Хитроумные обманщики - Страница 72
В монастыре она вновь погрузилась в атмосферу тишины и молитв. А за стенами святой обители совершалась история: катилась к закату звезда Наполеона, унижали трон Габсбургов, исчезали в водовороте событий идеалы и царства.
Пылкую смуглянку тяготила роль затворницы. Она мечтает о вольной цыганской жизни, выступает за женскую эмансипацию, отказывается от религии, в чем признается в стихотворении «Тарантелла»:
Наконец, Психея решается и пишет письмо Зедлицу с просьбой освободить ее из каменного плена, где она живет, «как кошка в мешке».
Влюбленный барон добивается ее освобождения. Шумно отпраздновав избавление прекрасной послушницы в кругу молодых повес — друзей барона, вместе с ним она пускается в путь. Посетив Гёте и Гёльдерлина (встречи, приведшие ее в трепет и восхищение), в конце лета они прибыли в Вену. Барон отправился в деревню просить разрешения на брак у главы семьи, а свою суженую поместил в Терезиану, где воспитывались девицы из знатных семей. Здесь не было таких строгостей, как в монастыре, и воспитанница ежедневно могла посещать родственницу — герцогиню Розу Лихтенштейн-Неипперг, мать второй жены ее отца, бабушку Палчо и Габо. Старой барыне, сохранившей, однако, жизнерадостность, пришлись по душе веселый нрав и остроумие Психеи. И когда вокруг Психеи поднялся шум из-за ее побед, родственники барона не пожелали больше заниматься ее судьбой, и она переехала к «бабушке». Но и тут ей не удалось задержаться. После того, как молодой эрцгерцог пожелал на ней жениться, ее выслали из Вены как женщину легкого поведения.
На время она укрылась у графа Бруншвик, который, не посчитавшись с мнением света, приютил гонимую.
Из стихотворения «Письмо к моему кузену в Уйхей» известно, что Психея в это время стала возлюбленной своего двоюродного брата и, видимо, ждала от него ребенка. По этой причине ее поспешили отправить в глухое местечко, затерянное в лесах. Она даже не узнала, кого родила — девочку или мальчика… Воспоминание об этом ужасе сохранилось в ее стихотворении «Послание к себе самой».
Пережив потрясение, Психея, казалось, утратила былое жизнелюбие, стихи ее мрачнеют. Но уже вскоре она признается: «Боюсь, что снова затанцую». Так и случилось. Последовали новые любовные интриги, развлечения, скандалы. И тут она снова встретилась с бывшим женихом бароном Зедлицем. В июле 1816 года они обвенчались и поселились в резиденции мужа в Крамове, в чешской Силезии, благо родители мужа уже отошли в мир иной.
Для поэтессы впервые в жизни настали спокойные годы. Она родила мужу двух наследников — Макса и Мари. Однако мирные будни не вдохновляли ее, сочинять стихи она перестала. С 1816 по 1824 год ею было написано одно лишь стихотворение на смерть товарища детских игр Ласло Тоота.
В эти годы она часто наезжала в Венгрию, неоднократно бывала в Пеште, сочувствовала и даже материально помогала движению реформ, лозунгом которого было «Родина и прогресс». Писала теперь она главным образом четверостишия, и, хотя ей не было и тридцати, казалось, что их автору гораздо больше.
Однажды Психея решилась отослать две дюжины стихов на суд тогда молодого, но уже известного и авторитетного критика Ференца Толди, впоследствии прозванного «отцом венгерского литературоведения». Он быстро ответил, прислав свое мнение о ее сочинениях.
Суд его был беспристрастный и строгий. Так, по поводу ее «Этюда для кавалера» он писал, что стихи несколько грубоваты, как голландская живопись, нужно больше изящества в итальянском духе.
Что касается «Послания к себе самой», то и оно могло бы быть хорошим стихотворением, если его переделать: «Пусть оно будет не вашим личным признанием, — советовал Ф. Толди, — в таком виде оно грубо и жестоко. Речь должна идти о простой крестьянской девушке, обесчещенной и брошенной. И писать о ней надо с участием, а не так жестоко». И как бы предвидя возражения о том, что описанное ею случилось на самом деле, и уж не призывает ли он ее лгать, Ф. Толди советовал в стихах не лгать, а «исправлять реальность гармонией идеала».
Само же письмо, написанное красным карандашом, было помечено: Пешт, 7 января 1829 года. Вот его текст:
«Милая и уважаемая Баронесса!
О Вашей поэзии я написал больше плохого, чем хорошего. Поверьте, если б я счел ее такой недоброкачественной, то не стал бы о ней так долго говорить, а сделал бы Вам комплимент, добавив, что Ваша лирика приятное домашнее развлечение, но не годится для опубликования, или что-нибудь в этом роде. Но это не так: Ваши стихи потрясли меня. В них, безусловно, я увидел не искру, а огонь. Такой пожар, который уничтожает все вокруг, оставляя после себя лишь пепел. Ваш огонь не согревает дом, семью, человечество. О, постарайтесь укротить его! Сделайте более кроткой свою гениальность, и я буду Вашим самым счастливым читателем. Если Вы создадите произведения, достойные Вашего таланта, я буду рад выпустить их в свет. А то, что Вы дали мне прочитать, я не могу опубликовать — уважаемая Баронесса, безусловно, поймет — это повредило бы и Вам и мне.
Такая открытая исповедь (так считаю не я один) для женщины-поэтессы беспримерна и бесстыдна. Воспитанные дамы таким языком не изъясняются…
Простите меня, поэтесса искренних стихов, что и я, хотя и перешагнул границы приличия, но был также искренен.
Предлагаю Вам обратить больше внимания и на орфографию.
Уважающий Вас Ференц Толди».
На критические замечания Психея ответила стихотворным посланием. Она не возмущалась, не протестовала, не оправдывалась, как это можно было бы ожидать. Ответ ее был вежлив, но безжалостен и к себе, и к Толди.
Позже Психея намеревалась, очевидно, издать свои сочинения за свой счет в Германии, опасаясь, что австро-венгерская цензура их не пропустит. Об этом свидетельствует найденный среди ее бумаг конверт с письмом германской типографии и указанием расценок, помеченный 1830 годом. Среди этих бумаг обнаружили и сделанный ею набросок предисловия к сборнику:
«Читатель! Если ты снизойдешь к ознакомлению с моими стихами и заметками, готовься к тому, что после чтения станешь не тем, кем был до этого. Ты увидишь другую сторону жизни за пределами всем известного мужского мира, в том числе известного и женщинам; ты познакомишься со скрывающимся в полутьме женским миром, которого не знают даже живущие в нем женщины. И еще я прошу тебя, Читатель, пусть не скандализуют тебя некоторые слова и предложения, это не бесстыдство, а единственно возможный способ изложения для данного случая.
Психея. Пешт. 1831, в день Нового года».
За несколько недель перед смертью Психея отослала свои последние стихи известному в то время литератору и общественному деятелю Андрашу Файо. Было это 28 февраля 1831 года. А 25 марта поэтесса трагически погибла под колесами кареты мужа. Ей было 36 лет.
О несчастном случае (поговаривали, впрочем, что это было преднамеренное убийство) рассказал Мартон Ахац, инженер-мелиоратор и писатель-любитель, друг известного прозаика Мора Йокаи. Не верить ему нет оснований.
Я потому так детально пересказал биографию забытой поэтессы, что ее полная приключений жизнь любопытна, как мне кажется, сама по себе. Но есть еще одна, пожалуй, главная причина, побудившая меня быть столь подробным. Дело в том, что познакомил читателя с ее биографией современный венгерский поэт Шандор Вёреш. А все, что выходит из-под пера этого мастера, заслуживает внимания и пользуется успехом у читателей вот уже более полувека.