Ход больших чисел
(Фантастика Серебряного века. Том II) - Страница 1

Григорий Ольшанский

ЛЕСНОЙ СПРУТ

Когда мне пошел девятнадцатый год и я окончил коммерческое училище, — родные мои порешили, что мне пора прогуляться по морю.

— Поезжай, мой друг, поскорей, — говорит мне отец. — Конечно, нам будет очень без тебя скучно; но мир стал слишком тесен теперь для того, чтобы человеку с энергией, образованием и умом просидеть целую жизнь в маленьком городе. А уж если покинуть его, то надо ехать туда, где менее конкуренции и больше простора…

— Но куда же прикажешь мне ехать, отец? — ответил я на это неожиданное предложение со смешанным чувством бессознательной радости и жуткого страха. — Теперь в Америке тоже стало уже тесно…

— Правда, — согласился отец, — а потому ехать тебе в Америку я не советую, тем более, что ни родных, ни даже знакомых у тебя там нет, а без знакомства весьма трудно сделать карьеру. А ты поезжай на Цейлон, где живет уже лет тридцать твой родной дядя Иоганн, ведет свои дела очень успешно и, наверное, тебя где-либо устроит. Да кроме того, га! у него очень большая семья и несколько красавиц-дочерей, за которыми весьма хорошее приданое… Разумеется, будущее предвидеть нельзя, но свое счастье следует искать там, где для него более вероятия… Так вот, милый мой сын, собирайся — и говорить больше не о чем!

Через неделю после этого разговора я уже садился на пароход в Гамбурге и, высадившись в Коломбо, скоро очутился на плантации дяди, предварительно проехав около двухсот миль, сначала по железной дороге, а затем по превосходнейшему шоссе, проложенному среди непроходимого леса.

Небывалые впечатления до такой степени закружили мне голову, что я почти потерял сознание окружающего и чувствовал себя как во сне; однако, обжившись несколько в родственной и радушной семье, сохранившей на краю света наши добрые немецкие нравы, я начал понемногу сводить свои ощущения и осматриваться кругом.

Дядя мой, пятидесятипятилетний, но еще весьма здоровый и крепкий мужчина, представлял собой настоящий тип разбогатевшего немецкого боера[1], а супруга его Амалия-Екатерина превосходно этот тип дополняла. Кроме главных хозяев, в обширном одноэтажном дядином доме, весьма напоминавшем помещичьи дома времен крепостного права в России, помещалось еще человек до пятнадцати лиц обоего пола, на первый раз производивших впечатление родственников; но впоследствии выяснилось, что у дяди имелось только две дочери и три сына, а остальные оказались рабочими, попавшими сюда случайно и, кажется, навеки оставшимися. Нечего говорить, что из всей этой весьма приятной компании особенно привлекала мое внимание младшая кузина Лина, которая, в свою очередь, была необычайно приветлива со мной…

— Чем же вы тут занимаетесь? — начал расспрашивать я своих доселе невиданных родственников в первый же день по приезде.

— Как тебе сказать? — ответил дядя за всех, — делаем мы то, что под руку попадется, так как редко человек, ищущий заработка, может себе найти труд по призванию. Впрочем, главное наше дело — торговля, но такая торговля, которая, конечно, возможна в этой стране. Самый модный продукт здесь «копра», то есть волокна кокоса, из которых в Англии выделывают всевозможные ткани; а затем фрукты и лекарственные растения. Все это мы скупаем у тех, которые разыскивают товар по лесам, но этого мало, и потому мы уже успели насадить у себя целую рощу кокосовых пальм и завести собственное хозяйство, дающее нам весьма порядочные доходы. Но если бы ты знал, чего это нам стоило!

— Еще бы, я думаю, — поддержал я, — дикие звери, крокодилы и змеи…

— Ошибаешься, друг мой, — возразил дядя с улыбкой, — все это нам мало мешало, так как оружие у нас превосходное, а стрелять наши ребята умеют. Но растительность, растительность прямо адская — вот наше несчастье и зло. Помилуй! Не успеешь расчистить с тяжким трудом небольшую полянку, — а через год снова она зарастет, да еще такими растениями, которые даже и топор не берет… И как быстро они вырастают! Недаром существует поверье об индийских факирах, выращивающих в полчаса цветок из зерна… Почем знать, может быть, такие растения и бывают…

— Но, надеюсь, дядя, что ты такого растения не видел, — пошутил я.

— Положим, не видел, — ответил старик серьезно, — но зато видел много такого, о чем вы в Европе даже понятия не имеете. Тропические леса, — в особенности на Цейлоне, — еще слишком мало исследованы, а потому, что вам могут сказать ваши ученые? А здесь чудес у нас сколько угодно. Я не говорю уж о том, что из капустного семени здесь вырастает настоящее дерево в один год; о перце, действующем не хуже цианистого калия и о ядовитых фруктах, безвредно растущих и в европейских садах, но которые мы отправляем вместо лекарства. Все это и тебе должно быть известно; но что ты скажешь о растении, которое нападает на зверя и человека и их съедает дотла?

Я посмотрел на дядин стакан; он был налит слабым белым вином и отпит только наполовину.

— Но ведь это противоестественно, дядя, — заметил я осторожно.

— Противоестественно?! — горячо воскликнул старик, — а откуда ты это знаешь? Разве не видел ты мухоловку, которая ловит мошек и даже мух, а потом их переваривает? Ну, увеличь масштаб в сто раз, как и следует на Цейлоне, и ты получишь «Лесного спрута», как называют у нас это проклятое Богом растение, хотя вашим ботаникам, должно быть, оно неизвестно. Ты сомневаешься? — сказал он, расстегивая воротник, — так, вот, посмотри эти ранки на шее, которые у меня остались после борьбы с этим дьяволом! Да и не один я, многие с ним встречались в лесу, а мой бедный друг Фриц, приехавший вместе со мной, должно быть, пал его жертвой…

— Но как же? Но что же это такое?.. — еле мог вымолвить я, увидев ряд побелевших рубцов на шее у дяди.

— А вот, если хочешь, я тебе расскажу. Лет восемь назад, я один раз проходил по опушке дальнего леса и вдруг увидел ручей, которые попадаются у нас крайне редко. Положим, вода горячая в них, но я страшно устал и потому захотел выкупаться. Но только что я успел расстегнуть блузу, как что-то ударило меня по шее, точно кнутом, и потянуло в сторону. Вне себя от испуга, я, однако, выхватил нож и успел перерезать, как я думал, разбойничье лассо; но никаких разбойников близ меня не было; а, когда я воротился домой и показал свои раны, то покойный Вильгельм тотчас же мне пояснил, что я подвергся нападению не разбойника, а «растительного спрута». У нас его целые заросли, — говорил он, — и от одиночного отпрыска еще можно избавиться; но, если попадешь в заросль, то даже и слон не спасется… Что ты теперь скажешь на это?!

Я, конечно, не мог сказать ничего, а через несколько дней даже и забыл о рассказе.

В доме у дяди мне было весьма хорошо, так что, отложив разговоры о будущем, я на определенное время остался в радушной семье, по мере сил помогая в общей работе. Немало привлекала меня райская обстановка жилья, бальзамический воздух и летающие по саду звезды; но помимо всех звезд, еще более привлекали светлые глазки Линочки, на которые я загляделся с первого дня. Дядя и тетка заметили это, но, однако, не протестовали, и для меня началась буквально райская жизнь среди невиданной красоты цветов и деревьев. Мы по целым дням гуляли с кузиной в нашем саду, вместе читали, беседовали и даже работали.

Не поручусь, чтобы из этой работы выходило что-либо полезное для семьи, но для нас она имела большое значение…