Hassliebe. Афериsт (СИ) - Страница 96

— А ты правда тогда приходил к маме? — спросила Эмма, проведя пальцами по его руке, которая обвивала ее талию, прижимая к своему боку. Ее голова покоилась на его груди, и Киллиан иногда касался ее губами, ласково поглаживая ее плечо, глядя в темный потолок.

— Я тогда был везде, где мог найти зацепку. И у твоей матери, и у Реджины, камеры наблюдения в твоем районе, везде. Если был хотя бы небольшой шанс, что мы могли что-то выяснить, то я туда бросался и искал. Мне было плевать на деньги, на вопросы, проблемы, я просто знал, что должен найти тебя и как можно быстрее, пока не будет поздно.

— Должен был найти? — она выгнула бровь. — Но зачем тебе это было нужно? Тогда, по крайней мере? Я ведь так поняла, что зацепила тебя только отказом.

— Да, но… — он провел рукой по волосам, лохматя их, — понимаешь, я не очень знаю, что тогда ощущал, я словно и боялся, и волновался, и психовал. Такого никогда не было, потому что для меня вообще словно не было преград. Я бы все тогда сделал, чтобы найти тебя живой и невредимой. Я… черт! — Джонс засмеялся, закрыв лицо рукой. — Я тогда правда боялся, едва ли не впервые в жизни я испытывал страх. Страх, что опоздаю, что ты пострадаешь из-за меня, что я не успею замолить грехи, что не смогу показаться тебе хотя бы немного лучше, чем я пытался казаться.

— Но почему? Я просто не очень понимаю, почему ты так переживал, ведь…

— Ты была важна для меня, Свон, — выдохнул он и осекся, словно не до конца поняв, что сказал. Эмма замерла, приподнявшись на локте, и посмотрела на его испуганное и обескураженное лицо. Он будто сам старался понять, что имел в виду, когда произнес эту фразу. — Я… — Киллиан помолчал, подбирая слова, — ты была нужна мне. Я должен был видеть тебя живой, веселой, улыбающейся, я… я не очень знаю, что это, — он почти смущенно встретился с ней взглядом, облизав губы, — но тогда для меня не было ничего важнее твоего спасения. Да и сейчас я… я бы умер за твою жизнь, Свон, — выдохнул он, не моргая глядя на нее.

Шмыгнув носом, блондинка прижалась к нему, касаясь его губ, и он, притянув ее к себе, накрыл их одеялом, прижав ее к себе, крепко обняв, и переплел их ноги, и она послушно уткнулась лицом в его грудь, прислушиваясь к его дыханию. Его рука покоилась на ее спине, и это было чем-то настолько правильным, словно не было всех этих ссор, скандалов и недомолвок. Словно вообще не было всего этого мира с его глупыми предрассудками и правилами, а были только они, дополняя, меняя друг друга, делая друг друга лучше.

Проснувшись через пару часов, Эмма приподнялась на локте и посмотрела на умиротворенное лицо Киллиана, который мирно спал, приоткрыв во сне губы. Морщины, вызванные постоянным напряжением, разгладились, и он казался совсем молодым, парнем, который не знает другой стороны жизни, который не видел в жизни ничего светлого, который жил столько лет с уверенностью, что можно забирать жизни, что можно жить плохой жизнью, изображая счастье. Что-то дернулось в ее груди, и Свон, нежно коснувшись губами его приоткрытых губ, прошептала в тишину:

— Я люблю тебя, Киллиан.

====== 51. ======

Киллиан, открыв глаза, зевнул и провел рукой по второй половине кровати, которая, к его удивлению, была пуста. Нахмурившись, он резко сел и, свесив ноги с кровати, нашарил на полу свои боксеры, рывком натянув их. Проверив ванную и туалет, он замер в дверях кухни, прислонившись к дверному проему, и, улыбнувшись, сложил руки на груди.

Эмма, одетая в его рубашку, сновала у плиты, переворачивая омлет на сковороде, что-то мыча себе под нос. Джонс хотел было окликнуть ее, но промолчал, не в силах оторвать от нее глаз. Она была такая домашняя, такая простая в обычной рубашке, с распущенными взъерошенными волосами, немного спутанными после ночи, босая. Во всем ее облике буквально светилось спокойствие, дружелюбие, какая-то домашность, что-то, чего у него раньше никогда не было.

Настроение, резко испортившееся от сотни мыслей с утра, поползло вверх, как столбик термометра на солнцепеке. Ему нравилось каждый день узнавать о ней что-то новое, видеть ее с новой стороны, удивляться, в который раз убеждаясь, что раскрыл ее не полностью. И сейчас он был готов продолжать свои исследования, для чего, как он надеялся, ему понадобятся язык, губы и руки.

— Скажи, пожалуйста, — прохрипел он, резко подойдя к ней и обхватив ее бедра руками, прижав к своей груди, — что под моей рубашкой у тебя ничего нет…

— А ты как думаешь? — просипела она, чудом не выронив деревянную лопатку, и положила ее на стол подальше от греха. Мужчина, подняв ее на руки, развернулся и усадил девушку на подоконник, расположившись между ее ног, ехидно усмехаясь. — Я не хотела тебя будить, — добавила Эмма, обвив его шею руками, — хотя тебе бы давно пора встать.

— Сегодня хочу, чтобы у меня встало только одно место, — фыркнул Джонс, прижимаясь к ее губам, и, запустив руки под ее-свою рубашку, скользнул пальцами по ее бедру, с недовольным рычанием наткнувшись на резинку белья. Подняв глаза, он встретился с невинными зелеными глазами. — Врушка.

— Да ладно, — отозвалась Свон, проведя рукой по его лицу, — тебе же нравится.

— Еще бы не нравилось, — хмыкнул он, скользнув рукой по ее груди, расстегнув еще одну пуговицу, — и еще… тебе очень идут мои рубашки.

— С грудью все лучше смотрится, — фыркнула она, заслужив его улыбку, и продолжила уже серьезнее. — Я люблю твою одежду, — прошептала она, подавшись ближе, — она пахнет тобой. — Киллиан сглотнул, поджав губу, и подался вперед, прижавшись лбом к ее лбу. — Ты в порядке?

— Все это звучит очень… развратно. Или это только у меня в голове?

— Я хочу тебя, Киллиан, — Эмма с нежностью провела рукой по его волосам, улыбнувшись, — я уже устала бежать от того, что чувствую. Врать, ставить стены… Зачем мне врать, если я знаю, что мне нужен только ты?

— Даже такой, какой я есть?

— Думаешь, я идеальна? — она поджала губы, спрятав лицо на его груди. — У нас у каждого скелеты в шкафу, которые мы никогда не вытащим, но сейчас… мне просто слишком хорошо с тобой, чтобы я врала об этом. Мы и так упустили слишком много времени…

— Мы его не упустили, — оборвал он ее, — все эти месяцы сделали свое дело. Мы оба поняли что-то важное для себя, которое сейчас поможет нам жить. Поэтому каждый день, который вел нас к сегодняшнему дню, важен.

— Киллиан… — Эмма на мгновение прикрыла глаза, буквально вцепившись в его плечи, — если бы ты только знал, если бы ты…

— Я хочу тебя, — просипел он в ее губы, скользнув руками вверх по ее телу, сминая грудь, прижимая женское тело к себе, — я никогда и никого не хотел с такой силой, как хочу тебя сейчас.

— Я твоя… — едва слышно выдохнула она, облизав губы, и брюнет, усадив ее к себе на бедра, направился в сторону спальни, обхватив ее тело руками.

Упав на кровать, он стащил ее рубашку через голову, притянув ее к себе максимально близко, скользя губами по ее шее к плечам. Свон, откинув голову, запустила пальцы в его волосы, обхватив его бедра ногами, и прикусила нижнюю губу, когда его губы обхватили ее грудь. Киллиан, прикусив ее сосок, провел рукой по ее телу, подцепив резинку трусов, и стащил их, отбросив в сторону.

— Где они? — просипела она, тяжело дыша.

— В тумбочке, — кое-как отозвался он, снимая свое белье.

Рваные поцелуи, хрипы, стоны, и она прижалась к нему, вцепившись в его плечи мертвой хваткой, почти не думая о будущих синяках и царапинах, просто боясь оставить между их телами хотя бы миллиметр пространства, боясь снова упустить момент и сделать шаг назад. Эмма уже давно поняла, что он ей нужен, необходим рядом, чтобы она могла сжать его руку и знать, что больше она не останется одна. И она была готова мириться с его характером, прошлым и настоящим, зная, что он готов меняться ради нее, готов идти на уступки, на компромисс, отступая от того, чем жил долгое время. Она научилась ценить это, научилась ценить его желание жертвовать чем-то ради нее.