Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Страница 16

…потом, позже, когда все закончится…

…обещает…

…надо только немного помочь…

…ему и той, которая подарила его Богуславе… или, наоборот, подарили Богуславу? Какое это имеет значение? Никакого…

Панночку Белопольску следует убить… только осторожно, чтобы походило сие на несчастный случай… рано привлекать внимание… рано… а убивать легко. Богуславе прежде не доводилось? Это не страшно. Тот, который в ней обжился, знает, как правильно убивать, даже если без крови… хорошо, если без крови, потому что он слишком взбудоражен.

И почти готов выдать себя.

Тогда та, которая призвала его в мир и в Богуславу, будет недовольна. Ее он бы тоже хотел убить, но неспособен. Поводок держит. И приходится подчиняться.

Встать рано. Одеться… потом, позже, одежда станет не нужна Богуславе, она уже мешает, сковывая движения, но надо терпеть.

Выйти.

Ждать. И пристроиться за панночкой Тианой… от нее пахнет свежим мясом… мясо вкусное, особенно когда сырое… и Богуслава сглотнула слюну, которой наполнился рот. Она… не она, но значения не имеет, прекрасно помнила вкус человечины.

…дичи…

…разумная дичь всегда интересней неразумной.

Богуслава слюну сглотнула. Запах жертвы дурманил… и тянуло вцепиться клыками в смуглую шейку, раздирая и кожу, и мышцы, и тугую жилу. Кровью плеснет, и будет литься духмяным потоком, только успевай пить… успела бы, а потом с преогромным наслаждением слизывала бы ее, подсыхающую, с рук и когтей.

Нельзя.

Тот, кто жил в Богуславе, согласился, что пока – нельзя… позже… когда луна наполнится силой и тонкие миры коснутся друг друга… всего-то на миг; но ей, сильной, которой служат и Богуслава, и ее гость, уже ставший хозяином в теле, хватит и мига.

А пока…

Идти рядом, но не настолько близко, чтобы заметили… дышать в такт дыханию, отмеряя последние секунды чужой жизни. А панночка Тиана не торопится… платье подобрала, ковыляет, с трудом удерживаясь на тонких каблучках… и у лестницы замерла, вздохнула…

…сделала робкий шажок, обеими руками держась за перила…

…и второй…

Теперь быстрее, но не бегом. Все должно выглядеть естественно… девушки почти спустились, и Богуславу никто не упрекнет в том, что она торопится…

…торопится.

Бежит почти, хотя великоможные панночки и не бегают, неприлично это; но тот, который прячется в ней, лишь смеется. И Богуслава вместе с ним – до того нелепой показалась ей собственная мысль. Неприлично? О да, скоро приличия потеряют свое значение…

Она толкнула Тиану легонько; со стороны все гляделось так, будто бы Богуслава лишь задела ее подолом платья… но Тиана покачнулась…

…и полетела по лестнице, чтобы замереть у подножия ее нелепою тряпичной куклой.

И тот, который жил в Богуславе, выглянул, желая убедиться, что она, мешающая хозяйке, и вправду мертва… лежит, не шевелится.

Дышит ли?

– Мамочки! – послушно завизжала Богуслава, удивляясь тому, до чего неприятным, скрежещущим стал голос.

А в воздухе запахло кровью.

Свежей.

Сладкой… слаще яблок и меда… и тот, который жил в ней, с преогромным наслаждением вдыхал этот аромат, рассказывая о том, как потом, позже, когда хозяйка изменит мир, они с Богуславой напьются досыта… и голод, снедающий их обоих, утихнет.

Потом…

…когда луна нальется истинною силой. Уже недолго ждать.

Утром Себастьяна вновь попытались убить.

Спустился он к завтраку поздно, заранее ненавидя и полезный свекольный сок свежего отжима, и вареную спаржу, и даже морковную запеканку. Себастьян с нежностью и тоской вспоминал краковельскую колбасу, а заодно уж Лихославову невесту, к которой приближаться и вправду не следовало.

…и про туфли, которые были тесны, думал.

Это было неприятно.

И странно.

Обувь шили по мерке, как и платья… и вчера только доставили новую пару, весьма панночке Тиане приглянувшуюся – да и как устоять девичьему сердцу против кремового атласу, расшитого стеклярусом? И еще бантики. К бантикам у панночки Тианы было особо нежное отношение.

А нынешние просты.

Не атлас – кожа, и дубовая какая-то… каблук высокий, тонкий. Идти приходится осторожненько… и Тиана с извечною ее торопливостью отстраняется, уступая место Себастьяну… пальцы жмет, пятку натирает, и с каждым шагом – все сильней.

А тут лестница, всего-то ступенек двадцать, но выглядит едва ли не бесконечною…

…ковер убрали.

Это Себастьян отметил машинально, обеими руками хватаясь за перила, и почти не удивился тому, что перила эти оказались скользкими…

Конкурсантки спешили на завтрак.

В молчании.

И панночку Тиану обходили стороной, лишь эльфиечка бросила раздраженный взгляд… ну да, разочаровалась она в легенде-то… легендам срыгивать не положено, как и разговаривать с набитым ртом. Легенда должна быть далекой и прекрасной, аки звезда…

Тьфу, и лезет же в голову поутру всякая ерунда…

…но главное, что лестница длинная.

Каблуки тонкие.

Туфли тесные, и юбки еще к ногам липнут, того и гляди – спеленают…

…этого дожидаться не стали. Достало малости – легкого, будто бы случайного толчка в плечо… и Тиана покатилась по ступенькам… Себастьян успел сжаться в комок.

Было не столько больно, сколько неприятно…

– Мамочки! – донесся истошный визг, кажется, Богуславы…

…а ведь она шла следом.

Точно.

Шла и толкнула, словно бы невзначай. Иным бы разом Себастьян не обратил бы внимания на этакое легкое, скользящее прикосновение… но тут туфли.

И каблуки.

Скользкий поручень, точно специально натертый воском. А может, и специально?

Себастьян сел, потирая шею.

– Ох и скользкие у вас ступеньки, панна Клементина! – сказал он, глядя на хозяйку Цветочного павильона снизу вверх, с должной толикой огорчения. – Прям сил нет!

– С вами все в порядке? – Она произнесла это с искренним беспокойством.

Надо же…

И на Богуславу взгляд быстрый кинула, но тотчас спиной повернулась.

– Нос разбила. – Себастьян вытер нос ладонью и руку поднял, чтоб все видели, что рука эта – в крови…

Ноздри Богуславы дрогнули, и сама она подалась вперед. Нехорошее движение, уже почти нечеловеческое… и поза сама, локти прижаты к бокам, пальцы растопырены, шея вытянута, и рот приоткрыт; стоит, слюну сглатывает часто, неспособная отвести взгляд от раскровавленной ладони.

Еще немного – и бросится.

Нет, отступила, попятилась, вскинув руку, рукавом заслоняясь от неприятного зрелища.

– Нос – это ничего, – сказала Тиана, вытирая ладонь о подол. – Вот я в детстве как-то упала и на гвоздь головою налетела… ничего страшного, распорола кожу только, но зато кровищи было… жуть! Шили потом!

Богуслава исчезла.

Не нравятся разговоры о крови? Или напротив – чересчур нравятся?

Зря не поверил Ядзите. Как есть одержимая, и давно, если тварь, в душу пробравшаяся, уже и тело обжила…

– Вы встать можете?

– Встать могу. – Тиана поднялась.

– А идти?

– Идти не могу… каблук сломала! Панна Клементина! Эти каблуки – сущее издевательство! А ну как кто бы другой сверзся? Я-то ладно, про меня еще дядечка говорил, что я завсегда на ноги падаю, даже тем разом, когда с голубятни сиганула! Нет, это-то давненько было, и упала я аккурат на сено, уж больно удачненько привезли его… я вообще везучая…

Себастьян сказал это громко, чтобы все слышали.

– Мы очень рады, – сдержанно и отнюдь не радостно ответила Клементина, поддерживая Тиану под руку, – что ваше везение вам не изменило…

…о да, оно еще понадобится.

Себастьян вдруг четко осознал, что до полнолуния осталось не так и много времени, а значит, панночку Белопольску будут изводить с утроенной силой.

И не ошибся.

…к обеду прислали букет ядовитых роз, который Тиана от щедрот душевных попыталась всучить панне Клементине. А то ж самой ей цветочки только и делают, что шлют, и если от королевских избавиться никак не выйдет, то этими, чужими, сам Вотан поделиться велел…