Грядет новый мир (СИ) - Страница 30

И тут я понял, чего мне не хватало до полного совершенства этого момента. Музыки. Музыка стала постоянной в моей жизни, как и у любого другого подростка нашего века. Мы были одиноки, разучились общаться вживую, однако музыка и заткнутые наушниками уши лишали нас этого гнетущего одиночества. Сейчас я снова учился общаться, разговаривая с Енохом все больше и больше, но музыки мне все равно не хватало. Дело было не в том, что мне хотелось ритма и мелодий, я не хотел иной атмосферы, но мне безумно нужно было связать этот момент с какой-то близкой мне песней.

Я часто думал, что если бы создали вместо фейсбука какой-нибудь мьюзикбук, где друзей подбирали бы по аудиозаписям, звучащим ровно так же, как весь внутренний мир владельца страницы, входящим с ним в диссонанс и олицетворяющим все его существо, люди не были бы так одиноки. Я считал, что этот трепет угадавшей твою внутреннюю музыку мелодии был бы более надежной основой для дружбы, чем кино или книги. Я верил, что подобное совпадение в музыке говорит о возможности дружбы даже несмотря на увлечения, ведь не нужно любить одну книгу, чтобы дружить всю жизнь. Внутренний мир стоит больше, чем редкие, мимолетные увлечения. К сожалению, до сих пор мне ни разу не удалось подтвердить свою теорию.

Мне не хватало своего телефона с ограниченным списком самых важных песен, которые звучали точно так же, как слышал себя я. Дело было иногда в словах, иногда в мелодии и ритме, но в этих нескольких, десяти или пятнадцати, композициях был призыв, на который мой внутренний мир отзывался с большой готовностью, реагируя с огромной силой, вплоть до мурашек, неважно, в какой раз я это слушаю. Я задумался о том, какие бы из них понравились Еноху. Что я делал бы, если бы он принял меня через мою музыку? Наверное, это точно была бы любовь. Я отнекивался, я отрицал, но с каждым часом это подозрение усилилось. Что такое любовь, если не сводящая с ума потребность в человеке? Может быть, все же влюбленность. Я не знал, что только время разделит для меня эти понятия. На тот момент у меня не было ни единого шанса понять разницу.

Мне все же пришлось встать, несмотря на болезненное и мучительное желание лежать так вечно. Я надеялся, что быстро сбегаю в туалет и умоюсь, но к тому моменту, когда я выходил оттуда, чувствуя себя относительно чистым человеком и вообще человеком, я столкнулся с Енохом нос к носу. Как все-таки мало нужно, чтобы вернуть себе человеческий облик, думал я, пока не наткнулся на сонные щеки перед собой. Естественно, все притяжение планеты не утащило бы меня от него, несмотря на то, что в этой туалетной комнате было очень мало места. Енох застонал и попросил ему дать возможность побыть одному, но я был таким туповатым упертым ослом, который верно ждал под дверью, чтобы посмотреть, как он умывается. Синяки под его глазами стали еще темнее, а кожа и вовсе белой, но я все равно считал его красивым. Интересно, это лечится? Ведь объективно – объективно – он совсем не был красивым. Но почему сигнал от моих глаз по пути к мозгу где-то трансформировался – вот это была загадка века. Я устроился в ниже окна, наблюдая за тем, как ловко и быстро у него получается умываться в таком маленьком пространстве. Я вот себе всю футболку замочил.

Что-то мне не понравилось в том, как он посмотрел на себя в зеркало.

- В чем дело? – тут же спросил я. Учитывая мое настроение, я искренне не понимал, почему Енох не выглядит менее напряженным. Ведь у нас же получилось невозможное, и мы добрались до Лондона в условиях войны, преследования, двух пустот и одного похищения. Или у Еноха в принципе дефект положительных эмоций?

- Пару десятков лет назад я здесь родился, - не стал питать мое нетерпение интригующей паузой Енох. – Так что для меня это вроде как возвращение домой.

Я не знал, изменился ли Лондон достаточно сильно, чтобы Енох его не узнал. Но я бы точно не хотел возвращаться в то место, где я был несчастлив. Ничего утешительного я изобрести не смог, так что просто скользнул губами по его влажной щеке и потащил к остальным на завтрак.

Я наелся от пуза. Это было плохо, ведь никто не знал, ждут ли нас на вокзале твари. Сообщить им о нашем прибытии было некому, это факт, но кто знает, как они общались между собой. А в своем наетом состоянии я не мог пошевелить даже рукой, раскормленный тюлень. Приподнятое настроение демонстрировали все, кроме Еноха. Мы перебрались из вагона-ресторана в купе девочек и болтали о всякой ерунде, как будто мы собирались на экскурсию. Все наперебой рассказывали о Лондоне до тех пор, пока Енох не остановил этот поток сказок и мифов. Он фактически рявкнул на Милларда, сообщив, что во время Великого Смога не было ничего смешного, и половина населения вымерла. Точнее, поправился он, смеяться и радоваться подобным вещам имел право только он, и его замогильный тон привел всех в еще более безмятежное состояние. Гораций поведал нам легенду о лондонских катакомбах, и мне ужасно хотелось спросить, неужели Лондон почти не ассоциируется с чем-то приятным? Кроме Шерлока Холмса, я почему-то не мог вспомнить ничего светлого. Однако наше настроение было настолько хорошим, что даже эти мрачные легенды не принесли нам никакой тревоги. Из вагона мы высыпали со смехом, воплями и громкими разговорами. Эмма попросила меня проверить наличие пустот, и я послушно уставился в густую толпу, пробиваясь сквозь бесконечное количество человеческих тех. Я искал голод, но у меня было ощущение, что дальше пяти метров меня не хватает. Да, я умел больше, чем раньше, но это не делало меня навигатором по пустотам в пределах несколько километров. Кто-то сжал меня за плечо, но сам я в этот момент бродил в темноте второго этажа галереи над поездами. Когда я очнулся, не обнаружив ни единого признака голода пустот, оказалось, что Эмма, Миллард и Гораций пытаются прозванивать имбрин.

- Я никого не обнаружил, - с досадой сообщил я.

- Иначе нас бы уже всех сожрали, - сообщил мне Енох. Я расстроился из-за своей неудачи, но вскоре по его дрогнувшим губам понял, что это была его слабая попытка пошутить. Эмма помогла ему привести в порядок форму, и теперь люди почтительно огибали его, почти не толкаясь.

Куча детишек пришла в движение. Какой-то толстяк буянил, требуя освободить будку. Ситуация накалялась. Бронвин разминала руки. Я остро ощутил предстоящее миниатюрное сражение с человеческой глупостью и приготовился бежать, расталкивая толпу, но Енох поступил проще.

Он направил на толстяка пистолет.

Нет, ну где он их вечно достает? Наверное, у мертвых тварей, но никто из нас ведь даже не подумал о том, что их оружие нам пригодиться.

- Нервные времена, - буркнул толстяк и удалился, оглянувшись на нас пару раз.

- Я бы так им не размахивал, - неуверенно пробормотал я, с подозрением рассматривая толпу вокруг нас. Впрочем, всем было плевать. Толпа пришла в движение, и детей с табличками, занимавших весь перрон, начали грузить в вагоны. Не успел я отойти от этой стычки, как раздался крик Оливии. Жандарм схватил ее и тащил к вагону. Енох выругался, да и я не удержался. Мы бросились отнимать девочку у похитителя.

- Это мои дети, - буквально рявкнул Енох, распространяя вокруг себя ярость, как роутер вай-фай. Я, во всяком случае, ее тут же впитал, как губка.

- Документы где, - так же рявкнул мужчина, не собираясь отпускать Оливию.

- В твоей заднице, - был предельно вежлив Енох. – Ни на одном из моих нет таблички, осел тупорылый, очки надень.

- Ах ты сосунок, - задохнулся возмущением жандарм, багровея, но зато отпуская Оливию. – Да я из тебя все дерьмо вытрясу и обратно засуну!

- Нет, ну почему нельзя решить все мирным разговором? – вздохнул Енох. – У меня приказ стрелять в любого, кто помешает мне доставить этих детей в министерство. Показать? – Мне категорически нравилась его манера так стремительно его доставать. Я был просто поклонником этого сочетания уверенности, опасности и неадекватности, которую Енох демонстрировал своим скучающим видом. Я лично поверил в существование этого приказа, мужчина тоже как-то стих.