Хочу тебя себе - Страница 9

Я молча смотрю на него. Ему всегда было плевать на границы дозволенного. У него не было никаких “если”, только “нужно” и “будет сделано”. Именно это в нём бесит больше всего. Его абсолютная уверенность в том, что мир вращается вокруг его воли.

– Деньги? Или другие методы? – Демид опирается локтями на колени, глядя на Белого.

– Всё зависит от обстоятельств, – отвечает отец, как будто говорит о погоде.

Я молчу. Всё это мне до чёрта неинтересно.

– Игнат, – отец наконец переводит взгляд на меня. – Тебе пора включаться. Такие дела не делают сами себя. Прокатишься с Демидом за Анапу? Если всех всё устроит, тему будем начинать качать.

– У меня свои дела, – отрезаю я, даже не поворачиваясь к нему.

Отец хмыкает, но больше ничего не говорит. Демид переводит взгляд с него на меня, но тоже молчит. В комнате снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь тихим стуком стакана, когда отец ставит его на стол.

Музыка пробивает стены низкими басами, а свет заливает пространство всполохами красного и синего. Люди двигаются под ритм, как единое целое, но из VIP-зоны всё это выглядит иначе. Здесь, за массивными стёклами и в мягких креслах, шум приглушён, а пространство кажется отрезанным от остального мира.

Демид сидит напротив меня, налив себе виски. Я молча верчу стакан в руках, наблюдая за танцполом внизу. Люди – одно движение, один ритм. Каждый из них думает, что он уникален, но по факту все одинаковы. Они нужны лишь как фон. Чтобы заполнить пустоту. Чтобы клуб дышал.

– Нихерово у тебя тут, – говорит Демид, оглядываясь. – Вижу, не скучаешь.

– Не жалуюсь, – бросаю я, всё ещё глядя вниз.

– Ты же понимаешь, что это временно, – Демид ставит стакан на стол. – Всё, что ты делаешь здесь – так, игры. Настоящие дела там, с Белым.

Я напрягаюсь, но виду не подаю. Только слегка сжимаю стакан в руке.

– Ты серьёзно? – спрашиваю я. – Думаешь, меня это интересует?

– Думаю, ты и без меня это прекрасно понимаешь, – спокойно отвечает он. – Рано или поздно место отца занять всё же придётся. Ты это знаешь. Знаешь, Игнат, я вижу. Ты не хочешь этого признавать, но ты похож на Белого больше, чем думаешь.

Я резко ставлю стакан на стол, встаю и подхожу к стеклянной стене, глядя на клуб внизу. Удары басов совпадают с пульсом в висках. Слова Демида цепляют, но не так, как он, наверное, рассчитывает.

– Если я похож на него, – говорю я, не поворачиваясь, – это его проклятье. Не моё.

Он встаёт и подходит ближе. Смотрит тоже на это разноцветное полупьяное месиво, поливаемое вспышками колорченжеров.

– Ты просто хочешь, чтобы это произошло на твоих условиях?

Я смотрю на него. Волк всегда был проницательным, но сейчас его слова раздражают.

– Ты ошибаешься, – говорю я. – Я решаю, когда и как. И в этих решениях Белого не будет. Я вообще не хочу иметь ничего общего с его делами. У меня свои есть.

– Игнат, ты сам понимаешь, что это семейное дело. Трясина, которая засасывает всех. Ты не сможешь остаться в стороне. Не получится. Ни у кого ещё не получалось.

– У Боровского получилось. Он своего отца и его дела на хер послал.

– Тоже к ментам решил податься? – скептически кривится Волк.

– Долбанулся? – хмыкаю. – Это Егор слишком радикальный. Я не настолько.

– Странно, что он вообще жив, кстати, – качает головой Демид. – Но знаешь, он скорее исключение. Так что, Игнат, ты подумай. Белый – не Боровский старший. Уйти у тебя вряд ли получится.

Демид улыбается, но это нихера не тёплая улыбка. Волка я уважаю, но сейчас я прекрасно вижу, что он пытается сделать.

И – нет. Ничерта. Не получится.

Варя

Прошло несколько дней. Всё будто утихло. Сначала мне даже становится легче – как будто эта странная, пугающая история наконец осталась позади. Но чем дальше, тем больше это затишье начинает нервировать. Будто тишина перед грозой, когда каждый звук кажется подозрительным, а каждый шорох заставляет вздрагивать.

Я смотрю на свой скетчбук. Уже несколько раз открывала и закрывала его. Кажется, я нарочно напоминаю себе о том, что это был не сон, не плод моего воображения. Каждая страница, каждая линия, каждая тень на этих рисунках – доказательство того, что всё это произошло наяву.

Иногда мне хочется сжечь этот блокнот, избавиться от него, как от чего-то, что притягивает опасность. Но я не могу. Потому что если я его уничтожу, мне останется только убеждать себя, что всё это не было реальностью. А это будет ещё страшнее.

Я закрываю скетчбук, кладу его в рюкзак. Пятница. Сегодня я еду домой. Мама звонила утром, просила купить по дороге кексов к чаю – девочки, как всегда, капризничают и хотят сладкого.

Скетчбук я тоже беру с собой. Почему-то чувствую, что не могу оставить его здесь, в общежитии. Глупо, но мне кажется, что, если я оставлю его, я оставлю часть себя – ту, что всё ещё пытается разобраться в том, что случилось.

Дом встречает уютом, как и всегда. Мама хлопочет на кухне, и я с порога слышу аппетитный аромат тушёной картошки с мясом. Ника и Вика носятся друг за другом, смеются, их звонкие голоса разносятся по всему дому.

Я убираю рюкзак в свою комнату, переодеваюсь в домашнее и иду помогать маме. Мы с ней готовим ужин, обсуждаем всё подряд – её работу, девочек, мои занятия в колледже. Я стараюсь не показывать, что что-то не так, хотя внутри всё ещё неспокойно.

Когда все расходятся по своим комнатам, я тоже иду к себе. Хочется немного порисовать, выдохнуть. Дома, в своей комнате, я чувствую себя в безопасности.

Открываю скетчбук, сажусь на кровать. Линии знакомые, но от них до сих пор мороз по коже. Словно, рисуя, я сама заточила этот страх в бумаге.

Беру в руки карандаш и перекатываю его между пальцами, ощущая, как он сливается со мной и вот-вот коснётся бумаги. Моё любимое ощущение в этом волшебном процессе.

– Ты снова рисуешь комиксы? – голос Саши выдёргивает меня из этих мыслей. Я дёргаюсь, захлопываю блокнот, но слишком поздно. Он уже заходит в комнату, садится на край кровати и тянется к скетчбуку.

– Саша, не трогай, – пытаюсь остановить его, но брат уже выдёргивает блокнот. Ненавижу, когда он так делает! – Отдай!

Пытаюсь отобрать, но он подскакивает с кровати и поднимает скетчбук вверх, дразня меня.

– Саша! Придурок!

Он пролистывает страницы, и его взгляд становится всё мрачнее. Останавливается на рисунке с чёрной машиной, а потом переводит взгляд на меня.

– Это она? – спрашивает брат. Его голос странно ровный, но глаза горят. – Та машина, возле Драмтеатра?

Блин!

– Саша, это ничего не значит, – я пытаюсь вырвать блокнот, но он держит его крепко. – Просто рисовала… чтобы эмоции выпустить, ничего больше.

– Варя, ты всегда рисуешь то, что происходит. Ты же этим живёшь, – он резко поднимает голову и смотрит въедливо. – Это всё реально, да? Ты мне скажешь, что случилось, или мне самому догадываться?

– Это просто комикс!

– Варя! Не ври.

Я молчу. Смотрю на него, чувствую, как по щекам внезапно начинают течь слёзы.

– Варя, говори, – голос брата звучит жёстче. Саша отбрасывает блокнот на кровать, а сам хватает меня за плечи и встряхивает. – Кто это был? Что с тобой сделали?

Я не выдерживаю. Всё выливается разом. Рассказываю про похищение, про квартиру, про то, как меня вывезли обратно. Всё, что до сих пор пересказывает моя голова в бесконечном повторе. Когда заканчиваю, чувствую себя опустошённой.

Саша слушает молча, но вижу, как у него сжимаются кулаки.

– Кто это? – спрашивает он, когда я замолкаю. – Имя.

– Саша, это неважно, – шепчу я. – Просто забудь об этом. Всё уже позади.

– Неважно? – он вскакивает. – Ты серьёзно, Варя? Они забрали тебя, угрожали, а ты хочешь, чтобы я просто забыл?

– Ты ничего не сможешь сделать! – восклицаю я. Меня трясёт от страха. – Ты не понимаешь, это… это опасно. Не лезь, прошу тебя.