Грядет новый мир (СИ) - Страница 14

Я не хочу, чтобы ты убивал. Енох смотрел на меня с каплей разочарования, но зато мне было не так стыдно. Я отдал ему пистолет и пошел к берегу, качаясь от усталости, чтобы помочь мокрой Эмме, сжимающей в руках комочек перьев.

В тот день, когда я впервые убил человека, во мне умер тот, кем я всегда себя считал.

**

Спасение мисс Перегрин было омрачено разрушением петли. Для меня это означало невозможность вернуться в свое настоящее, но я и не горевал, потому что сороковой год стал для меня настоящим. Вместе с остальными детьми я вошел в растерзанный дом, разделяя их горечь, хоть и в меньшей степени. С детства я жил в нем посредством рассказов дедушки, и теперь этот мир был уничтожен не без моего участия. Можно ли было здесь воспрять духом и порадоваться нашей победе? Мы уничтожили пустоту и двоих тварей за день, вытащив мисс Перегрин из заварухи, но все это меркло по сравнению с тем, что петли больше не существовало. Мы разбрелись, пытаясь найти среди разрухи нужные вещи или хотя бы просто полезные. Маленькие дети не понимали, почему мы вернулись с победой, но поникшие. Для них все было проще, чем для нас. Хью пожал мне руку. Я хотел сказать ему, что ничего не сделал для того, чтобы наша маленькая операция увенчалась успехом.

Но Енох не хотел, чтобы о его поступках знали. В чем была причина его молчания, я не понимал. Остальные дети не очень-то любили его, и эта правда могла изменить их отношение к нему. Так почему же он так упорно молчал и позволял мне выставлять себя героем? Я тоже был хорош. Я молчал, слушая восторги Эммы, которая, конечно, не уделила Еноху никакого внимания. Были ли у нас с ним одинаковые причины для молчания? Вряд ли, я не хотел спорить, зная, что слава деда не на моей стороне правды, а Енох не считал убийство достойным делом.

Иначе бы он не сказал мне то, что я слышал на маяке. Я бродил, как потерянный, ибо мне нечего было взять из этих остатков дома моих грез. Я не хотел никому мешать из детей, прощающихся с домом по-своему. У нас не было выбора, ведь оставаться здесь было опаснее, чем уходить. Здесь мы предсказуемы, здесь мы скованы островом. Как бы того не хотелось, мы должны были уходить тем единственным существующим путем по морю к большой земле, и делать это во время самой кровопролитной войны прошлого для меня века. Это было безумием, серьезным, обдуманным и взвешенным. Енох выступал за оборону здесь, в этой местности, где сама земля была за них, Гораций и Хью склонялись к его стороне. Эмма, как всегда, жаждала действий. Каждый высказывал то, что думал. Мне снова пришлось выбрать решение за всех.

После убийства твари я перестал паниковать. Я почувствовал в себе силу защищаться, но заплатил за это высокую цену пробитой морали и нарушенной заповеди, которой следовал всю жизнь. Я пристрелил человека, пусть и во благо, пусть тварь, но этим я перечеркнул всю свою предыдущую жизнь. Я не имел права возвращаться к ней, пройдя через убийство. Я повзрослел, но неестественным путем. Мне ничего больше не хотелось, только остановить все это сумасшествие мира, о котором я так мечтал. Но я был слаб, объективно слаб, и с этим нужно было бороться. Жаль, что пустоты не валяются на каждом шагу, иронично подумал я. Я установил бы причину и природу своей связи с ними, приручил бы армию, если бы у меня было время и субстрат для обучения. Я ждал, пока дети отойдут от борьбы, но одиночество было невыносимо. Я поднялся наверх, замирая в коридоре. Я хотел, до боли хотел войти в комнату Еноха, но не имел на это никакого права. Мало того, что я подставил его. Я свел на нет его попытки уберечь меня. Для меня было дикостью знать, что кто-то заботиться обо мне вопреки родству или обязанностям. Енох оберегал меня, а я не был в состоянии ему отплатить. Мне хотелось поговорить с кем-то более умным, чем я, и прекратить весь театр абсурда. Я схватился за ручку двери комнаты Хью и Горация, когда услышал свое имя.

Призыв Еноха для меня облегчением не стал. Он все еще был в порванной и залитой кровью и, о боже, мозгами Голана, и я тут же отругал себя за эгоизм – вряд ли с простреленной рукой удобно переодеваться. Я обычно не задумывался, когда предлагал помощь, но с Енохом все было совсем не так просто. Я уже собрался, было, заикнуться о том, что неплохо было бы ему переодеться. Странно, что никто больше не подумал об этом. Я слонялся, должно быть, минут двадцать, и никто не подумал о ране Еноха. Это было более чем несправедливо.

Но вместо того, чтобы выслушать меня, Енох кивнул на свой опустевший стол. Я опустил взгляд, но не понял, чего он от меня хочет.

- Нужно быть придурком-оптимистом, чтобы думать, что лезть к тварям – это не самоубийство, - произнес Енох, застегивая сумку. – Меня могут убить. Меня могут забрать. Это гарантия того, что от пустотного голода ты не умрешь.

Я уставился на медальон на длинной цепочке, лежащей на столе. Нет, я не хотел знать, что внутри.

- Нет, - решительно произнес я. – Даже и не подумаю.

- Глупо, - пожал плечами Енох. – Обратно я приделать все равно не могу, так что будем считать, что потратил зря.

- Да я не, - я схватил медальон и хотел отдать ему, как уловил странное подозрительно знакомое ощущение в груди. Как будто… Как будто я рядом с Енохом, хотя и стою в паре метров от него. Я смущенно замолчал. На Еноха мое странное поведение не произвело абсолютно никакого впечатления. Я посмотрел на простое украшение в своей руке. Мне было даже слишком спокойно с этой вещью. Я бы надел его. Бы. Если бы не мысль, которая поразила меня не хуже пули. Енох знал о моих приступах и знал о том, что может помочь мне. Из этого никак не вытекало логичное создание медальона. Он уже делал подобное.

Для моего деда.

- У него был такой же? – спросил я мрачно, хотя боже мой, у меня не было права вообще на это злиться, это было семьдесят лет назад, меня даже в проекте не было! Нет, не так, меня и не было бы, если бы у моего деда не было этой помощи от Еноха. И все же я злился.

- Да, - как есть ответил Енох. – Надеюсь, благодаря ему Эйбу удалось так долго бороться.

- Я не хочу стать причиной твоей гибели, - процедил я, надеясь, что он поймет. Не может не понять. Все это время я вел себя, как придурок, но как честный придурок. Я не обманывал. Я говорил искренне. Мне не нужна была просто жертва, точнее, я вообще не хотел этой жертвы.

- Я думаю, это будет какая-нибудь до зубов вооруженная тварь, не обольщайся, - Енох попробовал поднять поврежденную руку, чтобы стянуть майку. Рубашка была в этом плане гораздо удобнее, и он быстро справился с ней. Я увидел на кровати стопку теплых вещей. Енох был слишком проницателен, даже очень, и так глуп, отдавая мне часть себя. Я не смогу никогда воспользоваться его помощью так, как следует.

Я вообще не хочу быть тем, кому он обязан помогать, не имея выбора.

Я сделал шаг к нему и помог ему снять майку. Я аккуратно поднял ее, снимая со здоровой руки, а затем с головы. Ему не нравилось быть беспомощным. Мне, в свою очередь, понравилось эту помощь предлагать. И как я не старался, я никак не мог забыть то, что забрал у Еноха мой дед. Конечно, Енох сделал все добровольно, но неужели дед не понимал, чего это стоит? Это больше, чем получить смазливую девчонку, больше, чем поддержку. Я не хотел спрашивать о том, почему Енох сделал это для моего деда. Я боялся узнать причину. Она разрушила бы все, чему я поддавался в этом времени. Только лишь потому, что я не осознавал смысла происходящего и делал все по наитию, я дошел так далеко в общении с Енохом. Произнести название этому – означало все разрушить. Поэтому я промолчал.

Мой дед ушел из этого дня. А я начинаю с него свой путь.

Ему было также трудно одеться. Его это бесило так же, как и меня его преданность моему деду. Если угодно, я ревновал. Прошлое шло вразрез с тем, что я считал уникальным. Неповторимым. Необъяснимым. А Енох просто не хотел просить помощи. Я решил, что его мнение меня не волнует в данный момент. Я молча помог ему одеть чистую и сухую одежду, конечно, темную. Я принялся за пуговицы на его рубашке. Я стоял рядом с Енохом, и гнев мешал мне получать от этого мое извращенное удовольствие. Я замер на третьей, понимая, что лопну, если не спрошу. Он смотрел на мои руки, а я смотрел на него.