Грядет новый мир (СИ) - Страница 29

- Легче всего сказать так, да? – Он усмехнулся. Дым танцевал возле его губ, а затем уносился ветром. – Думаешь, я герой? В своих мечтах я тысячу раз бросал вас на произвол судьбы. Я сражаюсь не с тварями, я сражаюсь с собой.

- Ты умеешь стрелять, умеешь убивать, тебе есть, чем сражаться, - возмутился я. – А я что, глазастый только, вот и все. Я не смогу убить, не смогу…

- Я знаю. И я не хочу, чтобы ты это делал, - оборвал он меня резко. – Что было бы, если бы ты не развязал руки?

- Хью спас нас все равно, - проворчал я. Становилось, пожалуй, даже слишком холодно.

- Думаешь, кто-то из нас смог бы вынести пытки тварей столько времени, сколько они нас искали и тащили? Ты выиграл время первый раз. Когда мы сели в джип, ты выиграл его второй раз. С оружием в руках без головы на плечах войну не выиграть.

Я хотел, тщеславно хотел верить его словам. Он доверял мне. Считал полезным. Но только что мне его мнение, если я не в ладах сам с собой?

-Хочешь домой? – спросил он вдруг слишком мягко. Меня не доставал этот отвратительный запах сигарет, и я мог смотреть на то, как спокойно он прислоняет сигарету к губам. В его длинных пальцах она выглядела по-своему красивой, а дым добавлял ему загадочности что ли. Я любил того, кто был недостижим для меня. Влюбился. Или любил? Где грань? Я терял надежду узнать ее,

- Да.

Я не хотел ему врать. Я часто думал о своей комнате, плакатах, мягкой кровати, безопасности закрытой двери, вкусной еды – я этого не ценил, как не ценил своего богатства. Но мне хватало ума понять, что сделай я другой выбор, я уже никогда не простил бы себя. Что было бы, если бы запавший мне в душу Енох рано или поздно вызвал бы во мне влюбленность даже дистанционно, просто потому, что я не смог бы перестать думать о нем? Я никогда бы больше не смог найти замену. Я вообще не найду ее, до или после. Я скучал по самому факту спокойной жизни, где меня снова потянуло бы на приключения, ведь я не познал бы смертельной опасности.

-Мы отправим тебя при любой возможности, - почти деловито пообещал он.

- Да хрен я соглашусь, - наконец взорвался я. – Думаешь, мне легко, когда я не понимаю, что я такое среди вас? Думаешь, мне легко осознавать, что я не приспособлен к такой жизни, не подготовлен, что я могу быть просто китайской подделкой своего деда? Думаешь, мне так легко принять то, что я выбрал тебя, а не девушку, как думал всю жизнь? Думаешь, легко любить тебя, если ты обращаешься со мной так?

- Как? – отозвался Енох.

- Как с надоедливой собачкой, которой легче дать себя облизать, чем отшвырнуть, потому что она придет снова? – Мне не хотелось так открыто себя жалеть, но я ляпнул, черт возьми, ляпнул про любить. И что мне теперь делать? Хочу я или не хочу, а я вездеходом пру прямо в его сердце. И ведь сломаю. Я безнадежный, эгоистичный кретин.

- Это не так, - возразил он, и я подскочил на ноги.

- Тогда почему всегда я провоцирую… это? – Я замялся, потому что не мог найти точного слова нашему сумасшествию.

- Потому что если это начну я, будет больно, - довольно тяжелым тоном сказал он. Я снова сел на колени, гадая, что он имеет в виду.

- Больно в плане физическом или больно…

Он посмотрел на меня. Я уже видел этот взгляд. Будь я нормальным человеком, я бы убежал к чертовой матери. Мне кажется, я догадываюсь, о чем он, ведь один раз на озере он показал мне это.

И мне понравилось.

-Я не против, - наконец произнес я, подумав над тем, что он может иметь в виду. Даже если он решит меня порезать, я все равно не сочту его психопатом. Я завязан на нем на том глубоком уровне, какой никогда не достичь с обычным человеком. – Но откуда ты знаешь, что так будет всегда?

- Я этого не знаю.

Я вспомнил вдруг, как болезненно нежно он потерся носом о мою щеку. Я не знаю, о каком больно он говорит, не верю, что это весь его образ. Он сложнее, чем представляет себе. Может быть, временами он становится грубым, но иногда вознаграждает за это самой преданной, самой важной частицей себя. Если я перенесу то, что он считает болью, я буду вознагражден.

-Тогда у тебя нет шансов меня отговорить, - произнес я торжественно. Я вообще-то не ожидал после этих слов быть отброшенным назад. Стукнувшись затылком об пол, я поморщился. Его лицо было так близко от моего, что я видел каждую его ресницу, даже самую маленькую. Я храбро поймал его взгляд. Отличная возможность стать героем.

И это в самом деле было больно. Не смертельно, нет, но он держал меня крепко, прижав запястья к полу своими руками и своим весом. Они ныли от тяжести и недостатка крови. Его поцелуй был слишком резким, слишком глубоким, слишком быстрым. Я даже не успел отвечать. Я подумал о том, что Енох может страдать чем-то вроде биполярного расстройства, сохраняя в себе жестокую и весьма нелюдимую личность с мальчиком, лишенным семьи и любви с самогт детства. Если я хотел быть с ним, я должен был быть готов к тому, что он не всегда являет собой смесь неприятных черт с приятными.

Он может быть кем угодно. И если в тот момент он хотел утерянной в стычке с тварями власти за счет меня, я готов был это дать. Мои губы болели так сильно, как если бы меня укололи в них миллион раз черт знает зачем. На моей шее должен был остаться огромных размеров синяк. И еще парочка на груди. Страдал ли я от этой вспышки собственничества Еноха? Нет. Ведь я странный.

И мне нравилось быть его буфером каждой стрессовой ситуацией, даже если он откусит к чертовтй матери кусок меня, я прощу ему и это, и сигареты, и что угодно.

Лишь бы он не сломался.

========== 8. Наперекор ==========

Утро было блаженным, за исключением, пожалуй, того, что часть моего тела была усыпана интригующими синяками. Они все, как один, болели, но я воспринимал это более ли менее мужественно, учитывая то, что в процессе их появления боль я перестал ощущать. С одной стороны, при свете дня это все выглядело как минимум странно, но с другой – мне нравилось. Черт знает почему, в каждом из нас есть черненькая, подленькая часть, которая получает наслаждение от чего-то совсем не нормального, и так случилось, что эти вспышки Еноха я воспринимаю с неизменным восторгом больной на голову фанатки. В его временном бешенстве я находил что-то чрезвычайно эротичное, особенно если учесть готовность моего тела ко всяким контактам. Ведь в этом его сумасшествии я разглядел очень важную вещь – по каким-то непонятным мне причинам он нуждался во мне так же, как и я в нем, и мысль о том, что я могу потерять его, сводила меня – как выяснилось, и наоборот – с ума. Мы оба, надо признать, повернуты на чувстве собственничества. Самым главным было то, что когда он выдохся, я беспрепятственно забрался на его полку под потолок и самозабвенно целовал его, как только могут люди в новорожденной влюбленности к малознакомому человеку. Он терпел меня,как я терпел боль от него. Он говорил мне, что я напоминаю слюнявого щенка, а я парировал тем, что он всегда хотел собаку в детстве – я поймал это в его сознании еще в прошлый раз. Мы спорили вполголоса до тех пор, пока не разленились говорить. Я чувствовал всем своим существом, полулежа на нем своим безопасным птичьим весом, что при всех своих странностях Енох нормальнее, чем все, кого я знал. Он не умел себе врать. Даже я грешил самовнушением, а он не мог. Ему было стыдно за то, что он сделал со мной, превратив в жертву пыток, а мне было стыдно за то, что только на этом он и остановился, когда я переселился в персональный котел на пару кругов Ада ниже, мечтая продолжить свое унизительное положение. Я намеренно детально описывал ему, с какой радостью я превращаюсь в марионетку, когда он груб и властен со мной. Он назвал меня психом. Думаю, это был комплимент.

Поезд продолжал свой путь, и Хью с Горацием еще дрыхли без задних ног. Сквозь толстое стекло окна сверкали лучи утреннего солнца, и от тепла Еноха рядом со мной, ощущения отдыха и эйфории от того, что через несколько часов мы все же доедем до Лондона, я испытал непомерный восторг и что-то похожее на счастье. Как я мог не чувствовать себя счастливым, если был жив не только я, но и все мои друзья, к счастью, избежавшие серьезных травм? Я должен был просто летать от этого самого счастья. Но летать не хотелось. Хотелось заморозить этот чудесный момент, полный света, тепла и жизни. Я лежал на части подушки, подложив руки под голову, и смотрел на то, как в лучах солнца танцевало множество пылинок. Это был редкий, драгоценный момент спокойствия, который я, конечно, разделил с Енохом. Идущее от него тепло было умеренным, не приводящим меня в неудобство жара, который заставил бы меня отстраниться. Мог ли я представить, что присутствие в одной постели со связанным с тобой человеком может стать таким жизненно необходимым? Я был уверен, что больше не смогу спать без него. Он давал мне ощущение защищенности, как будто я не просто не должен был куда-то бежать, даже шевелиться не обязан был. Я не слышал даже его дыхания, но иногда он шевелил рукой на моем поясе, так что я мог не волноваться, жив ли он. Я хотел развернуться к нему лицом, но решил не будить его. Кто знает, когда мы сможем поспать в следующий раз? Я слегка подался назад. Рука Еноха соскользнула вниз, и во сне он сильно обнял меня, как если бы не хотел, чтобы я уходил.