Грядет новый мир (СИ) - Страница 49

- Ты бы видел себя, - пробормотал я, выставляя напоказ все свое восхищение и любовь к нему.

- А ты себя, - хрипло ответил он мне, и я не сомневался, что выгляжу, как одержимый. – Я сейчас умру, - вдруг произнес он едва слышно, смотря на меня в смущении и отчаянии. Больше меня не нужно было просить. Запечатлев в своем сознании его великолепный возбужденный вид, его завуалированную просьбу, я вновь опустился вниз с намерением сделать это так идеально, как я смогу.

С учетом, что я никогда не делал ничего подобного.

Я провел рукой вдоль горячей кожи его члена, стягивая вниз белье. Часть меня была смущена, еще как, но я быстро успокоил ее тем, что с этой частью тела Еноха я был вполне знаком, хоть и не так, как собирался сейчас. Я понятия не имел, что должен делать и в какой последовательности, и лишь слабый напряженный выдох Еноха заставил меня прикоснуться губами к головке его члена. После этого я словно начал какую-то потрясающую игру, ловя каждое напряжение его тела, каждый слабый звук, что он уже не мог удержать. Мне нравился контраст упругой кожи под моими губами на самой головке и гораздо более мягкой дальше. Я ощущал себя каким-то исследователем, пробуя каждое новое движение, что придет мне на ум. От жара его тела мое лицо пылало еще сильнее, чем просто от смущения. Я бросил взгляд наверх. Енох так сильно закрывал свои глаза, что мышцы на его руках волшебно напряглись, открывая мне великолепный рисунок его силы. Я провел языком под головкой, с удовлетворением отмечая, как послушно его тело изгибается мне навстречу. Под моей ладонью, обхватившей его член у основания, ощущался просто бешеный пульс. Мне показалось, что как только я рискнул обхватить его член губами и скользнуть ниже, впуская его в свой рот, Енох перестал дышать.

Он даже не мог ничего сказать мне. В какой-то мере меня это повеселило, ведь он всегда оставлял последнее слово за собой. А теперь он молчал, находясь в моей власти, и я захотел заставить его стонать, что угодно, лишь бы прорвать силу воли, заставлявшую его молчать. Я двигал губами как сумасшедший, находя в этом определенный ритм, пробуя сочетать со скольжением языка, хоть во рту было не так много места, как я надеялся, но пусть мои попытки были весьма неловки, я ввел Еноха в какое-то сумеречное сознание. Его рука вдруг легла на мои волосы, сжимая их до боли. Я сам не осознавал, насколько сильно моя левая рука сжимает его бедро. Я играл с ним, пробуя тот предел, за которым Енох перестанет себя контролировать. От недостатка слюны я больше не страдал, и мне было весело придумывать новые движения один за другим, впуская головку его возбужденного члена то за одну, то за другую щеку. Я проводил ею по небу, не рискуя заходить слишком далеко. О рвотном рефлексе я помнил, и как преодолеть его, я не знал. Но Еноху хватало и этого. Он метался под моими руками по кровати, продолжая держать свою беззвучную оборону. Я провел кончиками пальцев по пылающей коже. Я снова ощущал Еноха на ином, сверхъестественном уровне. Каждое его напряжение отдавалось во мне. Я был бы не удивлен, если бы наши сердца приняли определенный ритм. У того, что я делал с ним, было название, но у того, что он делал со мной – нет. Знакомый мне до боли запах Еноха стал острее, почти невыносимее, но я продолжал дышать, потому что мне нравилось быть меченым им всеми возможными путями. Я стремился к своей конечной, невообразимой цели стать с ним единым существом, как требовали обе мои души. Я нежно прижимал языком все выступающие под тонкой кожей его члена вены, забавляясь их податливой упругостью. Мое имя, вырвавшееся у Еноха сквозь зубы, ударило меня куда-то в солнечное сплетение, отчего я ощутил, что вот-вот кончу сам.

Просто потому, что он так откликается тому, что я делаю.

Я не знал, что сделать, чтобы помочь ему. Я решил поставить на скорость, и хотя моя шея ныла от напряжения, а мышцы щек порядком свело, я просто обязан был сделать это. Помочь ему кончить. Мне не нравилось, как звучит это слово, ведь я не снял парня на вечеринке и не удовлетворяю грязные фантазии, я вкладывал в это смысл. Так что я, скажем, должен был извиниться во что бы то ни стало.

Мне не удалось увидеть его лицо, и это было огромным упущением. Мне было доступно лишь его тело, вырвавшееся из-под его контроля и благодарное мне. Я не собирался глотать сперму в принципе, но и сплюнуть тоже не успевал. Ее вкус был странным, каким-то вязким и одновременно прозрачным, отчасти сладким, отчасти горьким. Я не знал, сказались ли на этом все выкуренные им сигареты, но если да, то Еноху предстояло бросить курить. Я вытер губы тыльной стороной ладони, не особо надеясь взглядом найти хоть что-то попить, но мне попался, к моему счастью, графин с водой. Не то, чтобы я так сильно хотел запить, нет, я в принципе ощущал себя так, как будто провел неделю в пустыне. Когда я почувствовал, что вода скоро польется из моих ушей, я наконец перестал пить. Я медлил, прежде чем оглянуться на Еноха.

Он продолжал лежать, пряча лицо в локте поднятой руки. Однако в порядок он себя успел привести, и меня хотя бы не смущал его полуобнаженный вид. Хотя вообще-то и не смутил бы. Все казалось странным, но уместным, как будто это давно должно было произойти. Я позволил себе полюбоваться его телом, подходящим под описание худого, но не тощего, как я. Мне снова захотелось обнять его, что я и сделал, подлезая под бок. Возможно, было что-то ненормальное в том, что я не был готов ничего принимать от Еноха, и черт знает, предполагал ли я о том, какую роль с радостью предоставлю ему в наших отношениях.

Я отнял его руки, стараясь не улыбнуться его несколько ошалелому, но крайне довольному лицу. Он не улыбался, но его взгляд мне понравился. Он смотрел на меня как на… Как на свое. Мне нравились его пылающие щеки, потому что по всем законам логики их обычная бледность должна была быть постоянной. Я устроил голову на его животе так, чтобы видеть его лицо.

- Мне уйти? – спросил я, стараясь не так широко улыбаться.

- Да, - вдруг ответил он, и во мне что-то, едва склеенное и уже разбитое пару десятков раз, опять упало. Я нахмурился, как ребенок, готовый заплакать. Я, конечно, заслужил, чтобы он меня прогнал, но не так. – Ты не представляешь, что такое жизнь в петле. Сейчас тебе кажется, что ты в любой момент можешь уйти, но тогда будет поздно. Это золотая клетка, Джейкоб, и я не могу запретить тебе вернуться, но остаться – это в моих силах. Уходи, пока ты можешь.

- Ты с ума сошел, нет, - начал спор я, в ужасе от одной мысли, что сделают со мной родители. Я, конечно, разберусь со временем, но это же то время, когда я буду далеко от Еноха. – Или я сойду. А я сойду.

- Джейкоб, - он поднялся на локтях, и я ничего не мог с собой поделать, я даже в расстройстве смотрел на него с тихим восторгом, как будто ничего совершеннее не видел. И как он называл меня по имени, я просто таял, как шоколадка на солнце. Быстро, липко и некрасиво. – Я буду ждать. Я сто двадцать лет ждал и еще столько же подожду.

- Я не хочу уходить, - упрямо бормотал я, подлезая выше, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Ты сумасшедший, если думаешь, что я уйду после такого. Я хочу больше, - тоном все того же обиженного ребенка произнес я. Я так старался не для того, чтобы он меня выгнал. Мне что теперь, забыть о том, как сильно я хочу его, насколько я готов ко всему, что только его тело может мне предложить? – Я хочу принадлежать тебе, - прошептал я в его губы, надеясь, что это образумит его. Я хотел, да, но вообще-то говорить об этом было не так просто.

И он не понял, о чем я.

- Хочешь, ты же сам говорил, - напомнил мне Енох. – Ты не умеешь врать. Ты хочешь и домой, и остаться со мной. Но так не бывает. У тебя есть большое преимущество – ты можешь сделать это одно за другим, так что это не выбор, это последовательность.

Я не умею врать. Я в самом деле хотел домой, но вместе с ним. Как же тяжело мне было даже думать о том, что я должен вернуться, успокоить родителей, чтобы исчезнуть после навсегда, чтобы они не так сходили с ума. Я еще не понимал, как это сделать.