты и, крепко зажмурившись, сжал.
По комнате словно ураган пронесся, разметав листы бумаги, всколыхнув занавески, сбросив с постели покрывало, неслышно ударив по натянутым нервам и с неимоверной мощью обрушившись на призвавшего его безумца. В темноте коротко полыхнуло ослепительно чистым светом, завертело в бешеном водовороте силы. Затем донесся второй беззвучный удар, и трактир ощутимо тряхнуло.
Я вздрогнула от пронесшегося по телу жара и поспешно распахнула глаза, чувствуя, как пылает кожа и как испаряются с нее влажные капельки. Мгновенно увидела, что происходит, с ужасом проследила за тем, как быстро покрывается ледяной коркой тело Ширры. Смутно ощутила отголоски его боли, тихо ахнула, рассмотрев вокруг него двойное сияние, в котором все сильнее чувствовалось снежное голубое марево. Нутром ощутила, что дело плохо, и с проклятием вырвала цепочку из пасти. А потом испугано уставилась на ладони — моя жемчужина полыхала злым холодом, будто только что из ледника выкатилась. За ее светом почти не было видно агата Ширры — тот опасно угас, задавленный ею, сжался, потрескался и едва не истаивал в руках. Тогда как сам Ширра нехорошо покачивался на широко расставленных лапах, а в его пасти было черно от лютовавшего там недавно огня.
Едва я выхватила свой риалл, как ураган в комнате моментально стих. Снова потемнело, похолодало, подул легкий ветерок из распахнутого настежь окна. Жемчужина, сердито сверкнув напоследок, постепенно умолкла. Вокруг воцарилась ненормальная тишина, в которой еще слышались отголоски бушевавшей стихии, но комната, как ни странно, почти не пострадала.
— Да что ж ты делаешь?! — горестно вскрикнула я, принявшись оттирать снежинки с нелепо застывшей морды. — Разве можно ее хватать?! Да зубами?! Без спроса?! Ты бы еще молотком шарахнул!
Тигр не пошевелился, будто его действительно приморозило, и мне стало совсем дурно. Кожа его оказалась отвратительно холодной и твердой, словно ледяная корка, от каждого прикосновения неприятно потрескивала, осыпалась противной изморосью, но мышцы так и оставались застывшими, скрученными судорогой, а в глазах среди прежней пугающей черноты стояла боль. Такое впечатление, что промерз намертво! Сердце чуть бьется!
— Ширра! — я чуть не с плачем вцепилась в густую шерсть, яростно сдирая с нее остатки инея. — Ширра, очнись! Да что ж такое-то?! Что за проклятие на этих дурацких риаллах?! Никак не уживутся вместе! То меня обожгут, то тебя заморозят… Ширра!!! Да приди в себя, наконец!
Не знаю, что ему помогло — то ли мой голос, то ли звучащее там отчаяние, то ли тающий на боках снег, от которого бархатная шкура намокла и некрасиво прилипла к телу, но он вдруг неловко пошевелился и с видимым усилием моргнул.
— Ширра! — я крепко обняла дурного зверя и торопливо стерла последние следы его глупости. — Сумасшедший! Знаешь же, что нельзя! Они слишком разные, а ты их — вместе! Сразу! Да еще зубами, будто рук нету! Совсем из ума выжил, мохнатый! Огонь и лед… даже мне понятно, что будет, если прижать их чересчур близко! Кто тебя только учил?! Гад… знаешь, как я испугалась?!!
Он прерывисто вздохнул, приходя в себя, и немедленно ткнулся холодным носом в мою шею. Негромко заурчал, прижался мокрым боком, раскаяно потерся. Я даже разозлиться, как следует, не смогла — все еще дрожала от пережитого, запоздало понимая, насколько же сильна доставшаяся мне жемчужина. Даже его приложило так, что едва стоит! Могло вовсе убить на месте! Если бы я не отняла, точно бы заморозило насмерть! А то и на куски бы развалился у меня на глазах, как ледяная мумия. Ненормальный!
— Шр-р, — успокаивающе фыркнул Ширра, стряхивая с усов мокрые капельки.
— Дурак! — сердито буркнула я, отстраняясь и отирая лицо. — О чем ты вообще думал, когда пастью ее хватал?! Вот застынешь в следующий раз, как головастик на морозе, и я тебя спасать не буду! Потому что сначала думать надо, а потом делать! А у тебя…
Ширра ласково лизнул мой нос и испытующе посмотрел. Уже полностью спокойный, умиротворенный, теплый, как прежде. Густая шерсть высохла и приятно ласкала кожу, длинный хвост стал гибким, дыхание — ровным и горячим, а раскосые глаза снова посветлели и обрели цвет расплавленного золота. Только все заглядывали испытующе, настойчиво маячили перед взором — огромные, виноватые, вопрошающие.
— Отстань, — с досадой буркнула я, отворачиваясь. — Я, конечно, сама сглупила — не надо было на тебя смотреть. Но и ты тоже хорош — сколько можно на людей кидаться?! Ушастые всего лишь как лучше хотели, а ты их чуть не пришиб! Ну, куда это годится? Хоть бы немного контролировал свою злость! Ты же не демон, в самом-то деле! А от гнева голову теряешь, будто зверь дикий.
Ширра виновато вздохнул и опустил глаза, пряча неистово горящие зрачки. Покорно подставил бок, помогая мне подняться, безропотно снес неприятный щелчок по ушам. Снова вздохнул и, проследив за беспорядком, без всяких возражений пошел за улетевшей в угол подушкой. Я устало поправила постель и, едва вернув все на место, без сил упала на скомканное одеяло.
Тигр немедленно ткнулся в мое лицо и беспокойно фыркнул. Пришлось отмахнуться, чтобы не мочил слюнями нос, но не вышло — он не ушел. Только морду положил рядом с моим лицом и в очередной раз вздохнул так, будто держал на себе целую гору, а затем снова неподвижно уставился. Да так, что я даже в полудреме ощутила себя, словно уж на сковородке.
— Ну, что еще? — простонала, на секунду открывая глаза.
— Шр-р-р…
— Отстань, я спать хочу.
— Шр-р?
— Да ничего у меня не болит! Просто сил нет, ясно? И не злюсь я уже, честное слово. Просто мне твои повадки больно дорого обходятся, а глазищи — и того дороже. Больше не буду в них смотреть, всю душу выматывают. Как в омут с головой кидаешься. Настоящая пропасть.
Ширра удивленно вскинулся, но я уже отвернулась, не имея ни сил, ни желания что-либо пояснять. Накрылась подушкой, натянула на голову одеяло и уже почти провалилась в благословенный сон, как меня снова тронули за плечо. Мягко так, тихо, почти нежно, но при этом очень настойчиво.
— Боже! Да люблю я тебя, люблю! — сонно пробормотала я. — Дай же отдохнуть, нелюдь. С эльфами сам завтра поговоришь и скажешь, что хочешь, а сейчас спи, не то выгоню. Спокойной ночи.
Возможности выпихивать его за дверь у меня, разумеется, не было, но он внял — ошеломленно моргнув от такой отповеди, удивленно заозирался, словно искал кого-то другого, кого тут собирались выгонять. Обшарил всю комнатку, непонимающе заглянул под кровать, но никого не нашел и здорово этим озадачился. Потом потоптался возле меня, посопел, подумал. Наконец, с тихим урчанием лизнул торчащую из-под одеяла руку, со странным выражением на усатой морде расслышал недовольное ворчание в ответ. Какое-то время просто смотрел на мою посветлевшую кожу в том месте, где прикоснулся, и, как-то по-особенному раздвинув губы, бесшумно улегся на ковре.
Какое-то время он еще светил в темноте двумя желтыми огоньками глаз, где то и дело вспыхивали яркие огненные сполохи. Но потом, видно, тоже устал, потому что медленно прикрыл тяжелые веки, успокоено вслушиваясь в мерное дыхание сверху и напряженно обдумывая случившееся. После чего прерывисто вздохнул, подождал, пока сон не сморит меня окончательно, и, убедившись, что наши разборки никого, кроме испуганно разбежавшихся клопов, существенно не потревожили (что вообще-то более, чем странно), бесшумной тенью скользнул к открытому окну.