Гуляния с чеширским котом - Страница 13

Но бог с ними, с англичанами, Горер попутно осмелился лягнуть Советскую Россию: тугое пеленание младенцев, принятое у русских и у советских, передает детям уважение к власти, особенно сильной, русские, мол, послушны как рабы. Ну и скотина! В своей диссертации, где полагалось быть беспощадным к врагу, я сделал из Горера недожаренный бифштекс с кровью: разве можно назвать послушным народ, свершивший Великую Октябрьскую социалистическую революцию?! Разве не было мятежей Емельки Пугачева, Стеньки Разина и Ивана Болотникова? Разве Саша Ульянов, брат Ильича, не взошел на виселицу ради свободы? Ничего себе – рабы! Никогда, никогда, никогда коммунары не будут рабами!

Тем не менее я посоветовал жене не затягивать пеленками сына, а заодно по-английски не кутать и вообще поменьше обращать на него внимания…

На всякий случай. Вдруг Горер прав?

Особенно меня захватили изыскания профессора Айвона Блоха, который с немецкой педантичностью выводил самоуверенность, эксцентричность, лицемерие и жестокость англичан из таких особенностей нравов (частично сохранившихся), как воспитание детей розгами, мазохистская склонность к порке во время секса или тяга к дефлорации. В те времена в СССР об отклонениях от единственно признанной сексуальной позиции говорили шепотом, поэтому изыскания Блоха я воспринимал исключительно через порнографические линзы, как «Камасутру».

– Во всяком случае, мы, коты, гораздо целомудреннее людей, хотя весьма любим бродить с кошками по чердакам, – вставил Кот. – Но кто видел кота в групповых оргиях? Кто видел кота в жутких перверсиях, присущих человеческой расе?

Итак, биологический детерминизм освежает и вселяет надежду: вдруг какой-нибудь хмырь откроет английский ген? Боже, как это двинет вперед науку о национальном характере – этнопсихологию! Тут же из нее вычленится новая наука, англопсихология, и, уж конечно, меня причислят к ее отцам-основателям. На этом дело не закончится: появятся специалисты по отдельным чертам английского характера, и можно уже сейчас поздравить докторов английского лицемерия и бакалавров английской нелюбви к теории, которые будут работать на кафедре англопсихологии в институте этнопсихологии Академии мировой психологии.

– Старина, тебе не кажется, что ты заболтался? – спросила Улыбка Кота. – Какого диккенса ты все это несешь?[23]

Заторможу и скромно промолвлю: на английский характер влияют солнце, воздух и вода, дожди, туманы, гром, пролив Ла-Манш и нечто таинственное в крови, возможно, самое главное, основное составляющее, переходящее из поколения в поколение. Пусть это будут национальные гены. Неужели это все?

А где же социально-политические, экономические, религиозные…

– И подагрические факторы? – вставил охамевший Кот.

Где производственные отношения, в которые вступают люди вместо того, чтобы любить и наслаждаться запахами сирени? Куда делись бесконечные войны, неумолимая, непредсказуемая поступь Истории, от которой трещат человеческие кости? Где честное стремление приумножить и защитить награбленное с помощью государственных и иных институтов? Борьба за власть, борьба классов, борьба маленьких пчелок за выживание?

Эти штучки формируют национальный характер не меньше, чем равнодушная природа, хотя они меняются быстрее и ощутимее для упомянутых костей, это признавали и Гиппократ, и Монтескье, и Гегель, и, конечно же, великий Карл…

– Хватит лезть со своим марксизмом! – прервал меня Кот. – Давай по чести, положа лапу на сердце: каким сделали войны англичанина? Ты ответишь: конечно же, мужественным, агрессивным, патриотичным, предприимчивым и прочая, и прочая. На это я замечу: а почему же совсем не мужественны египтяне, индусы, румыны, итальянцы, которые века провели в кровавых схватках? На мой взгляд, войны выбили у англичан ум и здравый смысл: стоило ли проливать столько шотландской крови и рубить голову Марии Стюарт, если Шотландия преспокойно рулит к полной независимости?

– Ты совершенно прав, если считать Историю произведением Разума, а не Игрой Случайности, если забыть, что в Истории нет ни крохи мозгов. Удивительно слышать это из твоих уст: все-таки твой папашка, Льюис Кэрролл, верил в Абсурд, об этом говорит Улыбка, которую ты постоянно носишь.

Кот надулся от обиды, поскольку не выносил упреков в слабой философской подготовке.

– Если хочешь поговорить об истории, то «расскажи о Лондоне – столице Парижа, о Париже – столице Рима и о Риме – столице Англии», – процитировал он «Алису».

По английской истории следует чуть-чуть прогуляться хотя бы для того, чтобы понять, откуда взялись Лошадиные Морды и Красные Хари.

О, загадки жизни и творчества первых двуногих на Британских островах! Что сказать о мордоворотном кочевнике-охотнике, появившемся там среди слонов и мамонтов 250 тысяч лет назад? Много разного вина намешано в бочке, но главную роль сыграли кельты, захватившие остров к 500 году до н. э, чем очень гордятся их потомки – валлийцы, шотландцы и ирландцы.

В 55 году до н. э. и вплоть до четвертого века там хозяйничали римляне, боровшиеся с кельтскими племенами, особенно с могущественными друидами. Вот наблюдения Юлия Цезаря, который своим захватом Британских островов, населенных враждующими племенами, толкнул их население в лоно римской цивилизации (хотя, конечно, любой валлиец яростно поспорит, чья цивилизация была выше): «Население чрезвычайно велико и имеет много скота… Большинство племен не выращивают зерно, а живут на молоке и мясе, носят шкуры. Все британцы красят свои тела вайдой, это придает им синий цвет и ужасный вид в бою».

– Синюшные британцы? Это же кельты! – вставил Кот. – А потом Римская империя полетела в тартарары, набежали англы из Шлезвиг-Гольштейна и саксы, жившие между Эльбой и Рейном. В конце девятого века у нас разрывали друг другу глотки разнообразные саксы, а тут датчане-гады стали угрожать. Что делать? Пришлось объединиться под королем Альфредом Великим. А когда он подох, его сынок Эдуард и внучка сами подчинили Данию, а потом датчане снова нас завоевали…

Сумбурно, но верно. В 1016 году королем стал Канут; Англия оставалась частью скандинавской империи. Интересно, каким тогда был бы предмет моего исследования?

– Какой же, к черту, национальный характер, если еще нет нации! – вскричал Кот голосом тов. Сталина. – Это все равно что говорить о моей улыбке, когда я еще не родился!

В 1066 году произошло роковое событие: на острова высадились войска норманнов под предводительством Вильгельма, герцога Нормандии, разгромившего под Гастингсом саксонскую армию и ставшего королем Англии.

– Эдвин, граф Мерсии, и Моркар, граф Нортумбрии, поддержали Вильгельма Завоевателя, и даже Стиганд, архиепископ Кентерберийский, нашел это благоразумным, – встрял снова Кот. – И вообще, едят ли кошки мошек или едят ли мошки кошек?

Норманны происходили от викингов, поселившихся в Северной Франции с 911 года, они принесли в Англию свои язык, культуру и классовое устройство: лендлорды и крепостные, которые жили на земле владельцев-хозяев, обрабатывали ее и платили оброк. Именно Вильгельм Завоеватель объединил саксонские и другие племена в борьбе с Шотландией и скандинавскими странами, укрепил систему законов и наказывал сопротивлявшихся англосаксов конфискацией их земель, которые он отдавал норманнским баронам – к 1085 году осталось только двое из крупных землевладельцев-англосаксов. Вильгельм инвентаризировал в Англии все земли и собственность в целях сбора налогов, именно при нем в стране устоялось феодальное общество.

Тут замрем и оглядимся вокруг в этом темном лесу.

И дальше национальный характер продолжал коваться в междоусобицах, схватках, войнах, завоеваниях, все перемешивалось как в тигле, переплавлялось, сливалось и расплескивалось,[24] характер приобретал агрессивность, твердость, мужество и выдержку.