Хобби (СИ) - Страница 4

Наклоняюсь, провожу языком вдоль члена, не без наслаждения размазываю пальцами сперму вперемешку с кровью между ягодиц. Обхватываю ладонью заинтересованный в оральной ласке орган, ласкаю головку горлом, беру во всю длину. Кончаешь, с громким протяжным стоном. Кажется, там было «Да» или «Вот так». Может «Ещё».

Вкусный. Выпускаю член из объятий рта, облизываюсь, глажу недвижного мальчишку, очерчивая тазобедренные косточки, ребра, соски, ключицы, шею. Красивый.

Шок от коктейля оргазма, боли, чужого тела отступает, уступая место боли в заднице и страху. Притворяется мёртвым.

Облокачиваюсь на локоть между его головой и плечом, глажу тыльной стороной ладони по щеке. Открывает глаза, какое-то время смотрит в противоположную от меня сторону, после чего медленно поворачивает голову. Привет. Думаешь, немедленно вышвырну за дверь? Думаешь. Даже не спрашиваешь. Как будто это написано у меня на лбу.

- Спать, - убираю со лба тёмную прядь, заваливаюсь набок, сгребая мальчишку в охапку. Чтобы не было так мерзко и унизительно.

Я нежен?

Наверное.

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

***

Утро дышит в шею. Уметь просыпаться без будильника – навык королей. Я - король.

Кусаю за щеку. Посильнее. Просыпайся, спящая шлюха. Пора вставать. Зверёк дёргается, открывая глаза, моргает, с удивлением понимая, что это всё ему не приснилось.

Да, тебя трахнули.

Деньги на столе.

- Через сорок минут мы должны выдвинуться. Ещё один душ от кухни справа. Что поесть – в холодильнике.

Вода смывает вчерашний результат охоты, чужие колючки, замывает засосы, проникая в мелкие трещинки от зубов на коже, уносит в слив жажду, удовлетворённое желание, остатки спермы на теле.

Человек выглядит повзрослевшим и чистым. Усмехаюсь. Молча завтракаем. Молча выходим из квартиры.

Открываю дверцу, прошедшему мимо мальчишке: - Садись.

Оборачивается, удивлённо приподняв брови: - Разве я не должен…, - растеряно. - …Сам… ну…

- Давай живее, - киваю ещё раз. Не вчерашняя ситуация, чтобы я позволял себе уговоры.

Опускает взгляд, залезает рядом с водительским сидением.

Выезжаем на трассу. Отчаяние топит машину, словно мы упали в пучину пессимистичной эмоции. Гордость тухнет внутри него, умирающая совесть и честь водят хоровод вокруг трупа, загибаясь с каждым кругом.

Подъезжаю к поношенной временем пятиэтажке. Третий подъезд. Обшарпанная дверь.

Отстёгиваю ремень, поворачиваюсь к человеку.

- Мой номер в твоём телефоне. Захочешь увидеться – дай знать. – Теперь проваливай. Спектакль душевного самоистязания не ближе километра от меня.

========== вторая часть ==========

Кто бы мог подумать о подобном времяпровождении мужчины-люкс? Сидеть в машине-люкс, где за внутренним контуром комфортабельного вместилища находится ад нищеты, разбитых фонарей, домов, людей. Счастливая улыбка мальчишки за лобовым стеклом не в силах дать даже искру света, чтобы разогнать миллиметр тьмы. Ребёнок скрывается из поля зрения, храня в себе радость.

Поднимаю глаза к окнам, нахожу Человека, стеклянным взглядом упирающегося в спину давно скрывшегося из вида.

Больше не приходил. Почти три недели. Работу курьера не бросил. Чёрт знает, что в голове у сломленных творится. Брата отправил на курсы актерского мастерства, малой, кстати, смышлёный - прилежно учится, талантливый, не мёртвый. В отличие от старшего. Люблю таких. Наверное, я жуткий извращенец, раз тянет поиметь мёртвую душу в мёртвом телом. Пусть так. Это не самое страшное из моих грехопадений.

Полированная машина бросается в глаза всем, кроме колючего. Зверёк на автомате опускает голову вниз, я ловлю жест борьбы совести с чувством долга.

Кстати, чувство долга у мальчишки такое же извращенное, как и я. Изначально, не имея примера социума и отношений внутри разных межличностных групп, все «родственные» чувства к брату дико гипертрофированы. Мутировавшее незнание породило любопытную для вивисекции форму отношений между двумя братьями, где ведущий восполняет и восполняется за счёт установок, не имеющих права на существования в обществе вне стен детского дома. Такая тонкая грань между видами отношений братьев, друзей, любовников отсутствует. Колючий смотрит на него, чуть ли не молится. Это не выглядит грязно и развратно. Это преклонение естественно для них обоих, настолько прочно, нерушимо, что понимаю – мёртвый может жить только из желания ДЛЯ.

Человек касается его шеи. Губами. Носом. Руками. Прячется в изгибе. Наркоман дотянулся до любимого мака, жадно вдыхая его аромат. Не боясь ни чужих носов, ни рук, не боясь, что кто-то может вдохнуть его цветок. Богов не ревнуют.

Тонкие руки вокруг шеи, к себе. Словно годы не виделись, а не часы. Кажется, это называется человеческое тепло. Сквозь грязный камень, развороченное дерево внешней стороны окна, через полувековое стекло наблюдаю, как двое находят в друг друге причину дышать.

Я не устаю пригонять к окраине ада машину из его центрального пекла, чтобы увидеть смену времён года, где вместо осени бесконечно тянущееся ожидание, вместо зимы – клокочущая ненависть и внутренние диалоги Человека с большей частью монстра внутри себя; на смену приходящая весна, отогревающая в объятиях страхи и упрёки, дарующая комнатное солнце одной улыбкой, где летом оно становится ярче и теплее, касаясь руками спины, волос, рук губами.

Мак цветёт в полную силу, заставляя одурманенного безумно наслаждаться лучшими мгновениями даров цветущего.

***

Почти пять недель.

Снова льёт дождь, погода выстраивает между нами стены ливня. Та же остановка, коробка, статуэтка. Отсутствие зонта.

Утром закинул через секретаря вниз коробку с личной запиской курьеру: «Адрес ты знаешь». Ноя удивилась моему приказу, но указания выполнила:

- Молодой человек, к адресу прилагается записка, - моя умница протягивает аккуратными пальчиками сложенный лист бумаги, внимательно вглядываясь в лицо курьера. Безэмоциональное выражение скуки быстро приобретает жизнь в уголках дёрнувшихся губ; брови изгибаются дугами вниз, голова склоняется чуть в сторону – инстинкт скрытия смущения, пятнами проступающего на лице. Ладонь стискивает бумагу. Будь она хоть немного живой, сейчас отдала бы концы.

Как я и просил, Ноя отсчитывает про себя до пяти, продолжает:

- Господин просил передать, что Вы можете доставить коробку по указанному адресу, если того желаете. Ежели нет – это плата за беспокойство, - на стеклянный столик, чуть сбоку девушки, её рука кладёт стандартный гонорар курьера за доставку, после чего Ноя разворачивается, покидая крайний холл первого этажа.

С удовольствием откидываюсь на спинку стула, закидывая руки за голову, наблюдая через камеры слежения за Человеком. С места не двинулся, лишь руки пульсируют, продолжая комкать бумагу. Парень слегка поворачивается к коробке, смотря на неё вопросительно-смущенно, закрывает глаза, пряча от моего любопытства чудесную игру в принятие решения, где внутри, в зрачках всё кипит, шумит, устраивая цунами радужке.

Хватает коробку.

Одновременно с его руками, мои хватают ключи от машины, в предвкушении чарующего представления, направляюсь к лифту.

Встречен равнодушно. Боится. Себя. Меня. Сокращающегося расстояния.

Протягиваю руку, разделяя нас чем-то существеннее, нежели дождь, но не плотнее эфемерной ненависти - ручка зонта между нами, бессмысленная крыша, натянутая на распростертые лучи железного солнца, скрывает нас от непогоды.

Словно статуя, внутри которой всё хочет бежать, но верхний камень слишком тяжел, слишком неподъёмен, чтобы нутро заставило повиноваться мрамор.

Моя жажда капает звонче дождя, колючий дёргается, будто в моей руке нитки, повелевающие телом.

Мучительно смотреть, как небо достает твоих скул дождём, а я - нет, хотя стою здесь, ближе. Невыносимо держать лицо… Что там лицо, когда тело едва ли контролю поддается.

- Идём, - рука хочет толкнуть или обнять, порвать, схватить за недовольный подбородок. Не сейчас. Секунда после реплики, заставляю воспринимать только запах ливня. Упокоенный землей аромат послушно наполняет голову. Но чёртов человеческий запах забивается в бардачок, обволакивает руль, внутреннюю сторону окон, облепляет меня, игриво обнимает за шею, щекочет затылок.