Гусариум (сборник) - Страница 64

– Погляжу я, как вам это удастся… – проворчал он и скрылся под водой.

Светало. Путь перед нами был в тумане. Но не настолько густ был туман, чтобы скрыть берега протоки, а они пропали, и кувшинок, плавающих по воде, тоже не стало.

– Вот тут уж, сдается, мы и вышли в Курляндскую Аю, – сказал купец. – Сейчас дойдем до середины и повернем вправо. По стрежню идти – самое безопасное.

Я вздохнул с облегчением и перекрестился.

– А теперь я попросил бы прекратить сей балаган, – сказал Бахтин. – По вашей милости, Бушуев, я стал посмешищем всего флота!

– Был ли иной способ пройти старицу? – спросил я кротко.

– Не знаю!

– Ну, коли так – уступаю вам, Бахтин, право орать во всю глотку и иду к пехотинцам.

Недовольство капитан-лейтенанта было мне понятно – он и взял-то меня с собой, чтобы доказать отсутствие нечистой силы в протоке, но мало того что к нам вылез натуральный черт, так я же еще с ним совладал. Осознавать это было Бахтину крайне неприятно.

Пехотинцы наши приняли меня как родного, уступили место на скамье, нашлась у них и фляга со столь необходимым сейчас горячительным напитком. Лодки шли бодро, одна за другой, весело шлепали весла, а с прохладой, обычной на воде в ранний час, я справился прекрасно – солдаты укрыли меня полами своих широких шинелей, так что наружу торчали один только нос и усы.

Развиднелось. Время завтрака мы успешно упустили, но останавливаться до Шлока, не зная, как обстоят дела у Розена и фон Эссена, мы не могли. Из рук в руки солдаты и матросы передавали припасенные пироги и фляги, так мы на ходу и питались.

Ко мне пробрался Ванечка Савельев.

– Что это такое было, Бушуев? – шепотом спросил он.

– Местный житель, – отвечал я.

– А отчего лодки встали?

– Пускать нас не желал.

– Лодки этак становятся, когда налетают на подводные рогатки, что укреплены на цепях, – произнес он голосом взрослого и искушенного моряка.

– Считайте, что это были подводные рогатки, Савельев, – не желая пускаться в разъяснения, буркнул я.

– Матросы говорят – черт, черт, но какой же черт, когда мы все перед походом в церковь ходили, причащались, у каждого крестик, у многих и ладанки, – задумчиво произнес он. – Это не мог быть черт, Алексей Гаврилович в таких случаях велит адресоваться к разуму. Если по разуму – то никакой не черт, а мель, коряги, рогатки. Но кто же их так споро убрал? И что это за челнок, на котором вас, Бушуев, возили?

– Война, штурман, ведется вопреки разуму, – сказал, подойдя, Иванов. – Как бы ваш местный житель, Бушуев, за нами не увязался. С него станется…

– Не увяжется! – лихо отвечал я. – Он уж понял, каково играть в опасные игры с черными гусарами!

– Да только гусары еще не поняли, каково играть в опасные игры с ним…

Я хотел было высмеять Иванова, но порыв сильного юго-западного ветра сдернул с меня полу шинели.

Пошел дождь.

– Это что еще такое? Закат ветра не предвещал, – возмутился Ванечка. – Это… это зюйд-вест!

– Значит, проморгали восход. Это, господа, минимум на полдня, – сказал Иванов. – Придется пережидать – против ветра и течения нам не выгрести. Придется тут, поди, до утра торчать, пока ветер на вест не зайдет, а он-то нам и надобен – тогда очень шустро этот кусок реки проскочим.

– Не было печали, да черти накачали, – вставил кто-то из гребцов.

– А всё ваши проказы, Бушуев! – закричал Бахтин. – Вольно вам было банк невесть с кем метать!

– Кабы не мой банк – мы бы до утра в старице сидели! – отвечал я.

Спорить было невозможно.

– Эй, Калинин, где это мы? – крикнул Бахтин. – Савельев, достаньте карту!

– Коли поворота влево еще не было, так мы неподалеку от Шлокского озера. А за поворотом верстах в двадцати будет Кальнцем, – отвечал купец.

– На воде верст нет, – сказал ему Ванечка и развернул карту, которую на груди прятал от влаги. – Ну, где мы тут?

Купеческий палец уперся в бумагу.

– Да здесь, поди… еще чесать и чесать…

– Знать бы, как там наши у Шлока… – произнес Никольский. – Бушуев, спросите приятеля вашего – он не пошлет ли туда подводного гонца, какую-нибудь щучку или красноперочку?

Мы навострили уши – не донесется ли издалека пушечный гром. Но пока было тихо.

Иванов был прав – ждать пришлось до утра. Когда начался подъем воды, моряки оживились.

– Нагон воды – к перемене ветра, – объяснил мне Иванов. – Теперь-то пойдем ходко!

– Скажите спасибо знакомцу вашему, Бушуев, коли это он столь удачно послал нам ветер, – хмуро сказал Бахтин. – Быстро добежим.

– Вот и прелестно, – кажется, чересчур бодро ответил я ему. – Сбережем силы. Опять же, вы обещали прислать секундантов. Но, с другой стороны, лучше бы убраться подальше от того знакомца – как бы он еще чего не вытворил.

– Попробуй… – пробулькало из воды.

Все, кто в тот миг был на «Бешеном корыте», замолчали на полуслове.

Ярость охватила меня. Я кинулся к борту.

– Любезный черт, не собираешься ли ты вместе с нами штурмовать с воды Митаву? – громко спросил я.

– А вот увидишь…

Ни одно весло в тот миг не касалось воды – а «Бешеное корыто» вдруг рванулось с места и понеслось с невозможной для лодки скоростью.

– Черт бы вас побрал, Бушуев! – закричал Бахтин. – Из-за ваших затей сорвется вся операция!

– Алексей, он нас подслушал! Он понял, что мы должны прийти к Митаве одновременно с пехотой! – воскликнул обычно спокойный Иванов. – Он хочет затащить нас, беспомощных, прямиком в объятия к неприятелю нашему!

Я вообразил, как примет неприятель одинокое «Бешеное корыто», вдруг подлетевшее к герцогскому дворцу в Митаве, и крякнул – прием мог оказаться избыточно горячим!

Бахтин велел самому голосистому из матросов выкрикнуть отставшим лодкам приказ – следовать за нами что есть мочи, посадив на весла всех, до последнего пехотинца. Я же устремился на нос «Бешеного корыта» – мне казалось, что где-то там обретается мой чешуйчатый злодей.

– Черт, эй, черт! Любезный черт! – звал я. – Оставь свои дурачества, покажись! Нам найдется о чем потолковать!

Но он тащил и тащил лодку, которую сейчас с полным правом можно было назвать «Бешеным корытом» – всякий, видя, как несется судно с задранными вверх веслами, сильно бы о нем забеспокоился…

Никольский не потерял бодрости духа – напротив, он велел подготовить лаг и песочные часы. Вьюшку лага на всякий случай привязали, что впоследствии оказалось отнюдь не лишней предосторожностью! По команде лаг полетел за борт и были перевернуты песочные часы. Я следил за этими действиями с немалым любопытством – отродясь не видывал, как меряют скорость на воде. Вьюшка завращалась с бешеной быстротой – если бы матрос, ее державший, не надел бы рукавицы, пришлось бы ее бросить, потому что от рукавиц пошел дым! По команде «стоп» рывок был такой, что матрос чуть не улетел за борт вместе с вьюшкой, ибо клин, который должен был выдернуться из лага и дать ему возможность повернуться вдоль потока воды, остался на месте и лаг превратился в подобие плавучего якоря. С грехом пополам лаг был выбран на борт, клин расхожен. И попытку повторили, на этот раз удачно.

– Четырнадцать узлов, такого просто не может быть! – доложил Никольский Бахтину.

Я смутно представлял себе, что это значит, но забарабанил кулаком в лодочный борт, призывая нашего самозваного бурлака остановиться и прекратить глупые шутки.

– Вы доигрались, Бушуев, – сказал Иванов, и это было куда весомее криков Бахтина.

Другие лодки пытались поспевать за нами, но безнадежно отстали. Всё шло к тому, что мы с дьявольской скоростью подлетим прямо к Митаве, где сидит ждущий от нас всяких пакостей неприятель. А тут у нас две возможности, одна другой краше.

Или черт понесет нас прямиком – тогда, миновав заливные луга Замкового острова, первое, что мы увидим по правую руку, будет дворец, который исправно охраняется, в том числе и артиллерией. Все ж таки считается, что это главная квартира маршала Макдональда. Как только мы увидим тот дворец, караульные увидят нас – и лишь плывущие по воде щепки обозначат место, где только что было «Бешеное корыто».