Грязные новости (ЛП) - Страница 71
— Спасибо, что пригласили меня, — говорит мама. Ее глаза цвета ледяной воды сверкают разными оттенками синего.
Не успеваем мы опомниться, как Роб робко присоединяется к нам перед тортом, потирая руку дочери, его улыбка такая ослепительно счастливая, что кажется сном. Миссис Хоторн стоит у него за спиной, смотрит вниз и теребит губу.
Джуд оборачивается и жестом приглашает ее подойти поближе.
— Энн, иди сюда и присоединяйся к объятиям.
Я снова хочу жениться на Конверс из-за ее огромного сердца. Одиночество не для неё. Она всех впускает.
— Конечно, мы пригласили тебя, мама, — наконец отвечаю я. — Ты член семьи. — И думаю, когда дело доходит до того, что имеет значение, она является таковой.
После того как стало известно, что Джеймс Таунли — мой отец, мама удивила меня, объявив, что остается в Нью-Йорке на неопределенное время, чтобы попытаться спасти то, что осталось от ее семьи. А именно, отношения с сыном. Она разорвала связь со своим очередным мальчиком во Флориде и сосредоточилась на реконструкции правления LBC.
Мы заставили некоторых инвесторов, которым не терпелось поцеловать Матиаса в зад, уйти в отставку и отказаться от своих акций, пригрозив рассказать обо всем дерьме, которое они натворили по пути, и я, наконец, вернул своих сотрудников. Теперь на LBC вы можете найти рекламу программ и гаджетов в сфере здравоохранения. Никаких презервативов или казино.
В течение последних шести месяцев мы с Джуд устраивали семейные ужины с мамой, Робертом, миссис Хоторн, Джеймсом Таунли и его «переделанной» хирургами женой, Фениксом, Эйвой — которая, кстати, начала встречаться с Фениксом — и Грейсоном. Мы готовим по очереди, а-ля программа «Званый ужин». И пока мы сходимся во мнении, что никто из нас не умеет готовить, и раз речь зашла о кулинарных способностях людей, я беру торт. И откусываю кусочек.
Сказать, что это странно — быть частью семьи, было бы преуменьшением века, но мы пытаемся заставить это работать.
Особенно сейчас, когда у Роберта все так хорошо. Его опухоль едва достигает нескольких сантиметров в длину, и врачи прогнозируют полное выздоровление. Он недавно переехал к миссис Хоторн наверх, и мы с Джуд заняли его квартиру. В данный момент мы ремонтируем ее.
В следующем месяце мы едем в Сирию на несколько недель. Джуд хочет помочь освещать то, что там происходит. А я хочу быть рядом с Джуд.
Если бы год назад мне кто-нибудь сказал, что я буду жить в Бруклине, то рассмеялся бы.
И если бы год назад кто-нибудь сказал мне, что я буду безумно влюблен, то поместил бы его в ближайшую психиатрическую лечебницу и выбросил ключ в океан.
Тем не менее, обе эти вещи случились, и, как ни странно, они не разрушили мою жизнь. Они спасли её.
Джеймс появляется позади меня и хлопает по плечу, шепча на ухо: «Горжусь тобой, сынок. Новобранец — чертовски хорошая добыча».
Я ухмыляюсь, мой взгляд все еще сосредоточен на моей невесте, которая одета в самое нелепое свадебное платье. Подол платья выкрашен в бледно-желтый цвет, что создает впечатление, будто его окунули в мочу Чака. Джуд говорит, что это напоминает ей мои записки — те, которые продолжаю писать ей сейчас, чтобы она никогда не забыла, как я к ней отношусь, даже когда плохо произношу эти слова вслух.
— Еще раз назови меня сыном… — шиплю я Джеймсу, как всегда. — И я переведу тебя в отдел маркетинга и попрошу обзвонить малый бизнес, чтобы убедить его разместить рекламу сантехники на LBC.
Он смеется.
— Позвони нам из свадебного путешествия.
— Только если ты пообещаешь не брать трубку, — поддразниваю я.
Джеймс сжимает мое плечо.
Почему этот жест кажется более реальным, чем любой момент, который я когда-либо делил с Матиасом?
Я смотрю через заполненную комнату, ища того, кто мог бы испортить момент. Я все жду встречи с ним, хотя он и не был приглашен. Если верить слухам, Матиаса нет в Штатах больше четырех месяцев. Хотя я никогда не утруждал себя проверкой этой информации. Нужно наплевать и не беспокоиться о злобных людях, лишающих тебя силы и цели — иначе они могут причинить тебе вред.
Берег чист.
Я беру свою невесту на руки и несу ее к лифту, в стиле медового месяца, по сути, бросая всех остальных. Она обвивает руки вокруг моей шеи, и мурлычет, говоря:
— Я слышала, что здесь повсюду камеры видеонаблюдения, так что не делай глупостей.
Поднимаю руку и показываю одно из камер средний палец, все еще держа Джуд, затем целую ее так глубоко и напористо, что у неё нет возможности сделать передышку до следующего утра.
На юге Франции.
В моей постели.
— Кажется, вы только что вернули свою сексуальность, мистер Тимберлейк.
Год спустя…
— Розовые конверсы, да? — Селиан ухмыляется, беря меня под руку, и мы шагаем к лифтам.
Теперь он на шестидесятом этаже — новый президент LBC, а я на шестом, помощник продюсера рядом с Блю. Кейт теперь директор новостей, должность, которую она заработала тяжелым трудом и полностью заслуживает.
Каждый вечер мой муж забирает меня из редакции, запечатывает мой ухмыляющийся рот горячим поцелуем на всеобщее обозрение и уводит к лифтам, где мы делимся всеми нашими мыслями и секретами, потому что с самого первого дня лифт — место, где все происходит между нами.
Зачем отказываться от привычки сейчас?
Двери открываются, и мы входим. Как только они закрываются, я шевелю пальцами ног в своих кедах.
— Давай остановимся «Le Coq Tail», прежде чем отправимся домой, — предлагает Селиан, уже приближаясь ко мне в крошечном пространстве.
— Конечно, я бы съела сэндвич с ростбифом, — говорю я, когда он прижимает меня к стене и поднимает за задницу, обхватив моими ногами свою талию.
— И что-нибудь выпьем в завершение долгого дня. — Селиан прикусывает мою нижнюю губу и втягивает ее в рот.
Стону не разрывая поцелуй и бесстыдно трусь о него. В последнее время я стала очень нуждающейся.
— Мне только еду.
— Хорошая мысль. Ты мне нравишься трезвой, когда я тебя трахаю.
— И когда я беременна, — говорю я.
— И когда ты… — он продолжает фразу, просовывая руку мне между ног и отодвигая трусики в сторону под юбкой.
Затем замирает и хмурится.
— Погоди, что?
— Розовые конверсы. — Я сдерживаю улыбку, перемещая взгляд к животу.
Селиан делает то же самое. Его глаза немного расширяются, а затем он сжимает мою задницу, по-видимому, для подтверждения того, что он все еще дышит.
Хорошо.
Мы говорили о детях только один раз, через несколько дней после того, как он сделал мне предложение.
— Думаю, что из меня выйдет неважный отец, но если ты хочешь детей, у нас будут дети, — сказал он мне тогда. — Черт возьми, если ты хочешь бешенства, мы заразимся им вместе. Повеселимся.
Я хотела подождать еще немного, прежде чем мы станем родителями, и принимала таблетки каждый день. Но потом, прошлой зимой, я совершила основную ошибку и начала принимать антибиотики для лечения синусита, не прибегая к дополнительной защите. Я была так поглощена работой, Селианом и папой, что даже не заметила, как пропустила три менструальных цикла.
Когда я, наконец, купила тест — Эйва даже шлепнула меня им по голове, прежде чем мы открыли его в туалете на пятом этаже — он дал положительный результат. В тот же день я пошла к гинекологу. Тот день был вчера.
Мой муж смотрит на меня с таким выражением, какого я никогда не видела на его лице. Взгляд искупления, благоговения и надежды. От того факта, что я тому причина, мне хочется пуститься в пляс и петь во всю глотку — хотя никто вокруг не заслуживает такого наказания.
— У меня будет дочь? — Селиан удивленно моргает.
— Технически, у меня. Но я могу согласиться на «у нас». Как бы ты отнесся к тому, чтобы назвать ее Камиллой?