Гуманная пуля - Страница 19
После короткого (конец 1945 – начало 1946 года) оживления международных контактов советской науки связи с зарубежными научными кругами были решительно оборваны. Одна за другой пошли по нарастающей громовые кампании «борьбы с раболепием и низкопоклонством перед западной наукой», «утверждения приоритета отечественной науки и техники», «борьбы с безродным космополитизмом».
Самой, так сказать, технологически простой была кампания борьбы с «космополитами», то есть с учеными еврейского происхождения, которых шельмовали, повсеместно выгоняли с работы (даже академика Абрама Федоровича Иоффе выгнали из Физико-технического института, который он создал и которым руководил свыше 30 лет), часто репрессировали. Объект преследований был очевиден и замаскироваться никак не мог: «пятый пункт» в анкете – собственный или одного из родителей – сразу выдавал преступника.
При всей простоте кампания по борьбе с космополитами была, пожалуй, и самой эффективной с точки зрения целей, поставленных режимом: научный мир, сплоченный недавними военными испытаниями, ожидавший после Победы каких-то перемен к лучшему, был расколот вдребезги и на него нагнали хорошего страха.
Другие кампании требовали организации и режиссуры. Впрочем, поскольку безумие, в отличие от нормального мышления, тяготеет к шаблонам, к единому шаблону все быстро и свелось.
В каждой отрасли науки выбиралась подлежащая разгрому «лженаучная» и «упадническая» (полное уже совпадение с нацистской терминологией) концепция, созданная, конечно, американскими реакционерами. Обнаруживались ее злонамеренные последователи в рядах советских ученых. Им противопоставлялась абсолютно правильная, философски выдержанная концепция отечественного классика, давно покойного и потому бессловесного и беззащитного. Правильную теорию отстаивал и развивал современный деятель, носитель «прогрессивных» идей, имеющий сплоченный штаб погромщиков и пользующийся поддержкой власти.
Освещение кампаний обеспечивалось всей мощью пропагандистского аппарата – газет, радиовещания, огромной сети политпросвещения. Известные узкому кругу специалистов научные тонкости, – будь то вопросы химических связей, локализации нервных функций, отношения между лексикой и грамматикой, – требовалось знать всему народу. Такого размаха «научной популяризации» не было еще в истории человечества. Делалось это сознательно, для отвлечения людей от тягот послевоенной жизни, или просто в порядке общего сумасшествия, – наверное, и тогда невозможно было понять, а уж теперь тем более.
Так или иначе, пропаганда вдалбливала миллионам людей, кто «прав», кто «неправ» в научных спорах. И положение заклейменных «неправых» становилось трагическим. Им приходилось либо униженно каяться, либо становиться жертвами репрессий. Зачастую от изгнания с работы и ареста не спасало и покаяние.
Наиболее известен разгром генетики, на примере которого четко прослеживаются все компоненты схемы. Реакционная теория – «менделизм – вейсманизм – морганизм», по фамилиям основоположников этой науки. Покойный отечественный классик – известный садовод И. В. Мичурин, скончавшийся в 1935 году. (Практиком он был, действительно, выдающимся, но никаких теоретических трудов не оставил, если не считать знаменитого изречения, украшавшего еще и в 70-е годы все школьные кабинеты биологии: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача».) Современный лидер «прогрессивной мичуринской биологии», конечно, Трофим Лысенко.
Кульминацией кампании стали в 1948 году погромная августовская сессия Академии сельскохозяйственных наук и приказ министра высшего образования Кафтанова, согласно которому все генетики и все сочувствующие одним махом были уволены из всех вузов.
Итогом кампании, помимо бесчисленных человеческих трагедий, стала полная катастрофа отечественной биологии. В школах и вузах вместо биологических наук в головы молодого поколения вбивалась чудовищная смесь измышлений под названием «мичуринская биология». Как строжайшая тайна, скрывались огромные успехи западной науки, которая стремительно приближалась к раскрытию молекулярных механизмов двух самых кардинальных биологических процессов: наследственной передачи признаков и синтеза белка.
В 1953 году Уотсон и Крик расшифровали молекулярную структуру ДНК, тем самым раскрыв путь к выяснению структуры генов, к вскрытию механизмов их самовоспроизведения и их предопределяющего влияния на синтез белков. Гуманная пуля пронизала преграду, за которой впервые, – пусть еще в невероятной дали, но уже реально, – стала различима ее Цель. А Лысенко и его команда продолжали остервенело отрицать само существование генов и вообще каких бы то ни было специальных материальных основ наследственности.
Вслед за генетикой настал черед физиологии. В конце июня – начале июля 1950 года грянула объединенная сессия Академии наук и Академии медицинских наук СССР, получившая название «павловской», потому что в этой отрасли на роль непогрешимого отечественного классика был назначен И. П. Павлов. Сталинский режим рассчитался с Иваном Павловым после его смерти. Рассчитался подлейшим образом. Имя великого ученого-гуманиста сделали жупелом, знаменем мракобесия и погрома науки.
К «реакционным лжеавторитетам» отнесли крупнейших зарубежных ученых в области физиологии и неврологии. Главным обвиняемым оказался академик Леон Абгарович Орбели, любимый ученик Павлова. Лидером «прогрессивного», истинно «павловского» направления в советской науке стал некто К. Быков, которого еще в 20-е годы Павлов изгнал из своего института за фальсификацию результатов экспериментов.
В итоге «павловской» сессии были выброшены с работы многие выдающиеся ученые, пресечены исследования на ряде важнейших направлений. Началась вакханалия в смежных науках. Примитивно понятое учение об условных рефлексах стало насаждаться в психологии и психиатрии, став преградой их нормальному развитию. Огромен был ущерб, нанесенный практике медицины и воспитания. Повсюду требовалось лечить и учить «по Павлову». Обвинения в «антипавловских методах», равносильные обвинениям во вредительстве, стали для интриганов и доносчиков надежнейшим способом сведения счетов с неугодными им специалистами.
Ни о каком сопротивлении со стороны науки, ни о каких попытках гонимых ученых защитить хотя бы свое достоинство, разумеется, и речи быть не могло. Но сталинский режим, втянувшийся после войны в упоительный процесс «истребления наук» (прямо по Салтыкову-Щедрину), сам очень быстро стал ощущать некие пределы, заходить за которые было опасно, ибо означало военный и хозяйственный крах государства.
В июне 1951 года прошло всесоюзное совещание по теории химического строения. На роль непогрешимого отечественного классика был назначен скончавшийся аж в 1886 году А. М. Бутлеров (действительно, великий химик и оригинальный человек, увлекавшийся, между прочим, модным в его время спиритизмом, что в советских его биографиях, разумеется, строжайше замалчивалось). Вредоносной теорией, «порождением растленной англо-американской империалистической буржуазии», была объявлена теория резонанса химических связей Лайнуса Полинга (известного американского ученого и борца за мир, дважды лауреата Нобелевской премии, впоследствии иностранного члена Академии наук СССР и большого друга Советского Союза).
Но за словесными громовыми раскатами, клеймившими отечественных «паулингистов-ингольдистов» (по аналогии с «вейсманистами-морганистами»), конкретных оргвыводов последовало на удивление немного. Претендентов на роль химического Лысенко, таких как Челинцев, откровенно жаждавших крови, окоротили. От «паулингистов-ингольдистов» приняли покаяние, и широкие репрессии против химиков не начались. Власть вовремя спохватилась: разгромить химическую науку означало подорвать все народное хозяйство и всю оборону.
Еще любопытней обернулось дело в физике. Там с начала 30-х годов шла ожесточенная борьба против «физического идеализма», то есть квантовой механики и теории относительности. Действительно, новая физика своими огромными успехами противоречила примитивно сформулированным положениям диалектического материализма. И в 1947 году на грандиозном «философском совещании» сам главный сталинский идеолог Жданов дал указание громить «физический идеализм», то есть современную физику и всех, кто в ней работает и ее пропагандирует.