Грядет новый мир (СИ) - Страница 4

Он вдруг замолчал. Я слушал его, не думая ни о чем, а потому смысл его слов дошел до меня с опозданием. Я уже хотел задать вопрос, но он вдруг продолжил.

- У его способности был странный побочный эффект. Он мог выходить на связь с пустотой, когда она захочет, но точно так же могла и она вызывать его, и тогда он испытывал голод нечеловеческих размеров.

Он снова замолчал. Я ощущал всем телом, насколько трудно ему об этом говорить. Я хотел, действительно хотел его прервать и даже поднял руку.

- Не думаю, что кто-то знал другой путь его спасти. Человеческий организм не может перенести этот голод, только если не утолит его. Только я мог предложить… - он впервые запнулся. – Подходящее питание. Мисс Перегрин предупреждала меня, что так будет, что я не обладаю бесконечным запасом сил. Но я посчитал, что если он умрет без меня, я никогда, - он оборвал себя.

Мне было так стыдно и неловко слушать это, как если бы Эмма описала мне характер своих отношений с моим дедом. Он молчал, но я и не хотел знать больше. Во мне одновременно царило и восхищение, и огромное, громоздкое чувство вины.

- Прости, - произнес я, хотя не знал, за что извиняюсь.

- Он написал мне о тебе. В одном предложении за все семьдесят лет. Так что я, - он повел рукой в воздухе, - не удивлен. Хотя мне не хотелось бы пасть жертвой ваших чудесных портманских талантов. Но иной роли во всем этом дерьме мне не уготовано, - горько усмехнулся он. Я не стал спрашивать, о чем он. Мне было достаточно этой горечи, которая могла бы открыться и мне, если бы я подумал над тем, что происходит. Не думаю, что я умею контролировать пустоты, но этот эпизод значит, что это существо обо мне знает.

И сказать, что мне страшно – это ничего не сказать.

- Хватило же меня на семьдесят лет, - совсем тихо добавил Енох, и я не выдержал этого.

- Я не буду использовать тебя, - твердо произнес я, оказываясь над ним. Мне до боли нужно было смотреть в его глаза, чтобы убедиться, что он верит мне.

- Тогда ты умрешь. Потому что они могут выносить этот голод, а ты нет, - равнодушно пояснил мне Енох, отказываясь встречать мой взгляд. Мое отчаяние возросло одновременно с тем, как я сосредоточился на его изможденном лице. – Успокойся, Портман, мне нечего терять. Все равно ты уйдешь. Я бы ушел. Кто станет рисковать своей отличной, нормальной жизнью?

- Я не, - но его рука не дала мне договорить. Я послушно замолчал.

- Не лги. Как только ты увидишь ее, ты побежишь со всех ног, и никто тебя не осудит.

Ее. Пустоту. Мне снова стало нехорошо. Я вдохнул и выдохнул. Страх поселился во мне только с его словами. Страх не перед монстром, ведь я уже видел его однажды вживую и много раз в кошмарах. Страх оказаться бесполезным, даже если я останусь сражаться.

- Если бы у тебя был выбор, - начал я.

- Я сидел бы в чертовом атомном бункере, - немедленно оборвал меня Енох. Взгляд его темных глаз был пугающе серьезен. – Потому что я эгоистично дрожу над своей жизнью, пусть даже такой жалкой. Наверное, именно поэтому выбора мне никто и не дал.

Я хотел разубедить его в том, что он не трус. Трус не может отдавать себя, спасая другого, но я не знал, какими словами это выразить. Я лег на кровать рядом с ним, не понимая, почему после этого вечера он кажется мне еще более чужим и незнакомым, чем в это же утро. Он молчал, накрывшись одеялом.

Я вдруг подумал, что было бы, если бы Эйб Портман не был моим дедушкой и моим талантом было бы только шумно пукать классическими мелодиями. Всем было бы плевать на меня, на то, что я есть. Проецировал ли я себя на Еноха? Конечно. Было ли это ошибкой? Я не знаю до сих пор.

- Почему ты не уходишь? – спросил он секундой, минутой или часом позже. В его комнате не было времени. В его вопросе была безнадежность, которая импонировала моей внутренней уверенности в своей бесполезности. Он лежал ко мне спиной, и я не видел выражения его лица. Должно быть, он устал. Устал смертельно. Благодарил ли его когда-либо дед?

Я никогда не видел фотографии Еноха, осознал я. Никогда. Я не слышал о нем от деда ни разу за все детство. Это значит, что мой дед поступил по-свински, восприняв его жертву как должное?

Я не спал и не пребывал в помраченном состоянии рассудка. Я твердо был уверен в том, что делаю, потому что одного слова было бы недостаточно. Я произнес его, всем своим телом прижимаясь к нему со спины. Я обязан был своим существованием ему. Его сердцу, которое навсегда останется в моей памяти как свидетельство преданности, которую не всегда можно высказать вслух. Я подавился этим чертовым словом, потому что оно прозвучало так глупо, так просто. От напряжения мышц болела моя рука, которой я держал его возле себя. Он странно вздрогнул. Я бормотал это идиотское слово снова и снова, разбивая в нем что-то очень важное, чем он прикрывался все это время. Я уткнулся носом в его затылок, потому что для меня не существовало личного пространства. Я только что сожрал часть его жизни, которую он добровольно пожертвовал, чтобы уберечь меня. Я касался его сердца. Это стоило недель знакомства.

Мне не становилось легче. Чем больше я думал о нем, тем больше я мечтал исцелить то, что было давно мертво. Я не мог представить себе, что это такое – забирать чьи-то силы, чье-то сердце. В какой-то момент я сломал его окончательно. Я не знаю, как перенес это я сам. Он крутанулся в моих руках, обнимая меня со своей чертовой силой, которая живет в нем несмотря на все, через что он прошел. Я спрятал его в своем объятии, даря себе провал в памяти. Ни одному из нас не нужно, чтобы это сохранилось. Я вообще не считал то, что происходило с ним, чем-то позорным, но я понимал, что его гордость не выдержит воспоминания об этом. Я гладил его по голове, как ребенка. Моя рука удивительно легко скользила по его волосам, расправляя его кудри. Они волшебным образом скручивались снова, и я был загипнотизирован этим.

До сих пор я был уверен в том, что я ненавижу прикосновения.

Но каждая секунда в этом положении причиняла мне боль пополам с умиротворением, какого я никогда не знал. Я никогда не чувствовал большей ответственности за кого-то, чем в тот момент. Когда он попытался отстраниться от меня, я не отпустил его. В его движении головы было что-то такое, что заставило меня вздрогнуть и моментально покрыться мурашками. Может быть, мне было щекотно от его волос, может быть, я сошел с ума, и близость Еноха мне приятнее, чем Эммы. Все дело было в искренности и доверии, и я впитал это мгновенно, как наркоман – дозу, и мне хотелось еще. Все, что Енох только мог мне отдать. Я устыдился этого сразу же, как только оформил ощущения в слова, но я не в силах был отодрать руки от его плеч. Он лежал тихо, больше не шевелясь и не пытаясь вырваться. Я не видел его лица, но это и к лучшему. Я был слишком потрясен всем, что открылось мне, я сомневался, стоило ли мне копать так глубоко. Я интроверт, и я не знаю, как быть с людьми, особенно теми, кто вдруг нечаянно открылся мне.

Но в одном я уверен – если я разобью это доверие, я никогда не смогу себя простить.

========== 2. Перед ==========

Мое возвращение в настоящее заставило меня не на шутку встревожиться. Волнение поселилось во мне не сколько от реакции моего отца, сколько от новости о мертвых овцах. Я соврал отцу о подростках, с которыми якобы тусовался весь день, и ему это, естественно, не понравилось. Слава богу, мне моментально пришло в голову прикинуться влюбленным придурком-подростком. Кажется, моему глупому выражению лица отец поверил. Я посмотрелся в зеркало и даже сам себе поверил на пару секунд. К сожалению, это вранье стоило мне пространных и спутанных рассказов отца о былой юности. Я вырвался с его пляжа только тогда, когда появление орнитолога сбило отца с толку. Мне было его жаль, но я предпочел все же воспользоваться случившимся и ускользнуть. Путь к петле был для меня уже знаком, и я больше не соскальзывал в хлюпающую жижу болотистой местности, что позволило мне добраться до дома мисс Перегрин достаточно чистым. Из туманной сырости предзимнего периода я перешел в тепло уходящего лета, и солнце тут же заставило меня забыть о пронизывающем холоде. Я стащил свою куртку и взбежал по деревянным ступеням на крыльцо детского дома. Я обнаружил в комнатах только Фиону и Хью, поразительно дернувшись в стороны друг от друга при моем появлении. Мисс Перегрин, по их словам, отлучилась в свой кабинет, где ее нельзя было трогать. Я вышел в сад, находя взглядом Бронвин с Оливией и Клэр, устроивших кукольное чаепитие на нагретой солнцем деревянной террасе. Я замер, помахав им рукой, и хотя они были мне, безусловно, рады, но звать в свою игру не спешили. Да я и не горел желанием. Я сбежал на изумрудную траву, идеально ровно укрывающую весь сад стараниями Фионы, после чего прислушался к самому себе. Я хотел вырваться сюда с самого утра, но детализировал ли я это желание? Только оказавшись в этом райском уголке прошлого, я вдруг понял, что стремился сюда просто за тишиной и спокойствием. В этом удивительно теплом, совсем не жарком дне я ощущал себя на месте, словно принадлежал этой петле всю жизнь. Мне не хотелось уходить, как бы я не переживал о своем отце. Я прислушался к себе, ища внутреннее направление, которому я хотел бы последовать. Стоит сказать, что я не думал о прошедшей ночи ни единой секунды, словно сразу признал это сном. Я был уверен, что если встречу в саду Еноха, он даже не потрудиться на меня посмотреть. Я решил подтвердить это и направился, было, к дому, решив, что замкнутый парень проводит дни там, как стрелка внутри меня резко крутанулась. Я еще никогда не ощущал необходимое мне направление так уверенно, как в этот момент.