Гвардия тревоги - Страница 4
– Капусты брокколи не было. Я купил цветной и панировочные сухари, как ты вчера говорила, хотя в списке их не было. Кефир у нас еще оставался, я не стал покупать. Йогурт только нам с тобой – папа его не ест ни в каком виде.
– А что все-таки Михаил употребляет из молочных продуктов? – попыталась уточнить Александра Сергеевна. – Ты знаешь?
– Кажется, ничего… – ответил Дима и попытался вспомнить: – Сырники со сметаной – вот, даже любит. И вообще сметана – в салат если, в суп…
– Очень хорошо, значит, завтра я приготовлю сырники, – удовлетворенно кивнула Александра Сергеевна. – Кстати, если Фаина опять спит у тебя на кровати, гони ее, пожалуйста, к чертовой бабушке!
Дима прошел в свою комнату и сел за стол. Фаина подняла лохматую грязно-белую морду и повела черным носом. Александра Сергеевна держала пожилую болонку на строгой диете, предписанной ветеринаром, и требовала, чтобы она спала в специальной корзинке, стоящей на полу, возле ортопедической кровати хозяйки. Дима, любивший вечером погрызть печенье или съесть бутерброд, тайком подкармливал собачонку и пускал спать на свою тахту под одеяло. В результате за последний месяц предательница фактически переселилась к нему в комнату.
– Нет, Фаина, сейчас ничего не будет, – сказал Дима, аккуратно списал с чека в блокнот стоимость продуктов, подвел баланс, тщательно пересчитал и убрал в ящик оставшиеся деньги.
Отчета у него никто не требовал. Деньги «на хозяйство» выдавали на неделю, исходя из приблизительных бабушкиных представлений о текущей стоимости основных продуктов в Городе. Больше того, отец сказал, что Дима может сам распоряжаться сэкономленными «на хозяйстве» деньгами. Никаких особых планов экономии у Димы не было. Просто ему было удобно учитывать все покупки и записывать результат. К своим 13 годам он доподлинно знал, что в мире есть множество вещей и явлений, которые учесть и просчитать невозможно. Деньги посчитать легко. Почему нет?
Задвинув ящик стола, Дима включил компьютер и некоторое время смотрел на экран, на котором сначала появилось изображение вечернего побережья с пальмами, а потом по очереди зажигались иконки. Пальмы напомнили Диме о прошлогоднем отдыхе с мамой и братом в Турции. «Надо сменить заставку», – решил он.
Потом вспомнил о школе. Школа – это уже скоро. Взглянул на календарь. Пусть. Пусть будет школа.
– Дима, скажи, ты непременно хотел бы учиться в математической спецшколе? – спросил отец вскоре после переезда.
– Я вполне мог бы обойтись и обычной школой, – подумав, сказал Дима. – Решать задачи не обязательно на уроках, а книги и компьютер всегда доступны.
– Очень хорошо, – Михаил Дмитриевич вздохнул с явным облегчением. – Не скрою, такое решение меня сейчас очень устраивает, и я тебе за него благодарен. Слишком уж много других проблем. Но хочу, чтобы ты знал: твой уровень позволяет тебе учиться по программе любой спецшколы. Разумеется, после девятого класса ты будешь поступать и поступишь в специализированную школу и станешь готовиться к поступлению в университет. В Московский или Петербургский – это уж как тебе будет угодно. Эта школа – только на два класса, восьмой и девятый…
– Папа, я же сказал: меня это вполне устраивает…
– Я волнуюсь, как примут тебя одноклассники. В обычной школе, знаешь ли, немного другой контингент… Хотя в РОНО, куда я носил твои документы, мне любезно порекомендовали сильного учителя-математика в одной из ближайших школ. Удачное совпадение – он как раз классный руководитель восьмого класса…
– Очень хорошо, папа, я согласен пойти в эту школу, к этому математику! – самую чуточку повысив голос, сказал Дима.
Не признаваясь самому себе, он уже устал от непривычного многословия и объяснений отца. Зачем он оправдывается? Ведь он никогда не делал этого раньше. Неужели теперь всегда будет так?
На первое сентября Дима надел черные джинсы, белую рубашку и темно-коричневый замшевый пиджак, который отец привез ему из Канады, когда был там на конгрессе. Бабушка настаивала на костюме-тройке, но Михаил Дмитриевич поддержал сына.
– Ты не понимаешь, мама, – сказал он. – Учитывая все обстоятельства, Дима сделал идеальный выбор. Строго и одновременно демократично – прекрасное сочетание.
– Ни с чем, кроме как с демагогией, ваша демократия не сочетается, – проворчала Александра Сергеевна (по убеждениям она была монархистка), но в конце концов согласилась с сыном и внуком и даже попыталась дополнить Димин наряд шелковым шейным платком и старинными серебряными запонками с черными агатами. Неконфликтный по природе, Дима всегда искал компромисс – от платка ему удалось отвертеться, зато на запонки он спокойно согласился – все равно их под пиджаком не видно.
– Папа, тебе не обязательно меня провожать, – сказал Дима. – Я тебя там как-то не представляю.
– Ты знаешь, я тоже, – благодарно кивнул отец.
– Мы с Фаиной могли бы… – начала Александра Сергеевна, взглянула на внука и замолчала, не закончив фразы.
– Я вам все подробно расскажу, – пообещал Дима, пряча глаза и обращаясь к болонке. Фаина облизнулась в предвкушении.
Голубую лилию бабушка выбрала из цветов, которые стояли у нее в комнате в хрустальной вазе.
– Зачем? Я же не первоклашка, – попытался воспротивиться Дима. – Кому я ее подарю? У меня даже классный руководитель мужчина…
– Цветы всегда уместны, – загадочно сказала бабушка.
Дима покорно кивнул и обхватил горячей ладонью прохладный упругий стебель.
Перед входом в подворотню Дима остановился и с полминуты боролся с собой – так ему хотелось повернуть назад и уйти. Родители с детьми, которым его застывшая фигура мешала пройти, оглядывались с неудовольствием.
Неожиданно один из первоклашек, которого целеустремленно тащила за руку яркая, энергичная восточная мать, остановился, упершись крепкими ножками в асфальт, и внимательно глянул на Диму темными глазенками.
– Не бойся, большой мальчик, – тихо сказал он. – Все будет хорошо, – и добавил: – Видишь, я сам боюсь…
– И ты не бойся, – с готовностью улыбнулся малышу Дима. – Если кто обидит, обращайся сразу ко мне.
– Спасибо, – вежливо кивнул малыш и скрылся в толпе, которая всасывалась в подворотню, как конфетти в пылесос.
В школьном дворе у Димы почти сразу закружилась голова. В толпе он всегда чувствовал себя так, словно тонет в болоте. Ноги сделались ватными. Голоса звучали, как размеренное кваканье. От огромных букетов пахло холодной водой.
Дима поискал глазами и быстро нашел спасительный выход. С трудом протиснулся к пожарной лестнице, перекинул сумку через плечо, взял лилию в зубы… Несколько стоящих поблизости людей взглянули с удивлением («Что ему там понадобилось?!»), но тут же, занятые своим, перестали его замечать. Дима вполне удобно уселся на перекладине, повесил сумку на крюк и уже не без удовольствия стал наблюдать за происходящим.
К микрофону, установленному на свободном пятачке, под стойкой с баскетбольной корзиной, по очереди подходили разные люди и говорили дежурные, но вполне доброжелательные слова. Когда начались номера художественной самодеятельности, Дима прищурился и попытался отыскать-таки свой класс. Через некоторое время он заметил табличку с надписью и тут же увидел круглолицую девочку, которая приветственно махала ему рукой и широко улыбалась. Дима удивился. «Откуда она меня знает, если я ее первый раз вижу? – подумал он, но на всякий случай вежливо помахал в ответ. – Вдруг мы где-нибудь уже встречались, а я просто забыл? Вполне могло быть…»
Линейка между тем явно заканчивалась, и с лестницы надо было слезать. Дима отвернулся от непонятной девочки и занялся сумкой.
От своего класса он, естественно, отстал и уже внутри школы довольно долго, сидя на скамейке возле гардероба, пережидал шуршащие целлофаном и поблескивающие в полутьме потоки школьников. Потом огляделся и спросил у девушки с челкой и маникюром, которая вроде бы никуда не спешила.