Гуляния с чеширским котом - Страница 12

«В тусклом лондонском климате имеется „граница неточности“, которая порождает чувство компромисса, а резкая смена погоды от солнечного дня к проливному дождю – упорство и упрямство», – пишет Эдуард Баркер в «Характере Англии».

Профессор Николас Певзнер считает, что туманный влажный климат породил, с одной стороны, здравомыслие, умеренность, рациональность, созерцательность и консерватизм, а с другой – воображение, фантазию и иррациональность. У Певзнера много любопытных находок, особенно когда он бредет в кромешном тумане через чащи и поля к национальному характеру, долго толчется на нем, а затем прокрадывается в английские живопись и музыку. «Животные в климате холодном имеют серый, коричневый, черный цвет; тигры и попугаи живут в жарком климате. Так и искусство принимает различные формы в туманах Севера и под ясным, голубым небом… Может быть, тот факт, что Тёрнер и Констебл являются англичанами, имеет с этим что-то общее?»

Может быть. А может быть, и нет.

– Несомненно, на английский климат повлияли зонты! – заметил Кот. – Если бы не зонты, то дождю бы и в голову не пришло лить на землю. Если бы рыбки повиновались Шалтаю-Болтаю, то он не пытался бы их наказать с помощью ватерпаса и штопора. Разве не писал Иосиф Бродский:

Другой важный географический момент – ОСТРОВНОЕ положение Англии.

– Быть островом – это прекрасно! – заметил Кот. – Ни одна собака не переплывет Ла-Манш! И поэтому мы, англичане, уверены в себе и своей безопасности! Кто только не мечтал захватить наш Остров! И Наполеон, и Гитлер…

Согласно английскому дипломату и историку Гарольду Никольсону, островное положение сформировало политику «равновесия сил в Европе» и наложило на характер англичан отпечаток «эмпиризма и даже оппортунизма».

– А вот немчура Айвон Блох считает, – вмешался Кот, – что из-за этой проклятой оторванности от Европы у англичан появились эксцентричность и ханжество, ужасная привычка продавать жен, грубость и жестокость.

Kissas, kissas, kissas, как поют игривые испанцы.

У каждого своя географическая напасть: у них блестящая изоляция, а у нас даже после распада СССР необъятность пространства. Наверное, и русское разгильдяйство, и наплевательское отношение к своей земле частично коренятся в этом изобилии (хотя Австралия и Канада по плотности населения уступают нам и, таким образом, «более необъятны»). Сравнительно небольшая густонаселенная территория приучила англичан к рациональности, прагматизму, экономности, бережливости, уж чего-чего, а «широкой русской души» в Англии не сыскать.

– Напрасно ты так думаешь, – заметил Кот. – Только из-за широкой английской души мы и решились на такую глупость, как подводный тоннель через Ла-Манш! И теперь кое-какая сволочь утверждает, что Англия – это континент, хотя всем известно, что мы уникальны и так просто не войдем в Европу. Одно дело жить на континенте, другое дело – в графстве Чешир…

Но хватит о Природе; наверное, не только она влияет на людей, отдадим должное и Любви, благодаря которой мы появляемся на свет англичанами или русскими, с кровью, унаследованной от родителей и их предков.

Так ли это? Проведем эксперимент: русское дитя после появления на свет помещают в коттедж в графстве Чешир. Ему нанимают английскую кормилицу и выдают самые модные лондонские памперсы, из него пытаются вылепить Джентльмена, похожего на Чеширского кота. Так профессор Хиггинс делал леди из цветочницы Элизы Дулитл.

– Из русского даже дворового кота не вылепить! – заорал обидевшийся Кот. – Ваше дитя тут же начнет дико орать, переломает всю мебель, сдерет с себя памперсы, накакает в углу и выдует вместо молока бутылку водки!

– Да ты русофоб! – осадил я наглеца. – Да тебя за такие инвективы я сейчас выброшу на помойку! В конце концов, неизвестно, что хуже: какать по углам или фильтровать ирландцев в лагерях!

Кот, слабо знакомый с основами советской контрпропаганды, замолчал и захлопал глазами.

– За что? За что?! – спросил он стебным голосом булгаковского Бегемота. – Вот и Вупи Голдберг сыграла меня в очередной ленте по «Алисе»! Да разве можно американским актрисам играть уникального Чеширского кота, если они всего лишь кошки? Представь, что я буду играть эту самую Вупи Голдберг, хотя она и симпатичненькая…

Помнится, рыдая от умиления, прочитал я историю девочки-младенца, которую французский этнограф Веллер подобрал у костра, покинутого гуайяками, испугавшимися этнографов. Ученый привез ее в Париж, воспитал, определил в Сорбонну, и она тоже стала интеллектуалом – ничего от гуайяков, кроме внешности, в ней не осталось. Тогда я был увлечен образом женщины, которую самолично превращаю в Друга и Жену (эта иллюзия стоила мне карьеры), и вдохновенно писал о гуайячке:

Но внешность, жестикуляция, походка неотделимы от национального характера, и все это, скорее всего, результат неких биологических НАЦИОНАЛЬНЫХ ГЕНОВ – они гудят в крови, они стучат в сердце, как пепел Клааса, и переходят из рода в род. Наверное, поэтому английская супружеская пара производит на свет не араба, а англичанина. И так из поколения в поколение, из рода в род, неизбежно и скучно.

С кровью всегда тяжело: она имеет тенденцию смешиваться и перемешиваться, боюсь, что на Альбионе не отыскать чистокровного англичанина. И у нас, как известно, поскреби русского – и наткнешься на татарина.

– И еврея! – перебил Кот, превратившийся из русофоба в антисемита.

– Да если поскрести тебя, то выскребешь только блох! – парировал я в наступательном стиле, хотя Кот даже не видел в глаза живую блоху.

Когда в науку ворвался Зигмунд Фрейд, образовались целые отряды его последователей, начавших изучать «опыт раннего детства» у отдельных народов: протекание беременности, рождение и детство у отсталых племен, уход за младенцами. Американка Маргарет Мид пришла к выводу, что арапеши (есть такое племя!) пассивны, безвольны и склонны к подчинению, поскольку балуют своих детей грудью, а ученый Дюбуа отмечал, что алорийцы подозрительны, неуверенны и безынициативны, так как поздно учат детей ходить.

В двадцатом веке ученые углубились в лабораторные исследования представителей различных народов с анализами крови и мочи, вошли в моду сложные тесты на полиграфе, с применением самых невероятных методик, в моду вошел IQ (Intelligence Quest, тест на интеллект), и его стали обсасывать и дегустировать толпы ученых. Кто умнее – вождь племени мумбо-юмбо или фермер из штата Канзас? Обнаружили, что все-таки мозги больше зависят от окружающей среды и уровня цивилизации, нежели от папы и мамы.

В свое время целую бурю в моей душе вызвал неофрейдист Джеффри Горер, который в конце пятидесятых годов проводил анкетирование 11 000 англичан и пришел к выводу, что за последние 150 лет английский национальный характер не изменился. Произошли лишь чисто внешние подвижки: население, не жившее по законам, стало законопослушным; страна, наслаждавшаяся собачьими боями, травлей медведей и публичными казнями, стала более гуманной; всеобщая коррупция в общественной жизни уступила место высокому уровню честности.[22]

Интересны черты англичан, которые, по его мнению, остались неизменными: «неприязнь к контролю и другим формам опеки, любовь к свободе; низкий интерес к сексуальной активности по сравнению с другими соседними обществами; вера в ценности образования, формирующего личность; внимание и деликатность по отношению к другим людям; очень сильная привязанность к браку и институту семьи».