Густав Лаваль - Страница 35

В Лондоне возник целый синдикат под названием «Густав де Лаваль — Фергюссон». В Брюсселе появилось анонимное общество «Металлургические предприятия де Лаваля».

История всех этих новейших предприятий была одинакова; они оканчивали свое существование часто даже раньше чем заканчивалась постройка завода и контора обзаводилась своим помещением.

Причина банкротства этих предприятий крылась, конечно, не в тех или иных психологических свойствах людей, их возглавлявших, и тем более не в технических неудачах изобретений Лаваля: мировая промышленность, после небывалого промышленного подъема, начавшегося с 1893 года, вступила в период экономического кризиса, начавшегося в 1900 году. Этот очередной кризис почти во всех странах был как-раз связан с железнодорожным строительством и выбрасыванием на рынок колоссальных масс железа и стали, причем всюду сталь вытесняла железо. Очагом кризиса явилась Германия, где к этому времени произошло небывалое развитие тяжелой индустрии. Кризис 1900 года захватил Францию и Россию, как-раз те страны, с которыми наиболее тесно была связана шведская промышленность. Россия, впервые вовлеченная в международный экономический кризис, способствовала его развитию: здесь только что была закончена постройка Сибирской железной дороги, для которой заказы исполнялись Англией, Францией, Германией и Швецией. Толчок был дан сокращением железнодорожного строительства вообще, особенно резко сказавшимся к моменту окончания Сибирской магистрали.

Поэтому кризис прежде всего и сильнее всего разразился в области металлургического производства. С 1901 по 1904 год в одной только России ликвидировалось семнадцать акционерных металлургических предприятий с капиталом в 55 миллионов рублей. Естественно, что из металлургического производства кризис неизбежно перебросился в область угольной промышленности, тесно связанной с первым, и перешел во все другие области торгово-промышленной жизни. Одной из многочисленных жертв этого экономического мирового кризиса пал и Лаваль. Несокрушимый оптимизм его подвергся жесточайшему испытанию, но, обанкротившись материально, Лаваль, как и в дни молодости, не утратил ни на йоту ни своих сил, ни' своей энергии, ни своей непоколебимой веры в самого себя.

Изабелла Грюндаль, ставшая женой Лаваля в год его торжественно праздновавшегося пятидесятилетия, когда ей самой шел всего лишь двадцать первый год, была мечтательной и наивной в своей непосредственности девушкой.

В том кругу, в котором она выросла, имя Лаваля всегда упоминалось как имя человека необычайного. Это имя она слышала еще на школьной скамье, и когда ей впервые пришлось встретиться и заговорить с самим Лавалем, она была поражена: в знаменитом человеке не было ни чопорности членов риксдага, которых она видывала на придворных торжествах, ни мрачной сосредоточенности академиков. Он играл вместе со всеми в фанты и, кажется, с искренним увлечением придумывал, что исполнять вынувшему фант; сам же с юношеской живостью и хохотом делал все, что выдумывали для него развеселившиеся подруги молодой девушки и она сама.

Потом они вместе ходили на лыжах, и мечтательная Изабелла совершенно забыла о разнице их возрастов: Лаваль был очень силен, проворен, вынослив и необычайно жизнерадостен. Сбрив сначала бороду, а потом и усы, старившие его, он стал немножко походить на актера, но его обветренное и загоревшее на воздухе лицо было юношески свежо, и девушка вдруг стала обращаться с знаменитым человеком, как с приятелем, что ему, очевидно, нравилось.

Он охотно отвечал ей на все вопросы, касавшиеся его дел. Она плохо понимала разницу между сепаратором и турбиной — и то и другое казалось ей одинаково страшным, потому что могло от быстроты вращения разлететься на куски, — но спрашивала и слушала она с огромным вниманием: ей нравилось, что этот знаменитый изобретатель, доктор философии, академик, чье имя, как нарицательное, попадалось в газетных объявлениях, в названиях фирм и золотом выбивалось на фабричных марках, говорит с ней и смеется над ее замечаниями, потом объясняет и опять хохочет.

Правда, она не сразу ответила согласием на предложение Лаваля стать его женой, но думала по этому поводу во всяком случае не больше, чем думает каждая девушка, выходя замуж. Многие ей советовали принять это предложение, и она, улыбаясь, однажды протянула руку знаменитому человеку и сказала тихо:

— Хорошо, я буду вашей женой, только вы никогда не браните меня, милый Густав…

— О, никогда… — восторженно ответил Лаваль. — Это совсем не в моем характере.

И молодая жена знаменитого человека никогда не имела повода жаловаться на своего мужа. Как ни велики были испытания, которым подвергла судьба Лаваля в ближайшие же годы после их свадьбы, никто из членов его семьи не мог бы упрекнуть его в тем, что он вносит в дом уныние и грусть.

Лаваль любил музыку, молодость, смех и бодрость, и так как крепкое черное кофе в его доме было всегда к его услугам, а сахар опускали в его стакан молодые, красивые руки, он был весел и бодр.

Мозг его, работавший беспрерывно и днем и ночью, заставлял его по-прежнему вскакивать по ночам и садиться за свои записные книжки, но и тогда кофе появлялось незаметно возле него.

Между тем дела Лаваля становились все хуже и хуже, предприятия, основанные им, лопались одно за другим.

Начало крахов было положено карбидным заводом. Производство карбида, бывшее таким легким и выгодным, к началу 1900 года по всей Европе выросло до размеров, далеко превысивших потребность в нем. Цена на карбид начала падать с катастрофической быстротой: с 60 марок за 100 килограммов стоимость его в 1901 году упала до 20 марок. Производство карбида, всецело связанное с металлической промышленностью, так как карбид главным образом применялся для получения ацетилена, употреблявшегося при автогенной сварке, должно было резко сократиться, как только начался кризис. Многие карбидные заводы должны были приспособлять свое оборудование для других целей, но Лаваль решил просто продать свой завод. Разумеется, покупателей не находилось, и завод ликвидировался.

Еще раньше не оправдались надежды Лаваля на доильные машины. Продолжительная практика привела к неутешительным результатам: машины работали слишком грубо и жестко, и коровы страдали от этого аппарата.

Спрос на машины совершенно прекратился, и завод вместе с акционерным обществом был также ликвидирован.

В это же время акционерное общество «Электросила Тролльхеттан», еще не успевшее сколько-нибудь развить свою деятельность, должно было бороться с претензиями шведского правительства, предъявившего свои права на водопад.

Попытки Лаваля добиться соглашения, чтобы спокойно вести дело, не привели ни к какому результату, хотя он, независимо от исхода процесса, добивался уже только получения права эксплуатации водопада на любых, условиях на несколько десятков лет.

Судебные инстанции, мало интересовавшиеся судьбами шведской промышленности, решали неизменно дело в пользу правительства, посмеиваясь над членом риксдага, стоявшим во главе общества и бесплодно доказывавшим не столько свои права на водопад, сколько свое право работать над осуществлением своих грандиозных планов электрификации.

Окончательное решение суда было вынесено в 1902 году, и деятельность «Электросила Тролльхеттан» была парализована совершенно.

Когда молодая жена впервые осмелилась по совету своих родных указать мужу на то, что средства их иссякают и предложила сократить расходы по экспериментам, Лаваль гордо ответил, как всегда отвечал в подобных случаях:

— Мои идеи и изобретения стоят тех дорогих экспериментов, которые я произвожу.

И, несмотря на советы близких, он продолжал вести свои работы в самых широких масштабах. Любопытно отметить, что, как и раньше, и в это время в его мастерских различные опытные машины и установки изготовлялись в нескольких экземплярах.

— Для чего тебе нужно их несколько штук, — сердито спрашивал Робсам, остававшийся его помощником еще очень долгое время. — К чему эти огромные траты?