Хищники против чудовищ (СИ) - Страница 8

****

— Много наших внутри? — спросил Гунари, невысокий, щуплый, похожий на хитрую ласку, мужчина, поглядывая на начальника, дергал жиденькую бороденку на подбородке.

— Один, — Василь чему-то улыбался, кутаясь от прохлады и сырости в промокший насквозь серый плащ.

Гунари пожевал клочок бороды.

— Ты всерьез думаешь штурмовать эту крепость?

Василь зевнул.

— Нет, конечно. Днем пришлось бы пробить лбом каменную стену. Гробить отряд раньше срока даже я не стану. Тем более, когда можно все сделать тише и аккуратнее. Мы пойдем ночью.

Воин шарахнулся, перехватив грудь мелким крестом.

— Ночью? Ты рехнулся?

— Не забывайся, — командующий нахмурился, вмиг показав за беспечной улыбкой волчий оскал. — Днем их не найдешь, схоронятся в гробах. Замок прикажешь по камню разобрать? Они приехали тайно, значит, не будут разгуливать по округе даже ночью. Шкура дорога, видать. Пока все спят, ворота нам откроют. Для этого как раз достаточно одного человека. Не справимся разве с парочкой упырей?

— Да вот еще! Это не главный, — Гунари выразительно звякнул перекрестьем об устье ножен. — Но все равно. Убивать…

— Не убивать! Они нужны мне живыми. Отрубите руки ноги, но чтоб хрипели и моргали! Мы должны знать, в чем их сила и как сними бороться.

У Гунари на лице проступило такое отвращение и ненависть, что не стой Василь к нему спиной конфликта бы не избежать.

Утренний замок постепенно просыпался. Василь наблюдал за ним и мечтательно потирал руки. Уже к следующему дню у него в руках будет разгадка самой большой тайны. Бессмертия.

****

— Господарь!

Пели кинулся первым, едва рухнул последний камень, покатился по свежей насыпи.

— Не стойте, — гаркнул проводник.

Все засуетились, пытаясь пробраться через завал. Провал в стене получился узким, а под обвалом застряли колья и обломки старой телеги, неизвестно каким образом оказавшейся под стеной в неурочный час. Стоящие неподалеку бабы зашептались, со страхом косясь на каменную груду.

— Быстрее, посмотрите, может с той стороны ближе, — Пели плевался ядом, сыпал проклятиями и командовал с такой силой и уверенностью, что никто не смел возразить.

Плотное облако на востоке напыжилось, налилось светом и треснуло, пошло рваные клоками, как стена камнями, развалилось, выпустив наружу бледноватые осенние лучи солнца.

Мужики перемахнули нагромождение, и остановились как копанные. Пели потерял равновесие на самом верху и съехал по обрушившейся кладке. Князь спокойно стоял, гладя по морде храпящего и косящего на него безумным глазом жеребца. Ровные полосы свето-тени касались его лица, груди, пересекали ноги. От плотной одежды не шло ни парка, ни прозрачного дыма. Влад щурил глаза и молчал.

Пели едва не заорал от досады. Ошибка? Но как?!

****

Марин поерзал на боку. Прижался плотнее к лежащему рядом Раду, неосознанно потерся, урча от щекотки, прошедшейся волной от горла до копчика, возвращая телу чувствительность. Грудь под ладонью уже легко приподнималась и опускалась, значит, княжич проснулся. Но продолжал лежать. Марин беззвучно зевнул и уперся локтем, приподнимаясь. За запястье тут же дернули, уронив обратно. Жадные руки прошлись по спине, забрались в волосы, сжимая и запрокидывая голову и обнажая горло. Маринель напрягся, но почувствовал почти горячие жесткие губы, замер, позволяя себя удерживать, гнуть, раскрывать. Волосы Раду скользили по его телу, шелковые холодные, как живые путы. Контраст их мягкости и шершавости плотной ткани одежды проходился мелкой судорогой. Сжатые запястья слабо пульсировали.

Раду обнажил клыки и, не погружая, провел по впадине натянутой шеи, по линии ключицы. Марина выгнуло. Острые когти сдвинули полотно шальвар, прошлись по паховой впадине. Раду жестко сжал пальцы, вырывая легкий «ах»…

— Полная луна, — Маринель смотрел в окно, сидя на потолочной балке.

Вверх ногами.

Раду обводил по кругу бокал с вином, опять зачем-то оставленный на столе. С пробуждения он не произнес ни слова, как рыжий ни старался. Темные брови сдвинуты, меж ними глубокая складка. Алые губы плотно сжаты. Сейчас он больше походил на своих воинственных предков, взиравших с портретов у лестницы и по периметру зала, чем даже старший брат.

Темное бархатное небо подернулось редкой рябью звезд. Плотная тишина, обступившая замок со всех сторон, Марину очень не нравилась. Она ослепляла и оглушала. Заставляла напрягать чуткий слух, пытаясь уловить звуки ночи. Раду оставил в покое бокал, достал бумагу и принялся что-то писать. Марин заглянул, покраснел и отвернулся. Несколько раз в бумагах господина Влада он видел письма от Раду. Крохотные тонкие листки легкой бумаги с красивым ровным почерком. Полные ценных сведений о передвижении войск и решениях Махмеда, а еще тоски, любви и тревоги. У рыжего сердце кровью обливалось от этих записок, особенно, когда видел, с каким лицом их читает князь. Сейчас Раду по привычке доверял бумаге больше, чем словам.

Во дворе разбрехались сторожевые псы. Гулко, взахлеб. И сразу заскрипел ворот, загремела цепь.

— Они открывают ворота! — Марин рыжей искрой перетек к лестнице, взвился вверх к другому, выходящему во двор окну.

Раду тяжело поднял голову и обернулся на стену, словно мог видеть через толщу камня.

— Началось, — произнес он беззвучно.

Марин увидел, что началось. Решетка с натугой поднялась, и створки дрогнули, распахнулись. Во внутренний двор хлынул поток топота, задорного охотничьего крика и факельного огня. Сонные полурастрепанные воины гарнизона спешно выбегали навстречу, застывали от удивления в нелепых позах. Нападавшие не давали опомниться. Они нападали по нескольку человек, со спины, с боков, подрубали конечности, сминали численностью. Несколько воинов, развернувшись, бросились обратно прятаться, но им повезло еще меньше.

Марин слетел вниз, лихорадочно вспоминая схему замка его потайные выходы. С лестницы потянуло гарью. Рыжий в ярости закусил губу. Отдаленность замка теперь играла против них. Крохотный гарнизон, еще меньше прислуги в стенах. Маринель слышал три заполошных сердцебиения наверхнем этаже и одно внизу, рядом с лестницей вниз.

— Стой, — Раду до крови вцепился ему в плечо. — В склеп дорога открыта. Там пламя и люди…

— Их провели потайным ходом, — Марин теперь услышал топот по каменным ступеням, бряцанье железа и тихие команды.

Дверной проем выплюнул сразу четверых крупных парней, затянутых в кожаные, прошитые серебром доспехи. Маринель подпрыгнул, завертевшись волчком. Когти прочертили по высокому кожаному вороту, оставив глубокие борозды.

— Не возьмешь, — выплюнул охотник, занося наотмашь клинок.

— Да ну? — Маринель очаровательно улыбнулся, легко, как бабочка крыльями, касаясь мягкими туфлями стены, замер лицом к лицу и похлопал ресницами. — Уверен?

Тугая частая шнуровка горжетки распалась старой трухой, воротник раскрылся, показав дернувшийся кадык и свежие царапины.

Раду не двигался с места, пока два клинка, описав короткую дугу, не рванули к его горлу. Удивившись мимолетом, что мечи, а не колья и не дротики с расстояния, княжич мощным взмахом отправил одного человека в полет, руку второго перехватил в запястье и рванул, выдрав конечность с чавканьем. Охотник взвыл, кулем оседая вниз. В зал вбежали еще несколько. Один, минуя завязавшуюся схватку, бросился к широким створчатым дверям входа, с тяжелым натужным кряхтением вытащил из пазов брус, уронил и навалился на створку.

— Вот теперь будет весело, — Маринель сгорбил спину и зашипел. — Столько развлечений и все сразу на дом.

Раду лишь приподнял бровь, быстро считая количество охотников и прикидывая, как хорошо обучены эти одинаковые с виду хмурые молодые люди с безумно горящими глазами и вооружением исключительно для одного врага. Хищника с клыками и когтями, падкого на человеческую кровь.

— Чересчур, — Марин утер рот, в густом и алом были руки, грудь, тонкие шальвары насквозь промокли и облепили ноги.