Гусариум (сборник) - Страница 56

Положение наше, с одной стороны, было не так уж плохо – в сентябре из Ревеля пришел наконец десятитысячный корпус графа Штейнгеля. Но фон Эссен со Штейнгелем не поладил. Вместо того чтобы как-то договориться, стали наши мудрецы орудовать, как звери в басне крыловской «Лебедь, Щука и Рак»… читаем, читаем новейшие сочинения литераторов наших! И журналы, и альманахи петербуржские получаем исправно! И для детишек приберегаем: когда-нибудь и они прочитают.

Экипаж «Бешеного корыта» продолжал пользоваться моим гостеприимством. Не каждую ночь, разумеется, моряки проводили под моим кровом, бывало и так, что они жили там без меня, я же ночевал в порту. Исполнительность и расторопность мои были отмечены господином Шешуковым, и я даже сделал некоторую интендантскую карьеру – отвечал за снабжение кухонных судов провиантом. По мере возможности моряков кормили на берегу, где были развернуты походные кухни, и в Цитадели, при казармах. Но на кухонных судах всегда имелся запас провианта на случай длительной вылазки.

Именно поэтому я знал о всех затеях фон Моллера едва ли не ранее, чем Бахтин. К тому же при мне состоял Васька, в лице коего армия наша потеряла знатного разведчика. Соединяя наши сведения, мы бывали хорошо осведомлены о всех делах флотилии.

План, составленный фон Моллером и Бриземаном, утвержденный фон Эссеном, был таков: флотилия, возглавляемая «Торнео», выходит в залив, идет к Шлоку, находит врага в одном из прибрежных селений, выбивает его оттуда и захватывает плацдарм, где высаживает пехоту. Немного погодя часть канонерских лодок, имея на борту артиллерию и как можно более боеприпасов, идет к Курляндской Ае через протоку, соединяющую Двину и Аю. Этот отряд движется незаметно и становится виден противнику уже тогда, когда во весь весельный мах понесется вверх по Курляндской Ае к Митаве – это в худшем случае, а в лучшем – подкрадется незаметно к северной оконечности длинного Замкового острова, на коем стоит дворец герцогов курляндских, ныне – ставка Граверта и Макдональда. Суда же, которые ходили к Шлоку и высадили там пехоту, уйдут к Риге. И к Митаве, только с другой стороны, к предместью, подойдет через Олай та самая высаженная на берег пехота, чуть более тысячи человек, под командованием Розена, усиленная персоной фон Эссена. И одновременно начнется штурм с реки и с суши. План, на мой взгляд, несколько несуразный и опасный, ну да что с немцев возьмешь…

Я размышлял о том, что война затягивается, и о противоречивых сведениях, поступающих из армии нашей, сидя у себя дома, на Господской улице, в редкий час досуга. Васька накрывал на стол. Домочадцы где-то пропадали.

– Барин, а барин, – позвал меня Васька.

– Чего тебе? – не слишком любезно спросил я.

– Верно ли, что лодки пойдут в рейд по старице?

– Верно, а тебе какая печаль?

Васька выглядел смущенным.

– Тут я, барин, со здешними потолковал. Нельзя вам по старице идти.

– Это отчего же?

– Там под водой кто-то засел и балуется.

– Ну, ты, Василий, совсем с ума сбрел, – отвечал я ему. – Кто ж может под водой сидеть?

– Нечистая сила, барин, – не слишком уверенно доложил он.

– И для чего ж ей лодки не пускать?

– Не знаю, барин, а только так говорят.

– Дурья твоя башка, – ласково сказал я ему. – Рассуди сам: прежде чем составить план действий, господа офицеры совещались, спрашивали тех, кто вдоль берега и по Курляндской Ае плавал. По старице решено идти, во-первых, для скрытности, а во-вторых, потому, что в устье Аи песчаные наносы, там даже канонерская лодка с ее малой осадкой проходит с трудом. А на сей раз лодки будут тяжело нагружены пушками и бочатами с порохом, не говоря уж о ядрах. К тому же уровень воды в реке то и дело меняется.

Вот сколь грамотен я стал, слушая в порту разговоры моряков.

– А тех, кто по старице ходил, тоже спрашивали?

Я прошу отметить, что оба мы с Васькой ни разу более не употребили слово «плавать» относительно флотилии, а только «ходить».

– Избавь меня, Василий, от своих нелепых рассуждений! – воскликнул я. – Уж верно, спрашивали всех, кто имеет касательство к реке!

– Не по душе мне, барин, эта затея, – хмуро отвечал он.

А надо сказать, что Васька мой совершенно не склонен к меланхолии, и обыкновенно его щекастая румяная хитрая рожа выражает бодрость духа и готовность к проказам.

– Ну, хорошо, растолкуй внятно, что там за нечисть обитает в воде, – потребовал я. – Как зовется, откуда взялась, чем опасна. И какого черта ей не пускать наши лодки?

По роже Васькиной я понял, что начал не с того конца. И впрямь – он же с местными водяными и русалками не знаком и намерений их знать не может.

– Кто тебе наболтал всё это? – спросил я попросту.

– Да перевозчики.

– И ты всё точно понял? До такой степени по-латышски намастачился, что уж метафизические беседы способен вести?

– Так не первый же год, – сообщил он. – Я тех перевозчиков давно уж знаю, они мне приятели.

– Это новость! – воскликнул я. – С чего ж они тебе приятелями вдруг стали?

Васька жался, вздыхал, кряхтел, но на неотступные расспросы мои ответил наконец, что лодочники его взяли в долю.

Вот тут я оторопел. Я совершенно не мог себе представить, какое общее дело объединило двинское братство перевозчиков с моим шалым денщиком так, чтобы с того им шла еще и прибыль. Еще четверть часа я пытал его – и действительность превзошла самые отчаянные мои подозрения.

– Я им дохлых кошек поставляю, – признался Васька. – И собак также…

– О господи! – вскричал я и перекрестился. Тут же в памяти моей всплыл давний разговор с соседом, утверждавшим, что Василий похитил его старого кота.

– Да на что вам, барин, всё это знать? – со вспыхнувшей во взоре надеждой спросил Васька. – Право, незачем! Ничего дурного от того никому не было! А что у меня приработок завелся – так я же не пил, не безобразничал на те деньги!..

– Нет уж, начал – так продолжай! На что перевозчикам дохлые кошки?

– Для привады…

– Кого приваживать, изверг?!

– Рыбу… в бочку…

Ничего удивительного в том, что лодочники промышляли еще и рыболовством, не было. Но дохлые кошки меня несколько смутили. Да и вообразить себе, как их насаживают на крючки, я не умел – это что ж за крючищи такие должны быть?!

– И какая ж рыбина клюет на сию приманку? – спросил я. – Не иначе как левиафан. Или акула. Но я не слыхал, чтобы в наших широтах водились акулы.

– Не спрашивайте лучше, барин! – с отчаянием во взоре воскликнул Васька. – Не надо вам этого знать!

Старого гусара такими воплями не проймешь. При необходимости я умел сохранять неколебимое спокойствие.

– Молчи, коли угодно, а я сейчас же пойду в порт искать лодочников, и первый попавшийся за пятак раскроет мне твою страшную тайну.

Васька опять жался, охал, восклицал, но наконец сдался.

– Дохлую кошку, или собаку, или иную какую падаль, или даже тухлое мясо помещают в дырявую бочку, а бочку с вечера опускают в воду. Утром вытягивают – а она полным-полнешенька…

Тут бы ему, дураку, и замолчать, но он продолжал:

– И вытягивают за веревку дохлую кошку, а рыба к ней присосалась и…

– Это какая ж рыба присосалась?! – уже чуя неладное, завопил я.

– Минога – какая ж еще…

Я пришлепнул рукой рот и кинулся на двор, ибо всё существо мое возмутилось от Васькиного сообщения и желудок взбунтовался почище Емельки Пугачева.

– Говорил же я, барин, ни к чему вам это! – кричал Васька, поспешая за мной. – Вот не знали бы – и ели бы дальше жареных миножек со всяким удовольствием! А теперь любимое кушанье позабыть придется!..

Когда я несколько пришел в себя, то допрос был продолжен.

Перевозчики, платившие за кошек рыбой для моего стола (выданные на нее Минной деньги мой бывший денщик успешно пропивал), рассказали Ваське, что здешние реки имеют отвратительную привычку метаться, как очумелые, и прорывать себе новые выходы к морю, не спросясь местных жителей. Курляндская Ая раньше, полвека назад, впадала в Двину неподалеку от места, где сама Двина впадала в залив. Но ее русло шло параллельно береговой линии, расстояние между руслом и берегом в иных местах было невелико – около версты, и во время половодья речка прорвалась к заливу там, где ей это показалось удобнее. Новое устье явилось верстах в восьми от прежнего, и образовался остров. Ая не унималась, еще и этот остров поделила чуть не пополам, но потом притихла. Протока между Аей и Двиной, почти лишенная течения, стала зарастать – и, казалось, будет раем для рыболовов, но не тут-то было!