Ходячие. Эвакуация Москвы - Страница 12

Матвей закончил набирать отрывок текста на планшете. Конечно, пока текст еще сыроват. Придется его хорошенько поправить, особенно тот фрагмент с большим количеством ЭТОГО. Но в целом отрывок был неплох.

Матвей пока не знал, станет ли отрывок началом нового романа или всего лишь началом одной из глав, в которой будет введен новый персонаж. Но Матвей уже знал, что это будет за роман. Тот, который от него совсем не ждут.

Он всегда писал тексты, близкие к классике. Работал в том жанре, что издатели называют мейнстрим, а читатели «просто о жизни». Матвей давно чувствовал, что ему тесно в этом умирающей жанре, который был жив до сих пор во многом благодаря восхвалению произведений русских классиков. К сожалению, зачастую необоснованному. Перестаньте навязывать произведения литературы и уберите их из образовательных программ, и узнаете, какова их реальная ценность. Давно пора уже кинуть этого младенца – русскую литературу – в горнило настоящей жизни и реальных рыночных отношений, пусть закаляется и взрослеет. Хватит ее опекать, а то так и будет инфантильной детиной. Пинка ей под зад и хорошего, пускай летит из теплого насиженного гнезда вон!

На пресс-конференциях обязательно находился как минимум один человек, который обвинял Матвея за его ненадлежащие романы. На встречах с читателями таких предъявляющих претензии было в разы больше. С одной стороны это было очень забавно видеть, что в России так много людей, которые приходили на встречу с ним только за тем, чтобы сказать, что он пишет не так, как надо писать. На ответный вопрос «А как надо писать?» всегда звучала одна и та же фраза: «Как Пушкин, Толстой, Достоевский и другие русские классики». Никакого личного мнения, никакого самостоятельного познания мира, только заученная в школе фраза.

Если люди продолжали настаивать и пыл обвинения не утихал, Матвей как можно более спокойным тоном приводил одну и ту же мысль, которую обычно никто не понимал, но проблему с воинствующими доброхотами она решала. Матвей рассказывал, что личность человека – очень сложная структура. На нее оказывают влияние как природные инстинкты, так и огромный культурный пласт, впитываемый человеком в раннем возрасте и позднее. Чтобы обеспечить равновесие этой сверхсложной системы и дать возможность дальнейшего развития и усложнения, природа нашла простое решение. Внимание человека привлекается к тем вещам, в которых он испытывает потребность. Если человек голоден, он будет тянуться к еде, если испытывает жажду – к воде. Если же кого-то мучает духовный голод, то он будет искать и тянутся к тем произведениям искусства или культурным артефактам, которые помогут ему утолить этот духовный голод. Касательно литературы это выглядело очень просто. Однажды появлялся новый автор, романы которого давали людям ту духовную пищу, которую они искали. Это могли быть «умные мысли», новый взгляд на привычную реальность, новые переживания, новые эмоциональные реакции на привычное. Если говорить коротко: такие романы давали людям новую реальность – более привлекательную, чем уже существующая. Реакция читателей была проста – миллионные тиражи. Люди видели в романах нового писателя ценность и готовы были за нее платить. Матвей понимал, что точно же такая ситуация и с его романами. Они давали читателям то, что у них раньше не было и что они воспринимали, как нужное им. Однако в русской культуре преобладающим было мнение иное. Ценность романа определяется не его востребованностью у людей и как следствие высокими тиражами, а словами весьма сомнительного авторитета – школьного учебника.

Теперь Матвей решил выйти на новое поле. Давно хотел и наконец понял, что время пришло. Матвей решил написать роман в жанре, который во взглядах критиков занимал, наверное, самое дно в художественной литературе – в жанре зомби-апокалипсис. Последней каплей, приведшей к этому решению, была, конечно же, та история об амбале с миниатюрной собачкой, покусавшем бригаду скорой помощи. Но сама идея вынашивалась давно. Матвей чувствовал, что в этом жанре скрыта огромная сверкающая жемчужина. Нужно было только ее найти.

Во-первых, жанр апокалипсиса и постапа привлекал Матвея тем, что давал возможность поставить персонажа в условия, когда прежние ценности теряли свою значимость. Человек жил себе поживал, верил в цели и ценности, что дали ему родители и общество, и вот – мир рухнул. Что из прежней жизни останется? Какие цели и ценности будут важны теперь? И почему старые цели оказались столь хрупки? И почему вечные ценности рассыпались в прах?

Во-вторых, вызывал вопросы сам жанр зомби-апокалипсиса. Более девяноста пяти процентов произведений в этом жанре – полный низкокачественный бред. Почему, несмотря на это, жанр активно развивается? Почему миллионы людей тянутся к нему? Что он такое дает людям, что они читают книги, смотрят фильмы или сериалы, играют в компьютерные игры про людей в мире, заполоненном ожившими мертвецами? Пытаются найти то самое так редко встречающееся в нашем мире целительное для нашей личности ощущение? Ощущение, что ты смертен и смерть близка?

От размышлений над романом и причинами его создания Матвея отвлек разговор двух парней напротив. По ощущениям Матвей сделал не больше одного круга по кольцевой линии. Люди вокруг постоянно менялись, входили и выходили. Когда зашли эти двое, сложно сказать. Матвей во время творчества был полностью погружен в себя и не замечал, что происходит вокруг.

Парень в серой рубашке с коротким рукавом рассказывал парню в белой футболке случай, произошедший с ним полчаса назад. Парень в серой рубашке как раз выходил из дома, и из квартиры на втором этаже санитары выносили на носилках троих его соседей. Парень спросил, что случилось и те ответили, что восьмидесятилетний дед сошел с ума и покусал свою невестку и двух внуков. При том сильно так покусал. Наверное, вообще бы насмерть загрыз, да только зубные протезы выпали. Несмотря на трагичность ситуации, санитары смеялись.

Дальше Матвей не слушал. Со слов соседа Ваньки в Москве сегодня произошло множество подобных случаев. Этот с восьмидесятилетним дедом – лишь один из них. Есть только одно «но». Матвей тогда предположил, что это в столицу завезли какой-то новой наркоты, от которой принявшие ее становились агрессивными. Теперь в этом объяснении появился изъян. Дело в том, что восьмидесятилетние деды не употребляют наркотики.

Матвей просматривал новости на планшете. «Участились случаи немотивированной агрессии людей» – вот как это называется в СМИ. На сайтах федеральных телевизионных каналов и онлайн газетах обо всем говорилось очень осторожно. Матвей переключился на блоги. И с каждым прочитанной статьей напряжение и страх разрастались. В блогах люди не пытались осторожничать и говорили все как есть. Похоже все очень серьезно. Происходит что-то действительно серьезное, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СЕРЬЕЗНОЕ.

Матвей был напуган. Очень.

Матвей вспомнил слова Ваньки, что нужно на всякий случай запастить продуктами, чтобы можно было спокойно отсидеться в безопасности дома. Пока не понятно, что именно происходит и что будет завтра, но лучше последовать примеру Ваньки. Хватит кататься по кольцевой, нужно срочно добрать до дома, взять машину и ехать закупаться в ближайший продуктовый магазин.

Матвей посмотрел на табло. Поезд подъезжал к станции Октябрьская, следующая – Парк Культуры. Повезло, совсем рядом к дому. На Парке Культуры нужно будет пересесть на красную линию, а там до Кропоткинской рукой подать. Так что минут через двадцать он уже будет дома, а через полчаса в магазине. Потом в пять часов заедет за Мариной, и в начале шестого они уже будут у себя в квартире – с запасами еды и в полной безопасности.

Вот наконец и Парк Культуры. Вагон замедлил ход, вот замер, голос объявил название станции, и двери открылись. Матвей выскочил на перрон и быстрым шагом направился к проходу, ведущему на другую линию метро. Когда показался перрон красной линии, Матвей уже почти бежал.

На перроне творился хаос. Люди в панике покидали вагоны только что подошедшего поезда и бежали к эскалаторам, увозящим их на поверхность. Несколько полицейских с растерянным видом пытались успокоить толпу. Возле двух из них остановилось несколько человек, что с испуганным видом рассказывали о чем-то, то и дело указывая на один из вагонов.