Гусариум (сборник) - Страница 89

Двое солдат, откупорив бутылки, чокнулись ими и отпили прямо из горлышек.

К ужасу Савелия Игнатьевича, сержант не делал попыток им помешать, а, наоборот, улыбаясь, приглядывал за пленниками.

– Превратности войны, – Мякишеву стало неловко, и он отвёл глаза.

– Олежа, послушайте. А как же рукопись? – Савелий Игнатьевич встревоженно посмотрел на поручика. – Вы подумали, что будет со «Словом…»?

– Уверен, с ним ничего не случится, – отозвался Мякишев. – Французы – культурная нация. Русское дворянство недаром брало галльских гувернёров…

Они одновременно посмотрели на сумку на плече поручика.

Это не укрылось от предводителя французов. Чёрные глаза сержанта вспыхнули, как два фонаря.

–  О, келькёаржан бьяняшэ? Донэзиси, виф [24]! – с азартом крикнул он и рывком выхватил сумку из рук опешившего Мякишева.

Француз открыл застёжки и запустил туда жирную пятерню. Пальцы заелозили в чреве сумки. Потом лицо солдата пошло пятнами. Он перекинул груз спутнику и раздражённо выругался:

–  Мерд… Падаржан [25].

Молодой солдат, заглянув внутрь, вытащил рукопись. Он равнодушно оглядел её, пролистал грязным пальцем несколько страниц и с видом обиженного ребёнка пробормотал:

–  Левьёпапье… сервера пур аллюмэ монпип [26].

Солдат свернул рукопись и хотел опустить в карман мундира, но тут на его запястье легли напряжённые пальцы.

– Отдай, – негромко, но настойчиво потребовал Мякишев. – Сетану [27].

–  Куа?.. – растерялся солдат и, обернувшись, жалобно крикнул: – Месьелёсержант, лекаптиф резист! [28]

Ремень натянулся. Сумка повисла в воздухе, раскачиваясь то в одну, то в другую сторону. Солдат, покраснев как рак, с сопением тянул её на себя, поручик – в другую сторону. Послышался хруст рвущейся ткани, и оба рухнули на землю. Сумка осталась в руках у поручика.

Всё произошло за считаные секунды. Другие солдаты застыли, переглядываясь.

Французский сержант опомнился и хрипло завопил:

–  Лебрюлё!.. Озарм, франжян! Шаржэ, фюэ! [29]

Выхватив саблю, он ринулся на Мякишева.

Поручик еле успел схватить с земли кусок оглобли и встретить ею удар. Солдаты в синем, выстроившись в линию, поставили на землю ружья и стали сосредоточенно забивать в них пыжи.

Француз, сопя, кружил вокруг Мякишева. Тому едва удавалось отбивать рассечённой палкой удары. Металл звенел о дерево, дерево в ответ глухо трещало.

Савелий Игнатьевич скинул с себя балахон, расстегнул кобуру и ощутил в руке мертвящий холод рукояти. Он поводил пистолетом из стороны в сторону, не решаясь выстрелить в человека. Нелегко это сделать, как оказалось.

– Плите же! – крикнул ему поручик. – Да плите же, леший вас возьми! Проклятье…

Сабля молнией сверкнула рядом с шеей Мякишева.

Рабочий прицелился и, зажмурившись, нажал на спусковой крючок. В руке оглушительно бабахнуло, глаза ослепила вспышка.

Француз остановился и вздрогнул. Сабля выпала из его руки и зазвенела о землю.

–  Овьерж! Мэдуа, мэдуа… [30]– жалобно простонал сержант, поднеся трясущуюся руку к лицу. Двух пальцев на ней не хватало. Из раны алым ручьём хлестала кровь. Французы вскинули ружья.

– Прячьтесь, поручик! – крикнул Савелий Игнатьевич, первым бросаясь за ближайшую телегу.

Грянул залп, и улица окуталась едким дымом. Доска над головой хрустнула и покрылась мелкими дырочками.

Рабочий, высунувшись, огляделся: Мякишева нигде не было видно. Двое французов хлопотали возле сержанта.

Остальные чужаки сосредоточенно чистили шомполами ружья. Потом, достав белые бумажки, они надкусили их и высыпали содержимое в стволы.

– Эй, предупреждаю! Я шутить не буду! – крикнул Савелий Игнатьевич, поднимая маузер.

Присев на колено, французы дали новый залп. Рабочий, прищурившись, начал стрелять в ответ.

Над дорогой взметнулись жёлтые фонтанчики пыли. Один захватчик согнулся пополам, другие поспешно подхватили его.

–  Репье! Репье! [31]– отчаянно скомандовал молодой солдат.

Французы, поддерживая товарищей за руки, скрылись за углом. Посреди дороги остались лежать только скомканный синий мундир с золотыми эполетами и брошенная сабля.

Савелий Игнатьевич, подождав немного, высунулся и осторожно оглядел пустую улицу.

– Эй, Мякишев, вы здесь? – крикнул рабочий и напряжённо вслушался в тишину. – Вы живы?

Налетел ветер и стал трепать лежащий на земле мундир. Потом дверь ближайшей избы скрипнула и из неё, хромая на одну ногу, появился поручик. Он смущённо улыбнулся.

– Вы ранены? – с тревогой спросил Савелий Игнатьевич.

Поручик поморщился:

– Нет, просто ушиб колено. Французы ушли?

Рабочий кивнул. Мякишев поднял мундир и саблю с земли. Обернувшись к Савелию Игнатьевичу, он с энтузиазмом заметил:

– А у вас неплохо получается.

– Скажете тоже, – буркнул рабочий. – Лучше бы не выходило. Я привык работать руками, а не стрелять в людей.

– Однако вы спасли нам обоим жизнь, – заметил поручик.

– Да, наверное.

– Тогда нам надо уходить.

– Погодите… что это? – Рабочий, задержав поручика, замер.

В конце улицы, над деревянным домом неожиданно взметнулось алое пламя. Послышался грохот, и по улице навстречу им покатились горящие брёвна.

– Бежим! – повысил голос Мякишев. – Туда!

Дождавшись Савелия Игнатьевича, он, прихрамывая, свернул в переулок. Тут пока было тихо, но в воздухе уже витал запах горящего дерева. Савелий Игнатьевич, тяжело дыша, прислонился к стене и пробормотал:

– Кажется, теперь я понимаю, что чувствуют звери при лесном пожаре. Много у нас времени?

– Думаю, несколько минут, – ответил Мякишев. – Мы не можем идти на запад – там французы. Юг и восток теперь тоже отрезаны. Значит, остаётся север.

Рабочий кивнул. Они двинулись через сад и прошли между двух церквей, а потом впереди показался двухэтажный дом с колоннами. И небо над головой как будто расчистилось. Рабочий уже вздохнул спокойно – и тут впереди на улице появилось нечто. У Савелия Игнатьевича и слов не нашлось, как это назвать. Он просто увидел, что в воздухе двигается «пятно»: всё, что попадало за него, на секунду становилось размытым.

Пятно почти пропало на фоне светлой стены дома. А потом снова появилось, уже у деревьев. Оно было совсем рядом.

– Мякишев! – крикнул Савелий Игнатьевич. – Глядите, там!

– Вижу! Мне это тоже не нравится.

Рабочий выхватил маузер и, поколебавшись, прицелился. Когда до пятна оставался десяток метров, рабочий выстрелил. Пятно замерцало и превратилось в невысокую фигуру человека, одетого в чёрное. Человек удивлённо поднял на них глаза, словно впервые увидев. В руках у него был какой-то прибор.

Савелий Игнатьевич ещё раз нажал на спуск. По радужной плёнке, как по воде, пошла рябь. Пуля не причинила человеку никакого вреда. Теперь, когда их разделяло несколько шагов, рабочий ясно видел: у человека была короткая стрижка «ёжиком», под одеждой выделялись мускулы, а за спиной покачивалось что-то вроде рюкзака.

Человек в чёрном усмехнулся и вскинул руку, в которой было зажато что-то вроде небольшого утюга. Савелий Игнатьевич почувствовал слабость во всём теле и рухнул на дорогу.

Он очнулся в тёмном помещении. Сквозь узкое окошко пробивался луч света, бивший прямо в глаза. Пахло пряными травами и печной золой. Руки за спиной ныли от боли.

Оглядевшись, Савелий Игнатьевич понял, что сидит, привязанный, на стуле. Рядом заворочался поручик – он был в таком же положении. Мякишев поднял на него мутные глаза и невнятно спросил: