Хобо - Страница 4

Хобо отрешенно покачал головой, глядя на приглушенный свет фар.

— Тогда это должно сниться и мне. А так не бывает: один сон на двоих.

Хриплый встал и, пошатываясь, направился вперед. Он молчал. Ему, прежде чем признать свое бессилие, нужно было едва ли не обнюхать место, где должен был лежать труп верзилы.

— Труп был здесь, — заключил Хриплый, коснувшись рукой липкой лужицы, — кровь, конечно, подсохла. Но у меня нет никаких сомнений в том, что это именно кровь.

Он достал из кармана спички и через несколько секунд в его руке затрепетал крохотный огонек.

— Pardon mon cher, — в полголоса произнес дядя Сэм, дотронувшись рукой до плеча Хриплого.

Тот немного помялся и не ответил ни слова.

— В переводе с французского, который я еще с университетских времен не забыл, это значит: извини, мой дорогой… Но почему ты решил, что это кровь?

— Не задавай лишних вопросов, ведь я не истязаю тебя своими. И еще… — Хриплый отвел огонек в сторону, — смотри!

Дядя Сэм потупил голову и посмотрел исподлобья на освещенное пространство. Боже! На земле был отчетливо виден человеческий силуэт. Вернее, отпечаток силуэта. Руки, ноги, туловище, голова. Обрамление силуэта было ничем иным… как извилистой ниточкой пепла…

— Ты в детстве сжигал точеный магний? Его в больших количествах добавляют в некоторые авиационные детали. Мы, — Хриплый почти припал лицом к земле, — в детстве частенько ходили на военный аэродром. Спиливали какие-то хреновины со списанных военных истребителей. Потом эти хреновины точили напильниками в гараже, и полученный порошок использовали для…

— Делали взрывпакеты, смешивая магний с марганцовкой?

Хриплый молча кивнул.

— Я тоже чем-то подобным, помню, увлекался.

— У меня складывается такое впечатление, что труп этого урода сгорел…

Довольно незначительное лицо Сэма: горбоносое и подслеповатое вытянулось, изменилось почти до полной неузнаваемости. Плотно сжатые губы больше не шевелились, брови застыли над темными глазами, словно гранитные арки — складывалось впечатление, что он щурится от угасающего в руках его спутника огонька.

— Бред какой-то! Такого просто не может быть…

Человек, утянутый с ног до головы в черные одежды, посмотрел на стоящих у двери худых, испуганных, жалкого вида типов. Вытягивая шею, он тщетно пытался заглянуть им в лица.

Комната, заставленная три часа назад коробками, изменилась. Теперь она напоминала аудиторию, размеры которой, впрочем, не были большими, но высвободившееся пространство с ответвлениями коридоров создавало зеркальный эффект. Чувствовалось, что аудитория продувается сквозняком. Вероятно, один из коридоров заканчивался выходом на улицу. Справа от высокого кресла располагались несколько рядов стульев. Позади человека, держащего плеть, стояла высокая полка, на которой находилась всего одна книга…

— Кто-то из вас уже был на месте? — человек обезоруживающе улыбнулся.

— Нет, нам только что сообщили, что стрелка не состоялась. Наши… их больше нет!

После тяжелого вздоха на пол упала плеть и человек, проведя руками по волосам, сел.

— Все старания коту под хвост. Все летит к чертям собачьим из-за наивности тех, кто должен служить мне верой и правдой. За что, — он поднял голову и закрыл глаза, — боже, за что мне такие муки? Если бы ты знал, как я устал управляться с этими болванами. Как же я устал, боже!

— Послушайте, но у нас еще есть время.

— Есть время?.. Есть время?..

Человек, сидящий в кресле посмотрел на долговязого парня, осмелившегося заговорить.

— Кто? Скажи мне на милость, кто будет исправлять эту ошибку? Ладно бы просто пропал лимон баксов. Мы их спишем и нашлепаем еще. Нужно миллион, нашлепаем миллион. Нужно два, стало быть, забабахаем два. Не вопрос! Но время… Ты представляешь себе, сколько времени уходит на это шлепанье?

Долговязый покачал головой, виновато опуская глаза.

— Для меня и миллион, и два — рабский труд. Так не гнобили своих рабов даже фараоны, знали бы вы. А работаю я порой, тринадцать-четырнадцать часов в сутки. Причем, в отличие от вас, мне приходится давать отчет о проделанной работе главному. А он у нас самый утомленный из всех утомленных.

По комнате прокатился ропот. Дело в том, что упоминание всуе имени главное не сулило ничего хорошего. Он, хотя по-сути своей и добродушный, но ежели разозлиться… Смейтесь громом небеса, освещайтесь молниями!

— А сколько я затрачиваю сил на производство долларов? Даже самый затертый баксик отнимает у меня день жизни.

— Дайте нам шанс. Мы исправим ошибку…

Дядя Сэм забрался в салон «Мерседеса» следуя примеру Хриплого. В машине было тепло и уютно, не считая резкого запаха клубничного ароматизатора.

— И здесь навоняли, — хобо обронил несколько колких ругательств и за сим хлопнул дверью.

Устроившись на сидении, он с силой оторвал с бардачка подобие мыльницы, внутри которой пряталась ароматическая пластина, вызвавшая у Хриплого столь бурную реакцию.

— Брат, выброси эту херню в окно. Иначе я облюю весь салон.

Сэм забрал у своего спутника «мыльницу», опустил стекло и швырнул ее наружу.

— Так-то буде лучше, — сказал Хриплый, ощупывая рукой приборную панель.

Минуту спустя, зашумел мотор. Хотя, приятное урчание под капотом было довольно трудно назвать шумом. Так… шуршание вентилятора.

— Ты думаешь, мы поступаем правильно?

Хриплый повернулся, увидев уставившиеся прямо на него две пары возбужденных глаз.

— Ничего страшного не произойдет, если мы немного прокатимся. Видишь ли, мне очень трудно отказать себе в удовольствии посидеть за рулем этой красавицы.

Интересно, подумал Сэм, что он скажет, если нас остановит дорожный патруль или «братки» убитых братков?

Он наклонился вперед, положив себе на колени три пистолета.

— Не робей, — Хриплый запрокинул голову назад, — нас никто не цепанет. Братве можно было бы уже давно приехать, а копы… В конце концов, мы же с тобой не собираемся по всему Нью-Йорку колесить. Лучше скажи, сколько стволов тебе удалось найти?

— Три.

— И у меня два. Тэк-тэк, — хобо зажмурил один глаз, вероятно, уже подсчитывая барыши, — получается пятьсот баксов.

— Не плохо.

— Хм-м, какое там не плохо! Да это просто праздник какой-то, брат. Тебе двести пятьдесят и мне ровно столько же. Вот скажи, двести пятьдесят долларов хватит на то, чтобы скоротать зиму?

Дядя Сэм кивнул, гладя руками промерзшие от холодного воздуха стволы.

— Э-э, а ты еще сомневаешься. Ладно, — Хриплый опустил голову, — коробка автомат, максимальная скорость… У-у! Едем?..

— Сейчас выедем с пустыря, еще километра полтора по дороге, — Хриплый ехал, периодически поглядывая на Сэма и улыбаясь ему, — там машину и бросим. Пусть ее потом хоть сотня сыскарей обнюхивает…

Они ехали уже довольно долго. От тепла Сэма разморило так, словно он только что в одну харю треснул пару пузырей «Текилы». В полудреме он заметил чернеющий за окном силуэт высокого здания. «Мерседес» слегка качнуло — ага, только что пересекли железнодорожную ветку. Сейчас бы проснуться и осмотреться, как следует…

— Хриплый, — дядя Сэм продрал один глаз и посмотрел на сидящего за рулем, — мы же забыли на пустыре вискаря!

— А-а… — Хриплый махнул рукой, — не расстраивайся. Как только получим за стволы бабки, та-а-кой пир закатим. Представляешь?

— Было бы неплохо, но у меня какое-то странное предчувствие.

— Что такое?

— Что-то сердц…

Сэм почувствовал, как его затылка коснулось, что-то холодное. Сон тут же сгинул, как пелена тумана с первыми лучами восходящего солнца. В тишине прозвучало:

— Сиди и не рыпайся…

Хобо почему-то не испугался, робко улыбнувшись, он спросил:

— Вы кто?..

— Цыц! Конь в пальто. Сказал же: не рыпайся!

— Да я, собственно, — только теперь до Сэма дошло: никто, кроме него и Хриплого, в «Мерсе» случайно оказаться не мог. Разве что один из бандитов… Он вспомнил, что к помойке на джипе подъехали четыре братана, два других на «глазастом»… Он еще раз пересчитал пистолеты. Их оказалось пять. Пять пистолетов, а бандитов было шестеро. Значит, голос, который он только что слышал, принадлежал шестому бандиту!