Хлеб - Страница 100

Пароход двигался вверх по реке очень медленно, потому что тащил за собой на буксире несколько барок с хлебом. Полуянов сидел неподвижно в прежней позе, скрестив руки на согнутых коленях, а Михей Зотыч нетерпеливо ходил по берегу, размахивал палкой и что-то разговаривал с самим собой.

Пароход приближался. Можно уже было рассмотреть и черную трубу, выкидывавшую черную струю дыма, и разгребавшие воду красные колеса, и три барки, тащившиеся на буксире. Сибирский хлеб на громадных баржах доходил только до Городища, а здесь его перегружали на небольшие барки. Михея Зотыча беспокоила мысль о том, едет ли на пароходе сам Галактион, что было всего важнее. Он снял даже сапоги, засучил штаны и забрел по колена в воду.

Пароход подходил уже совсем близко. Пароходная прислуга столпилась у борга и глазела на стоявшего в воде старика.

– Эй, стой! – крикнул Михей Зотыч.

– Мы не бере-ем пассажиров! – ответил в рупор кто-то с капитанской рубки.

– Лодку подавай!

У колеса показался сам Галактион, посмотрел в бинокль, узнал отца и застопорил машину. Колеса перестали буравить воду, из трубы вылетел клуб белого пара, от парохода быстро отделилась лодка с матросами.

– Давно бы так-то, – заметил Михей Зотыч, когда лодка ткнулась носом в берег. – Илья Фирсыч, садись…

Матросы узнали Харитину и не знали, что делать, – брать ее или не брать.

– Забирай всех, – приказывал Михей Зотыч. – Слава богу, не чужие люди.

Садясь в лодку, Полуянов оглянулся на берег, где оставалась и зеленая трава и вольная волюшка. Он тряхнул головой, перекрестился и больше ни на что не обращал внимания.

– Вот мы, слава богу, и домой приехали, – говорил Михей Зотыч, карабкаясь по лесенке на пароход. – Хороший домок: сегодня здесь, завтра там.

Галактион протянул руку, чтобы помочь отцу подняться, но старик оттолкнул ее.

– Оставь… Уж я как-нибудь сам взберусь.

Старик, наконец, взобрался и помог подняться Полуянову и Харитине, а потом уже обратился к Галактиону:

– Ну, теперь здравствуй, сынок… Принимай дорогих гостей.

Галактион уже предчувствовал недоброе, но сдержал себя и спокойно проговорил:

– Пожалуйте, папаша, в мою каюту. Там будет прохладнее.

– Нет, уж мы здесь, – протестовал Полуянов, выдвигаясь вперед.

– Ну, говори, – подталкивал его Михей Зотыч.

– Уж так и быть скажу.

– А я вас не желаю здесь слушать, – заявил Галактион.

Все гурьбой пошли в капитанскую каюту, помещавшуюся у правого колеса. Матросы переглядывались. И Михей Зотыч, и Полуянов, и Харитина были известные люди. Каюта была крошечная, так что гости едва разместились.

– Судить тебя пришли, сынок, – заявил Михей Зотыч. – Ну, Илья Фирсыч, ты попервоначалу.

Галактион стоял у двери бледный, как полотно, и старался не смотреть на Харитину.

– И окажу… – громко начал Полуянов, делая жест рукой. – Когда я жил в ссылке, вы, Галактион Михеич, увели к себе мою жену… Потом я вернулся из ссылки, а она продолжала жить. Потом вы ее прогнали… Куда ей деваться? Она и пришла ко мне… Как вы полагаете, приятно это мне было все переносить? Бедный я человек, но месть я затаил-с… Сколько лет питался одною злобой и, можно сказать, жил ею одной. И бедный человек желает мстить.

Полуянов тяжело перевел дух. Галактион продолжал молчать. У него даже губы побелели.

– Но ведь бедному человеку трудно мстить, – продолжал Полуянов. – Это могут позволить себе только люди со средствами… И опять, бедному человеку трудно разбогатеть. И я все думал и даже просил бога… Помните вы, Галактион Михеич, старика Нагибина? Что же я говорю, – вместе тогда на свадьбе у Симона были… да-с… Так вот тогда мне на этой свадьбе и пришла мысль-с… да-с… И я оную мысль воспитал и взлелеял… вот как детей воспитывают: все одно думаю, все одно думаю. Помните, что тогда старик отказал Наталье Осиповне в приданом?.. Она тоже затаила злобу на родителя. Хорошо-с… А старик живучий… Одним словом, мы и отравили его по взаимному соглашению с Натальей Осиповной, то есть отравил-то я, а деньги забрала она и мне вручила за чистую работу некоторую часть. И ловко я все устроил, так ловко, что, кажется, никакие бы следователи в мире не нашли концов. Сам производил дознания и знаю порядок, что и к чему. Тут еще Лиодор много помог, потому что вконец запутал следователя. Впрочем, что же я вам рассказываю, – ведь вы это и без меня отлично знаете.

– Ничего я не знаю! – резко ответил Галактион. – А вы с ума сошли!

– Нет, не сошел и имею документ, что вы знали все и знали, какие деньги брали от Натальи Осиповны, чтобы сделать закупку дешевого сибирского хлеба. Ведь знали… У меня есть ваше письмо к Наталье Осиповне. И теперь, представьте себе, являюсь я, например, к прокурору, и все как на ладони. Вместе и в остроге будем сидеть, а Харитина будет по два калачика приносить, – один мужу, другой любовнику.

– Ну что, сынок, доволен? – спрашивал Михей Зотыч.

Галактион посмотрел на него и ответил с улыбкой:

– Никогда этого не будет, папаша…

Старик вскочил, посмотрел на сына безумными глазами и, подняв руку с раскольничьим крестом, хрипло крикнул:

– Если ты не боишься суда земного, так есть суд божий… Ты кровь христианскую пьешь… Люди мрут голодом, а ты с ихнего голода миллионы хочешь наживать… Для того я тебя зародил, вспоил и вскормил?.. Будь же ты от меня навсегда проклят!

Харитина тихо вскрикнула и закрыла лицо руками. Галактион вздрогнул именно от этого слабого женского крика и сделал движение выйти, а потом повернулся и сказал:

– Харитина Харитоновна, мне нужно сказать вам два слова… Выйдите на минутку.

Когда Харитина подошла к нему, он наклонился к ее уху и прошептал:

– Кланяйся той… Устеньке…

Когда Полуянов выходил из каюты, он видел, как Галактион шел по палубе, а Харитина о чем-то умоляла его и крепко держала за руку. Потом Галактион рванулся от нее и бросился в воду. Отчаянный женский крик покрыл все.

Через час на Гороховом мысу лежал холодный труп Галактиона.

Впервые роман был напечатан в журнале «Русская мысль», 1895, ЭЭ 1–8, за подписью: «Д.Мамин-Сибиряк».

«Хлеб» – последний роман Мамина-Сибиряка в ряду крупных его произведений («Приваловские миллионы», «Горное гнездо», «Дикое счастье», «Три конца», «Золото»), отображающих в жизни Урала эпоху «шествия капитала, хищного, алчного, не знавшего удержу ни в чем» («Дооктябрьская „Правда“ об искусстве и литературе». 1937, стр. 166). В нем с большой художественной силой нарисована правдивая картина пореформенного обнищания и разорения трудящихся одного из сельскохозяйственных районов Зауралья вследствие развития капитализма, с его крупной хлебной торговлей, винокурением и банковскими операциями.

Материал для романа писатель начал собирать примерно с 1879 года (см. письмо к А.Н.Пыпину от 21 октября 1891 года, хранится в Государственной публичной библиотеке им. M.E.Салтыкова-Щедрина). Еще во время работы над «Приваловскими миллионами» (1872–1883) писателя интересовала проблема «рациональной организации» хлебной торговли (этот вопрос составляет существенную часть «положительной» программы Сергея Привалова).

С целью глубокого изучения жизни населения сельскохозяйственных районов Урала и Зауралья Мамин-Сибиряк совершил в эти места ряд длительных поездок в 1884, 1886, 1887, 1888 и в 1890 годах. Он посетил, в частности, один из самых крупных по тому времени центров хлебной торговли на Среднем Урале – Шадринск, который затем изобразил в романе «Хлеб» под названием – Заполье.

Кроме того, писатель тщательно изучал литературу о состоянии сельского хозяйства на Урале и в Зауралье в пореформенный период; в его бумагах сохранились многочисленные выписки из книг и газет: Красноперов, «25-летие Пермского края со времени отмены крепостного права», изд. 1887 г., Смышляев, «Источники и пособия для изучения Пермского края», изд. 1876 г., Ремизов, «Очерки из жизни дикой Башкирии», изд. 1887 г., корреспонденции из газеты «Екатеринбургская неделя» и др.