Гувернантка - Страница 2

Потом младшая торопит сестру:

- Ну, скорей... рассказывай!

Старшая стоит в раздумье. Наконец говорит с недоумением, словно отвечая не сестре, а себе самой:

- Ничего не понимаю.

- Что?

- Это так чудно.

- Что?.. Что?..- задыхаясь спрашивает младшая.

Старшая пытается объяснить, сестренка крепко при-калась к ней, чтобы не упустить ни одного слова.

- Это так чудно... совсем не так, как я думала. Он вошел в комнату и, должно быть, хотел ее обнять или поцеловать, потому что она сказала: "Оставь, мне нужно поговорить с тобой серьезно". Мне ничего не было видно, ключ торчал изнутри, но я все слышала. "В чем дело?"- спросил Отто, но совсем по-другому, чем всегда. Он ведь всегда говорит громко и нахально, а тут вдруг оробел - я сразу поняла, что он чего-то боится. И она, наверно, заметила, что он притворяется, она сказала тихо-тихо: "Ты же знаешь"."Нет,- говорит он,- я ничего не знаю".- "Вот как?- сказала она, а сама Чуть не плачет.- Отчего же ты вдруг переменился ко мне? Вот уже неделя, как ты не говоришь со мною ни слова, убегаешь от меня, не ходишь гулять с детьми, не бываешь в парке. Неужели я сразу стала тебе чужой? О, ты прекрасно знаешь, почему ты стал так холоден". Он помолчал, а потом говорит: "У меня скоро экзамены, я должен много заниматься, и у меня ни для чего другого нет времени. Теперь я не могу иначе". Она заплакала и сказала ему сквозь слезы, но так нежно а ласково: "Отто, зачем ты лжешь? Скажи правду, неужели я этого не заслужила? Я ведь ничего от тебя не требую, но все-таки должны же мы хоть поговорить об этом. Ты же знаешь, что я хочу тебе сказать, по глазам вижу".- "Что же?" - пробормотал он совсем-совсем тихо. И тут она сказала...

Девочка начинает вдруг дрожать от волнения и не может выговорить ни слова. Младшая еще крепче прижимается к ней:

- Что же... что?

- И тут она сказала: "Ведь у меня ребенок от тебя".

Младшая вся вскидывается:

- Ребенок? Ребенок? Этого быть не может!

- Она так сказала.

- Тебе послышалось.

- Нет! Нет! Он тоже, вот как ты, крикнул: "Ребенок?" Она все молчала, а потом говорит: "Что теперь будет?" Ну, и тут...

- Что?

- Тут ты кашлянула, и я убежала.

Младшая растерянно смотрит прямо перед собой:

- Ребенок! Этого быть не может. Где же у нее ребенок?

- Не знаю. Вот этого-то я и не могу понять.

- Может быть, где-нибудь дома... раньше, чем она поступила к нам. Мама, конечно, не позволила ей взять его с собой из-за нас. Потому она такая грустная.

- Чепуха! Ведь тогда она даже не знала Отто.

Они умолкают, долго думают, но не находят разгадки. Это их мучит. Первой заговаривает младшая:

- Ребенок- этого быть не может! Откуда у нее возьмется ребенок? Она ведь не замужем, а только у замужних бывают дети, это я знаю наверное.

- Может быть, она была замужем?

- Не говори глупостей, не за Отто же!

- Но откуда же...

Девочки растерянно глядят друг на друга.

- Бедная фройлейн,- печально говорит одна из них.

То и дело срываются с их уст слова со вздохом глубокого сострадания. И тут же снова вспыхивает любопытство.

- Как ты думаешь- девочка или мальчик?

- Почем я знаю?

- А если... если бы ее спросить... осторожненько?.,

- Ты с ума сошла!

- Почему? Она ведь такая добрая.

- Разве это можно? Нам о таких вещах не говорят.

От нас все скрывают. Когда мы входим в комнату, они обрывают разговор и начинают болтать всякие глупости с нами, как будто мы маленькие дети, а ведь мне уже тринадцать лет. Зачем же их спрашивать? Нам все равно скажут неправду.

- А как мне хочется узнать!

- А мне, думаешь, не хочется?

- Знаешь... что мне совсем непонятно, это- что Отто ничего не знал. Всякий знает, что у него есть ребенок, как всякий знает, что у него есть родители.

- Он представляется, негодяй, он вечно представляется.

- Но не в таких же делах. Только... только... когда он хочет нас надуть...

Входит фройлейн. Они сразу умолкают и делают вид, что занимаются. Но украдкой они искоса поглядывают на нее. Ее глаза как будто покраснели, голос еще тише, чем обычно, и дрожит. Присмиревшие девочки смотрят на нее с благоговейным трепетом. Их не покидает мысль: "У нее ребенок, потому она такая печальная". И мало-помалу ее печаль передается им.

На другой день за обедом они узнают неожиданную новость: Отто оставляет их дом. Он заявил дяде, что экзамены на носу и он должен усиленно готовиться, а тут ему мешают работать. Он снимет себе где-нибудь комнату на один-два месяца, пока не кончатся экзамены.

Девочек охватывает неистовое волнение. Они угадывают тайную связь этого события со вчерашним разговором, своим обостренным инстинктом чуют какую-то подлость, трусливое бегство. Когда Отто прощается с ними, они дерзко поворачиваются к нему спиной. Но исподтишка следят за ним, когда он подходит к фройлейн. У фройлейн дрожат губы, но она спокойно, не говоря ни слова, подает ему руку.

За последние дни девочек точно подменили. Они не играют, не смеются, глаза утратили веселый, беззаботный блеск. Ими владеют беспокойство и растерянность, угрюмое недоверие ко всем окружающим. Они больше не верят тому, что им говорят, в каждом слове подозревают ложь или умысел. Целыми днями они высматривают и наблюдают, следят за каждым движением, ловят каждый жест, каждую интонацию. Как тени, они бродят по комнатам, подслушивают у дверей, пытаясь что-нибудь узнать; со всей страстью силятся они стряхнуть с себя темную сеть загадок и тайн или бросить хоть один взгляд сквозь нее на мир действительности. Детская вера - эта счастливая, безмятежная слепота покинула их. А кроме того, они предчувствуют, что это еще не конец, что надо ждать развязки, и боятся упустить ее. С тех пор как дети знают, что они опутаны ложью, они стали придирчивы, подозрительны, сами начали хитрить и притворяться. В присутствии родителей рии надевают на себя личину детской простоты и проявляют чрезмерную живость. Они возбуждены, взвинчены, их глаза, прежде светившиеся мягким и ровным блеском, теперь горят лихорадочным огнем, взгляд стал глубже, пытливее. Они так одиноки в своем постоянном выслеживании и подглядывании, что все сильнее привязываются друг к другу. Иногда, повинуясь внезапно вспыхнувшей потребности в ласке, они порывисто обни маются или, подавленные сознанием своего бессилия, вдруг начинают плакать. Без всякой, казалось бы, причины в их жизни наступил перелом.