Хитрый коврик. Сказки и рассказы - Страница 7

Лисята были подарены юннатам. Шарик стал известен не только в школе – о нём поговаривали и взрослые охотники. Хвалил Шарика даже токарь-карусельщик Иван Сергеевич Кожевников. Это был знаменитый охотник. Он первый назвал Шарика красавцем.

И в самом деле, с Шариком произошло что-то невероятное. Его морда, оставаясь той же, вдруг стала выглядеть красивее. Про выпученные глаза Шарика один старик охотник так и сказал:

– Глазастый пёс! Всё ему видеть хочется, даже глаза из него выскочить норовят.

Новые успехи Шарика приносили ему новую славу. После первых заморозков Шарик выследил и добыл выдру. Коля махнул рукой на своего Торика и отдал его сёстрам.

Вскоре Торика потребовали на собачью выставку. Туда свозили породистых собак со всей области. Торик там получил золотую медаль – за рост, за вес, за ширину груди, за цвет шерсти, за длину ушей и лап, за удивительную красоту сложения, равного которому не знали даже опытные, образованные собаководы.

А Шарик за это время добыл ещё одну выдру и разведал две лисьи норы. С ним теперь и охотились два неразлучных друга – Коля и Витя.

Коля был убеждён, что Шарик принадлежит к какой-то неизвестной собаководам, но очень знаменитой породе собак. А Витя не думал так, потому что он знал, каких трудов ему стоило обучить охоте простую собаку с простой уральской кличкой Шарик.

Торика купили на выставке за большие деньги, а затем увезли в питомник, в Москву. Вскоре, наверно, появятся прекрасные щенки. И, наверное, они станут отличными охотниками, если их будут обучать так же прилежно, как это делал Витя. А может быть, из этих щенков вырастут такие же красивые баловни, бездельники, каким остался в памяти ребят уральского рабочего посёлка изнеженный красавец Тори…

Речка Берёзовка хоть и маленькая, да рыбная. А вот раков в Берёзовке не было. Перевелись, да и всё.

– В старые годы, когда мы мальчишками были, по сотне, по две раков из Берёзовки добывали, – рассказывал Ванин дедушка.

И Тишина бабушка говорила то же самое.

А в соседней речке Вертушинке раки не переводились.

Только ходить туда было далеко. Через лес да ещё через болото.

Как-то Тиша сказал Ване:

– Давай, Ванёк, наловим по корзинке вертушинских раков да и выпустим их в нашу Берёзовку.

– А зачем? – спросил Ваня.

– Чтобы они опять развелись.

– Да пока они разведутся, их ребята всех до одного повыловят.

Не стал спорить Тиша, хоть и знал, что нельзя всех раков выловить. Пусть сотня, да останется. А эта сотня столько икры вымечет, что раков потом и не сосчитаешь.

На этом и кончился разговор.

Прошёл год… Ваня и Тиша уже в третий класс перешли. И, как раньше, в свободное время удили рыбу.

Как-то закинул Ваня крючок на ерша, а поймал озорного рачонка.

– Тиша! – закричал Ваня. – У нас в речке раки сами собой развелись!

Тиша увидел молоденького рачонка и больше Вани обрадовался. Значит, не зря он прошлым летом на Вертушинку ходил. Один. Через лес да ещё через болото.

Лёва Соколов был мальчишечьим заводилой.

Как-то шёл он с ребятами по Старо-Болотной улице и увидел лошадь, которая, выбиваясь из сил, не могла вытащить тяжёлый воз, застрявший в грязи.

– Ребята! – крикнул Лёва. – Давайте поиграем в лошадей, – и заржал тоненьким голосочком, как маленький жеребёнок.

Следом за ним заржали все ребята и превратились в быстроногих коней. Они стали брыкаться, взлягивать и бегать ретивым табунком. И после того как ребята почувствовали себя конями, Лёва первый подбежал к застрявшему возу, а за ним полезли в топкую болотную жижу остальные, потому что настоящие лошади никогда не боятся луж и трудной дороги.

Ребята ухватились кто за оглобли, кто за бока телеги и помогли серой лошади вытянуть воз из глубокой грязи. Довольная лошадь весело, как бы благодаря ребят, помахала им хвостом, а возница сказал:

– Ну и попадёт же вам дома, огольцы…

И он не ошибся. Вечером, ко-гда весёлые «лошади» снова стали мальчиками и вернулись домой, им было не очень весело. Всем досталось за промоченные ботинки и за испачканную одежду.

Всем, кроме Лёвы.

У них с мамой были особые отношения. Для Лёвы мать была самым любимым товарищем.

– Мам! – сказал Лёва. – Ну как можно было не помочь в беде лошади, если у неё были почти такие же печальные глаза, как у тебя, когда болел папа.

Лёва ждал, что мать всё-таки накажет его за испорченные башмаки, заработанные его отцом. А зарабатывать башмаки не так-то просто. Но мама вместо внушения принялась целовать сына, и у неё на глазах почему-то появились слёзы.

«Нет, не умеет мама по-настоящему меня воспитывать, – решил Лёва. – придётся её выручать».

Целых три вечера Лёва не выходил на улицу играть с ребятами в самую любимую им игру – в лапту.

Пусть все знают, что и у него по-настоящему строгая мать.

На школьном дворе жила кудлатая собачонка. Её звали Двойка. Почему ей дали такую кличку, никто не знал.

Только все знали, что малыши обижали её.

– Ах ты, негодная Двойка!.. Вот тебе!.. Вот тебе!..

В Двойку бросали камни, загоняли её в кусты. Она жалобно скулила.

Однажды учительница Мария Ива-новна увидела это и сказала:

– Разве можно плохо относиться к собаке только за то, что у неё плохое имя? Мало ли кому на свете даны плохие имена. Ведь не по ним судят, а по тому, кому они принадлежат.

Малыши смолкли. Призадумались над этими словами. А потом приласкали Двойку и угостили её кто чем мог. Вскоре оказалось, что Двойка очень хорошая и понятливая собачонка. Её даже хотели назвать Пятёркой, но одна девочка сказала:

– Ребята, разве дело в названии?

У Таниной тётки была хромая курица. Квохча.

– Непутёвая курица, – говорит про неё тетка, – хромает только да квохчет. На насест даже взлететь не может. В горшок её, да и дело всё.

А Танечка очень любила чужую хромую курицу. Подкармливала её. Гладила. Изо всех сил бежала Квохча, как только Таню увидит. А та ей то зерна́ принесёт, то гусениц.

Заметила это тётка и сказала:

– Хочешь, Танюшка, я тебе хромую обжору подарю?

Танечка чуть не до неба подпрыгнула:

– Хочу, тётя Маруся.

Принесла Таня домой курицу. А Квохча будто и не рада. День проходит, два – квохчет, словно охает, жалостно озирается, места не находит. Загрустила Танечка, а бабушка говорит:

– Плохо тому, кто добра не делает никому. В гнездо ей надо садиться. Цыпляток выводить.

Добыла бабушка на ферме отборных яиц и посадила на них в хорошее гнездо Квохчу.

Сидит Квохча тихо в своём гнезде. Не квохчет. Танечка ей питье и еду приносит да дни считает.

Двадцать четыре дня прошло, пока из хороших куриных яиц цыплята не проклюнулись.

Матерью стала Квохча. Не узнать её. Жалкая пугливая хромоножка ходит по двору как царица важная, неприступная, цыплят за собой водит. Глаз с них не сводит, от ястреба охраняет, к ненастью под крыло склика́ет. Никого, кроме Танечки, и близко не подпускает. Даже щенка так клюнула, что тот под крыльцо забрался. И кудахчет иначе. «Куд-куда, цыплята сюда», – кажется бабушке, а Танечка смеётся:

– Нет, бабушка, все двенадцать цыплят тут. Просто радуется наша Квохча. Слышишь: «Кудах-тах-тах. Давно бы так!»

На берегу большого сибирского озера Чаны есть старинное село Юдино. Там я частенько живал в доме старика рыбака Андрея Петровича. Старик овдовел и в большой семье был одинок до тех пор, пока на свет не появился внук. Тоже Андрей и тоже Петрович.

Все стариковские чувства, вся его любовь стали теперь принадлежать мальчику, который как бы начинал вторую жизнь Андрея Петровича. Во внуке дед узнавал свои черты, свой характер. Он так и называл его – «дедушкин характер».